А. Блок. Его предшественники и современники

к Блоку от 10 – 11 августа 1907 г. Белый утверждал: «В “Драмах” Ваших вижу

постоянное богохульство»93. Не может быть сомнений в том, что обороняемая

Белым от «богохульных» посягательств Блока доктрина «школы» —

соловьевство.

С особенной ясностью все это выразилось в статье Белого по поводу

отдельного издания блоковских лирических драм, характерным образом

названной «Обломки миров». Уже в названии сформулировано, в сущности,

основное обвинение Белого: Блоку вменяется в вину отказ от цельной,

«синтетической» картины мира, предлагаемой соловьевством. Согласно Белому,

есть символизм подлинный, означающий религиозное творчество жизни на

основе «синтеза»: «Символ — соединение; символизм — соединение образов

созидающей воли»94; но рядом с этим есть богохульное нарушение канона

школы, символизм мнимый. Подобная ложная, антихудожественная тенденция

и представлена, по Белому, драмами и вообще творчеством Блока. Для этой

тенденции характерно непризнание мистической цельности мира, это и есть

богохульство, безрелигиозность; в итоге получается, по Белому, поэтизация

пустоты, обломков распавшегося синтеза: «Соединение обломков когда-то

цельной действительности… Блок — талантливый изобразитель пустоты…

Красота его песни — красота погибающей души: красота оторопи, а не красота

созидания ценности»95. Выходит, что именно Белый-то и был одним из главных

«абстрактов», создателей «квазиясных схем», направленных против Блока.

2

В творчестве Блока переходного периода очень отчетливо проступает

91 Весы, 1907, № 6, с. 67.

92 Перевал, 1907, № 4, с. 59.

93 Литературное наследство, тт. 27 – 28, 1937, с. 391.

94 Белый Андрей. Обломки миров. — Весы, 1908, № 5, с. 65.

95 Там же.

наличие трех проблем, внутренне взаимосвязанных между собой. С одной

стороны, и самому поэту и его критикам с той или иной степенью ясности

видно, что все кажущиеся неожиданными изменения, происходящие в Блоке,

связаны с революционной эпохой; далее, очевидным образом какие-то

существенные мировоззренческие перемены обусловливают резкую смену

способа изобразительности, — критики могут принимать или отвергать эту

новую, не установившуюся еще до конца, изобразительную манеру, но они

понимают, что она вытекает из более широких и общих изменений. Наконец,

собирается, концентрируется, резче всего выражается общий перелом в поисках

отличного от прежнего, иного лирического характера. Конечно, не случаен тот

факт, что самые яростные возражения Андрея Белого возникают в связи с

лирическими драмами и выступающими в них раздробленными, нецельными,

противоречивыми героями: спор идет не о стилистике драмы, но о типе

человека, выступающего в поэзии Блока вообще, и лишь потому, что острее

всего он выразился в лирических драмах, — именно на них и направляется

основной удар. Мировоззренческий характер спора о типе человека и способах

его изображения столь же резко проявляется в полемических выступлениях

ближайшего соратника Белого — С. М. Соловьева, сосредоточивающего свое

внимание на лирике Блока. Для С. Соловьева Блок новых его лирических

сборников — откровенный чужак, изменник, за новой изобразительностью

Блока ему видится враждебный тип характера, далекого от соловьевских схем:

«Спала тусклая позолота древнего нимба, расклубился таинственный фимиам

перед престолом “Жены, облеченной в Солнце”; тряские болота поглотили

“придел Иоанна”, куда случайно забрел непосвященный»96. За отвергаемым

типом человека, за неприемлемой «болотной» изобразительностью

усматриваются крайне чуждые мировоззренческие подходы; Блока обвиняют в

отступлениях от объективности и реализма, под которыми понимается

подчинение жизни и изображаемых людей конструктивным схемам

соловьевства, — это выглядит смехотворно, но именно таковы обвинения

С. Соловьева: «Один из роковых недостатков Блока — отвращение от

объективности и реализма, субъективизм, возведенный в поэтическое кредо»97.

Естественно, что и тут взаимообусловлены в рассуждениях критика-соловьевца

способ осмысления действительности и вопрос о типе человека;

подразумевается, что как объективно-изобразительный материал в стихе должен

быть подчинен мистико-конструктивным схемам, точно так же и человеческий

образ там должен быть внутренне связанным и схематичным; более свободный

подход художника к изображаемой им личности, стремление увидеть в

современном человеке свойственную ему противоречивость, двойственность

(доходящее иногда до изображения Блоком процессов распада личности)

толкуется догматиком-соловьевцем как «субъективизм».

96 Соловьев С. Рецензия на сборник «Нечаянная Радость». — Золотое руно,

1907, № 1, с. 88.

97 Соловьев С. Рецензия на книгу «Земля в снегу». — Весы, 1908, № 10,

с. 87.

Напротив, сложная задача, стоящая перед Блоком, состоит как раз в том,

чтобы в самих процессах расщепления личности увидеть объективную основу;

Блок выражается по этим поводам часто противоречиво, путано, над ним

тяготеет груз идеалистических предрассудков (подобная «затемненность»

присуща и художественным образам Блока) — однако основная линия его

исканий состоит именно в том, чтобы, не минуя противоречивости

действительности и лирического характера, обрести понимание объективной

основы этих явлений: «… мне кажется, что это не одна лирика, но есть уже и в

нем остов пьесы…» (VIII, 169) — так пишет Блок В. Э. Мейерхольду

22 декабря 1906 г., перед премьерой «Балаганчика». «Лирика» тут означает

субъективную противоречивость характера; «остов пьесы», т. е. наличие более

объективной жанровой природы в произведении, по Блоку, есть вместе с тем и

объективность изображения. Жанр для Блока всегда был содержательной

категорией. В бешеных нападках соловьевцев-догматиков на Блока есть своя

логика; за «изменой» схемам соловьевства в трактовке человека и его

окружения трезво поняты попытки их социально нового осмысления, и дается

бой «субъективисту» и по этой, важнейшей, линии: «Его книгу портят

политические стихотворения, вымученные, неестественные, без оригинальной

блоковской прелести»98 — так оценивает стихи о событиях 1905 г.,

рассыпанные по разным отделам первого издания «Нечаянной Радости»,

С. М. Соловьев.

Подобная взаимосвязанность разных сторон в развитии Блока улавливается

и осмысляется как его художественными противниками, так и современниками,

стремящимися более беспристрастно, без мистико-догматической предвзятости

понять и осмыслить логику движения поэта. Полемическое неистовство Андрея

Белого и С. М. Соловьева изливается на Блока часто со страниц журнала

«Весы», однако руководящему журналом В. Я. Брюсову самому чужды

соловьевские схемы, и он следит за эволюцией своего поэтического собрата в

общем доброжелательно; специфически социальные аспекты блоковского

движения, по свойствам идейно-художественной позиции Брюсова, занимают

его относительно мало, но, пытаясь рационально и трезво постигнуть лицо

Блока-поэта, Брюсов многое схватывает верно, так как он не ослеплен

догматической злобой. В «невнятицах», в хлынувшей на страницы новых

сборников Блока стихийной «болотности» Брюсов улавливает одно из коренных

противоречий художественной манеры Блока. Несколько наивно-

формалистически толкуя неясности в изобразительных приемах молодого Блока

как стремление просто «недоговаривать» ситуацию, как художественный прием,

Брюсов в то же время верно видит связь между открытой эмоциональностью,

стремлением к «краскам», а не «словам» у нового Блока и новизной