Самсон. О жизни, о себе, о воле

– Сейчас попробую пойти договориться, – согласился помочь нарядчик.

Не знаю, что там объяснял ментам Каленый, но перед тем, как пройти в промзону, мне пришлось потоптаться битый час, прежде чем по селектору я не услышал свою фамилию: «Осужденный Кузнецов, срочно явиться в ДПНК!»

– Не забудь, Самсон, что в пять часов – съём с работы, – напомнил мне прапорщик, пропуская меня через проходную.

– Не забуду.

Пройти незамеченным такому человеку, как я, не представлялось возможным. По дороге в мебельный цех ко мне подходили сидельцы – кто из братвы, кто из мужиков; здоровались, спрашивали, ничего ли не случилось. Все-таки появление смотрящего на промзоне – это уже само по себе событие, а уж в неурочный час – тем более. Наконец я оказался около мебельного цеха. За закрытыми железными воротами слышался шум станков. Возле ворот топтался один из «шестерок» Графа по кличке Мутный. Увидев меня, он хотел было «метнуться» и доложить своему хозяину о моем приходе, но я остановил его:

– Стой, где стоишь. Докладывать будешь о появлении ментов, а я сам как-нибудь дорогу найду.

В это время с торцевой стороны к цеху подъехала вольная машина. «Вот и посмотрим, правду ли говорил Кот, ничего ли не напутал», – подумал я, проходя в цех.

Я не спешил встретиться с Графом, а решил проследить за движением. Спрятавшись за штабелем досок, стал наблюдать. Поначалу ничего не происходило. Мужики грузили мебель, шофер с молоденьким солдатом топтались возле машины. Вспомнив рассказ Кота, я быстренько нашел глазами ту бытовку, о которой он рассказывал. Как раз в это время на ее пороге появился Граф, а еще через пять минут один из его приближенных втащил туда огромный баул. «Слушай, Самсон, может, ты просто гонишь и у тебя паранойя? Может, тут совсем не то, о чем ты думаешь, и никакого побега здесь не готовится? А в мешках всего лишь грев для зоны?» – размышлял я, следя за движухой в цеху.

Когда машина уехала, я решил выйти из своего укрытия и с твердым намерением разобраться, что к чему, направился к бытовке. Остановившись возле дверей, я уже занес руку для стука, как тут неожиданно прозвучал характерный щелчок, и на пороге вырос Граф. По его лицу я понял, что он не ожидал сейчас увидеть меня здесь.

– Самсон? – его барскую надменность как рукой сняло. Сейчас он был больше похож на нашкодившего кота.

– Что, так и будем стоять на пороге, или, может, пригласишь внутрь? Посидим, чифирку попьем.

Граф замешкался, и я, не дожидаясь ответа, шагнул в бытовку, толкнув его плечом. Картина, представшая передо мной, явно указывала на правдивость слов Кота. На столе лежала карта местности, а над ней склонились трое сидельцев из окружения Графа.

– По грибы собрались? – громко спросил я у претендентов на побег.

На мой вопрос они втроем уставились на меня с удивленными лицами. И тут сзади меня раздался громкий стук. Обернувшись, я увидел, что Граф с силой закрыл дверь, причем задвинув ее на засов. Я сразу понял, в чем дело. Понимая, что проиграл по всем фронтам, Граф решил переиграть все в обратную сторону и попытаться сделать так, чтобы сделать меня крайним во всей этой истории. Их было четверо, и все они заодно. Граф прекрасно понимал, что, как только я выйду отсюда, его блатная жизнь не будет стоить ничего. А этого он, конечно же, допустить не мог. «А на что ты, собственно, надеялся, заходя в их логово?» – подумал я, ища глазами предмет потяжелее. Надо было все-таки взять с собой Полтора Ивана. Граф сделал шаг, и его глаза налились кровью. В них отражалась вся ненависть ко мне.

– Не усугубляй своего положения, Граф. Неужели ты думаешь, что я пришел сюда один? Скажи лучше, в какой момент ты из уважаемого авторитета превратился в гада, готового идти по головам, лишь бы достичь так желаемого тобой места смотрящего? Когда ты успел скурвиться?

Я чеканил каждое слово, вбивая их, словно гвозди. И говорил я это не для него, а для тех троих, стоящих за моей спиной. Мне надо было, чтобы в их головах случился переворот и они поняли, на что подписались и на что их сейчас толкает Граф. Сейчас на весах лежало очень многое, и прежде всего – моя жизнь. И я не хотел бесславно погибать вот так, здесь, в этой бытовке. При таком исходе они запросто могли навешать на меня всех дохлых собак.

– А ты думал, что я вот так буду сидеть и ждать, пока ты, старый хрен, не загнешься? Нет, Самсон. Сейчас мы все решим, здесь и сейчас. Не надо было тебе приходить сюда, но раз пришел, то и сам виноват…

Граф продолжал двигаться на меня, но я не сходил с места.

– Тормози, Граф! – услышал я громкий голос за спиной, и в то же время чьи-то сильные руки отодвинули меня в сторону.

Мои слова подействовали на приближенных Графа, и они встали на мою сторону. Скорее всего, он использовал их втемную и они ничего не знали о нашем с ним противостоянии и о желании Графа занять место смотрящего. Так или иначе, но в который раз судьба оказалась ко мне благосклонной – не без моей помощи, конечно…

Вот так бывает в жизни. Люди в борьбе за власть готовы идти по головам своих близких, не замечая ничего вокруг.

В этот же день Граф закрылся в БУР, а еще через неделю администрация зоны отправила его в другую колонию от греха подальше. Вслед за ним я отправил сопроводительную маляву ворам. Что случилось с ним потом, я не знаю; да, в принципе, мне было уже все равно. Таких гадов на своем веку я встречал много, и все они заканчивали одинаково. Вот и Граф в один момент потерял все то, что так долго зарабатывал годами. Прежде всего, свой авторитет и доверие. А в погоне за властью напорол косяков и превратился из авторитета в подлеца, готового на все.

Так закончилась эпопея с Графом. А моя жизнь на какой-то момент снова стала спокойной, и я снова мог продолжить свое письмо к сыну…

«На дворе был тысяча девятьсот девяносто первый год. Начало Великого Беспредела. И именно в этот год мне предстояло выйти на свободу после своей очередной отсидки. Мне не хотелось церемоний. Все просьбы, наказы, поздравления, ритуалы – все это было вчера. Сегодня же я просто прошелся по бараку. Один. Чтобы никто не мозолил глаза. Посмотрел на свое место, где провел последние годы пребывания в лагере. Койка в отдалении от других, с ковриком и домашними тапочками. Большего я себе не позволял, да и администрация была слишком строгой. За судьбу лагеря я особо не переживал: оставлял после себя достойного арестанта, который сможет после меня сохранить тот порядок, который мне удавалось поддерживать во время своей отсидки. Найти подходящую кандидатуру – проблема, особенно в нынешние времена всеобщего падения нравов. Как сказано в кодексе честных арестантов – «Законе преступного мира, правилах общага и воровской идеи», – смотрящий должен быть кристально чистым, преданным душой и сердцем идее справедливости…»

* * *

На роль смотрящего я оставлял после себя молодого, но уже зарекомендовавшего себя с положительной стороны авторитета по кличке Жиган. Я уже давно присматривался к этому не по годам правильному по жизни арестанту. И вот когда пришла пора выбирать нового смотрящего, я выдвинул его как своего преемника. Братва спорить не стала и поддержала мое предложение. Я знал, что беспредела он не допустит. Новоявленным гангстерам спуску не даст, но и с администрацией будет держаться жестко, на капризы ментовские не поддастся. Тому гарантия – то, что треть своего времени за решеткой Жиган провел в помещениях камерного типа. Крепкий орешек.

Времена на зоне нынче наступили непростые, поэтому я знал, что новому смотрящему придется тяжело. Верно сказано в последней воровской маляве, в обращении к честным арестантам: «Прощелыги сбиваются в банды и наворачивают в одни ворота, прикрываясь при этом масками под бродяг, добывая благо для себя лично. Отсюда страдает общее и воровской люд. Интриги и склоки вошли в жизнь лагерей и тюрем. Все это является чуждым людскому и пущено на самотек. Свое ставят выше общих интересов, а это уже гадское. Многие, придя с воли, несут с собой новорусские взгляды. Это пресечь. Здесь им нет места. Запомните, что у порядочного арестанта закон один, а люди в лагерях и острогах должны следовать только одной идее – воровской. Так было, есть и будет. В наше время есть возможность жить достойно по нашим законам, и есть чем ответить мусорам на беспредел и чем удивить. Думайте, братва, а еще лучше – делайте!»