Мария Каллас

В интервью с Харрисом Мария Каллас с большой благодарностью вспоминала об английской публике. С 1952 года, когда Каллас пела в "Ковент Гарден" "Норму", между ней и театральной публикой установилась "любовная связь". Расставшись с "Ла Скала", певица десять дней спустя приезжает в Лондон чтобы принять участие в гала-концерте в честь 100-летнего юбилея "Ковент Гарден". И после знаменитой арии "Qui ia voce" из "Пуритан" Беллини публика восемь раз вызывала ее на сцену. Отношение дирекции к певице не было лишь официально вежливым, направленным на то, чтобы удовлетворить амбиции тщеславных примадонн, а очень внимательным и сердечным. В гала-концерте были заняты также Марго Фонтейн, Джоан Сазерленд, Бланш Тебом и Джон Викерс, поэтому не всем звездам хватило первоклассных грим-уборных. Лорд Хэрвуд, один из директоров театра, с легкостью устранил эту проблему, предоставив певице свое личное бюро. После концерта ее представили английской королеве. А через неделю, 17 июня 1958 года, она встречалась с английской телевизионной публикой; она исполнила "Vissi d'arte" и "Una voce poco fa".

Начиная с 20 сентября, Каллас пять раз выступила в "Травиате" под управлением дирижера Николы Решиньо, специалиста в области итальянской музыки, которого она с конца пятидесятых годов предпочитала всем остальным дирижерам; это незамедлительно вызвало "очередную бурю разногласий" ("Опера Ньюс"). Критическим нападкам, число которых с 1956 года значительно возросло, подверглись нестабильность голоса и его слабость. "Некоторым из нас, — писал Филип Хоуп-Уоллес, — исполнение понравилось лишь наполовину. Лично мне было ужасно тоскливо". Большинство же зрителей пребывало в состоянии экзальтированного восторга и не скрывало своей готовности защитить певицу. "И вот тут-то Мария Каллас показала свое истинное исполнительское мастерство, - писал в "06сервер" Питер Хейворт. - Должно быть, в пятницу она не стремилась добиться просто красивого звучания, ибо это было представление выдающееся по проникновенности и музыкальности, богатое сценическими деталями, помогавшими ярче раскрыть образ, казалось, ты видишь эту оперу впервые. Выговор, который Виолетта делает Жермону — "Donna son'io, e in mia casa", - певица исполнила с самоутверждающей уверенностью в голосе и жестах, что свидетельствовало о ее высоком художественном мастерстве. И тем не менее самым восхитительным моментом, кульминацией оперы, была долгая нота си бемоль перед арией Виолетты, которая начинается с фразы: "Dite al a giovine".... Словно чудом Каллас заставляет эту ноту зависнуть в воздухе в свободном парении; без какой-либо манерности, почти без опоры на дыхание, она наполняет звучание всеми противоречивыми чувствами, томящими героиню... Этой певице нет вных в итальянской опере, ибо одной ей подвластна поэтическая магия. И если даже мне станут возражать, что-де магические мгновения случайны и мимолетны, для меня они остаются волшебным флером того совершенства, за которое ратует опера и которого ей так редко удается достигнуть..."

В большой рецензии, опубликованной в газете "Опера", с подробным разбором многих деталей Харольд Розенталь тоже отметил, что во втором акте "пение и игра были восхитительны". Как и Хейворт, он выделил эпизод с парящим си бемоль перед "Dite alia giovine", подчеркнул достоинство во фразе "Donna son' io", буквально пугающую интенсивность возгласа "Ah! Gran Dio! Morir si giovine" и почти ужасающую сцену смерти, с исполненным неземным голосом заключительным пассажем "Estrano!"

Из критических статей явствовало также, что на этих представлениях сила воли и артистизм певицы праздновали победу над все слабеющим голосом и что врач, который был неотлучно при ней на каждом спектакле, постоянно делал ей инъекции; все это свидетельствовало о неблагополучном состоянии ее нервов и организма в целом. 23 сентября, в день второго представления "Травиаты", она выступила по телевидению и спела "Un bel di" из "Мадам Баттерфляй" и "Casta diva" из "Нормы". На вопрос о ее концепции образа Виолетты, она ответила, что для нее было важным освободить Виолетту от ауры оперной певицы и показать умирающую от туберкулеза женщину. Она сказала также, что незначительный надлом голоса в конце "Addio del passato' входил в ее намерения. Бесспорно, это высказывание не было дешевым оправданием срыва голоса или обычным извинением за "ошибку", это было скорее объяснение, которое ог дать только исполнитель, который во время пения страдает и сам испытывает страх и даже ужас перед собственным адением, быть может, самым страшным мгновением в своей жизни.

Во время представлений "Травиаты" Каллас заключила свой первый договор на проведение концерта из произведений Верди под управлением дирижера Николы Решиньо, — составленного из арий и сцен из "Макбета", "Эрнани" и "Дон Карлоса", и еще один договор на исполнение сцен из "Анны Болейн" "Гамлета" и "Пирата".

Разрыв отношений с «Метрополитен Опера»

Не позволяйте обмануть себя - за этой холодной, строгой, трезвой внешностью бьется каменное сердце.

Сирил Ричард о Рудольфе Бинге

После лондонских гастролей Каллас могла позволить себе трехмесячный отдых. Как всегда, она провела его в Сирмионе на озере Гарда. Осенний сезон 1958 года ей предстояло начать в октябре концерным турне по северо-американскому континенту. В программе Далласской "Сивик Опера" значились 'Травиата" и "Медея"; Рудольф Бинг планировал не менее двадцати шести представлений с "Макбетом", "Тоской" и либо с "Лючи-ей ди Ламмермур" либо с "Травиатой". Ей предстояло спеть обе оперы Верди за короткий срок и без особых передышек. Шестью-семью годами раньше она могла выдержать такое напряжение, однако возможности голоса не безграничны; со временем он стал менее гибким и динамически перегруженным; ее "Травиата" оказалась уже не звучным обжигающим потоком подвижного драматического сопрано, а нежным, мягким, пастельным творением, шедевром вокальной бережливости и драматического наполнения.

7 октября Каллас едет в Нью-Йорк, через четыре дня должно было продолжиться концертное турне по Америке с начальным пунктом в Бирмингеме, штат Алабама. Ей сообщили, что ее первое после перерыва выступление в "Метрополитен" назначено на 16 января 1959 года, ей предстоит петь Тоску. Заранее запланированная премьера "Макбета" должна была состояться 5 февраля. 13 и 17 февраля следовали представления "Травиаты", а 21 февраля - снова "Макбет".

С подбором опер она сразу же согласилась, ее не устраивала лишь их очередность. Она боялась, что не сумеет так быстро перестроиться и переключиться с драматической партии на более колоратурную (по крайней мере, в первом акте). Она полагала что в какой-то мере имеет право на уважение к себе. Однако "Метрополитен" уже давно была другая практика по сравнению с "Ла Скала", где одна и та же опера ставилась пять или шесть паз подряд, так что исполнители могли спокойно настроиться на новую роль. В Нью-Йорке же заявляли не оперу, а звезду, которая должна была компенсировать издержки рутинного театрального порядка и репертуара. Рудольф Бинг уже не мог изменить давно утвержденный план; он предложил певице только одно: вместо Виолетты спеть Лючию, что вообще было абсурдом, поскольку героиня Доницетти была еще дальше от леди Макбет, чем Виолетта. К тому же Мария Каллас еще в прошлом сезоне заявила, что не желает больше выступать в такой убогой постановке оперы Доницетти. Она уехала, так и не придя к согласию с директором "Метрополитен". Театр пребывал в состоянии тревожного ожидания.