Самсон. О жизни, о себе, о воле

– Он жил не как вор, а как князь.

Повернулся и ушел.

И тут же, как по волшебству, куда-то делись машины. Исчезли строго одетые мальчики. Растворился оркестр. И некому было тащить гроб…

Именно тот случай вспомнился мне тогда.

– Слишком богато. Не по совести, – сказал я тогда Пирату.

– Да ты что, Самсон?! – возмутился Пират. – Сейчас все так живут. У меня такого дома нет, а тебе положен. Иначе не поймут.

– Кто не поймет?

– Да никто не поймет. Если ты вор, то и хата у тебя должна быть соответствующая. А нет у тебя такой хаты, то и цена тебе невысока, – осмелился высказаться Пират.

Я недовольно посмотрел на него.

– Это не я так думаю, Самсон, – поспешил поправиться Пират. – Это все сейчас так думают. Знаешь, какая поговорка сейчас в ходу? Если ты такой умный, то почему такой бедный?

– Да? – искренне поразился я.

– А чего? Сейчас только баксы в цене. Остальное – разговоры в пользу бедных… Дела, Самсон, крутые впереди. Жизнь сейчас сильно изменилась.

– Какие дела?

– Сучье племя на место ставить.

– Ну, тогда рассказывай, что к чему, – усаживаясь в мягкое кожаное кресло, предложил я.

Меня с Пиратом связывали давние и крепкие нити. Ведь около двадцати лет назад именно я открыл это «молодое дарование» – Никиту Степанова.

Кроме как воровать и руководить братвой, уметь играть в карты и знать воровские законы, настоящий вор еще обязан неустанно заботиться о подрастающем поколении. Эта задача всегда считалась одной из важнейших. Те, кто способствовал притоку молодежи, распространению традиций и идеологии воровского мира, всегда пользовались большим уважением. Среди воров всегда было множество превосходных педагогов. Для измотанных вечно пьяными родителями, семейными скандалами и драками, недоедающих бесприютных подростков из трудных семей они порою становились чуть ли не родными отцами.

Многие искренне считали, что делают для своих подопечных благое дело и наставляют их на путь истинный. Но впоследствии эти пацаны попадали в адский водоворот, где были обречены до смерти вращаться в заколдованном круге этапов, КПЗ, СИЗО, воровских малин и все новых и новых преступных дел. К примеру, живет рядом с вором отчаянный мальчишка, не вылезающий из детских комнат милиции. Вор сразу обращает на него внимание. Начинает прикидывать, не выйдет ли из него толк. Постепенно подведет к делу, проверит несколько раз. А там, смотришь, и придет на зону новый волчонок с хорошей рекомендацией – мол, наш человек, разделяет и поддерживает воровские традиции.

Это сейчас я понимаю, что подобное опекунство на самом деле не приносило ничего хорошего этим пацанам. Но в свое время поступал так же, считая, что своими наставлениями помогаю занять мальчишкам достойное положение в жизни. Когда-то мне на глаза попался Пират. Я как раз в то время находился на воле между двумя отсидками. Ему тогда было пятнадцать лет, и приводов в милицию он имел столько, что уже сбился со счета. У дворовой шантрапы он пользовался славой психа, так как в любой драке поражал всех своим бешеным безумием. Свое погоняло он получил за то, что всегда носил с собою нож с кривым лезвием, чем-то напоминавший пиратский кинжал. Все воровские премудрости, которым я его обучал, он впитывал как губка. Вскоре Пират бойко рассуждал о том, что всех сук и стукачей надо мочить, и готов был подписаться под этим на что угодно.

В те годы мы занимались тем, чем и должны были заниматься все воры, а именно – воровали. К своей, так сказать, работе я всегда относился добросовестно. Со своими помощниками гастролировал по всему бывшему Союзу. Некоторые квартиры мы пасли по два-три месяца, вели наружное наблюдение за хозяевами, тщательно разрабатывали планы ограбления. Народные артисты, заведующие торгами, ректоры институтов и цеховики – кто только не становился нашими жертвами. Пират тоже стал колесить с нами. Стоял на стреме, пас хозяев, добывал информацию. Рос, мужал как начинающий вор. Для продолжения образования ему пора было уже и на зону. Впрочем, я иногда задумывался над тем, а не ошибся ли в своем выборе, угробив на этого мальчишку столько сил и времени? Пират был слишком агрессивным и нервным да к тому же очень нетерпеливым. С таким темпераментом хорошо ходить на гоп-стоп, а не квартиры взламывать – ведь настоящий вор должен обладать большим терпением и стремиться взять свое не столько нахрапом и силой, сколько умом и знанием воровских премудростей.

Мои опасения оправдались, когда Пират получил свой первый срок. Сел он не по благородной статье – не за кражу, как я рассчитывал. И даже не за грабеж, что на худой конец сошло бы. Нет. Он сел за вульгарную «хулиганку» – по двести шестой статье старого кодекса. По пьяной лавочке с кем-то сцепился, кого-то поколотил, разбил витрину магазина – в общем, позор на мои «учительские» седины. Так что пришел Пират в малолетнюю колонию бакланом, то есть осужденным за хулиганство.

После этого наши с ним пути разошлись, хотя и ненадолго сходились в самых неожиданных местах. Выйдя на свободу, погулять долго он не успел и попал на свой второй срок уже за грабеж. В пересыльной тюрьме мы с ним и встретились. К тому времени Пират уже стал козырным фраером, то есть не последним человеком в криминальной среде. Следующий раз мы встретились с ним в колонии строгого режима, куда его перевели из другой зоны. Через два месяца Пират вышел на свободу с моей малявой к братве. В ней предписывалось оказать честному арестанту всякое содействие. Таким образом, Пират был определен в одну из самых могущественных группировок того времени в моем городе Ростове. «Заводские» всегда держали верх в городе. Очень скоро Пират встал у руля этой группировки, так как бывшего предводителя посадили. К тому времени в этом человеке не осталось и следа от того прежнего мальчишки, которого когда-то знала вся округа. Пират стал настоящим вожаком. Было как раз время сухого закона, когда водка и вино перекочевали с магазинных прилавков в руки спекулянтов. Недолго думая, к ним двинула братва с требованием делиться нетрудовыми доходами. Затем Пират организовал подпольный водочный цех, который успешно проработал пару лет, после чего был накрыт во время очередного милицейского рейда. Впрочем, Пирата это не слишком расстроило. Он быстро переключился на владельцев кооперативов, влез на рынок радиодеталей… С моими рекомендациями ему везде открывались двери.

Спокойствия в городе не было. Звучали выстрелы и гремели взрывы. За год до моего выхода из зоны Пират подорвался на своем «Ниссане». Кто начинил его машину двумястами граммами тринитротолуола, так и осталось тайной. Поговаривали, будто бы это сделал кто-то из охраны одного из новых русских, которого Пират якобы захотел кинуть. Внутри группировки появились разногласия. Пошла борьба за власть, и группировка начала трещать по швам. Пират был не дурак и понимал, что шансы на победу у него не особенно велики, тем более после того, как откинулся один из авторитетов, сразу пожелавший занять место Пирата в группировке. Парень понимал, что в случае проигрыша, учитывая «любовь» конкурентов, перспективы у него вырисовывались неважные: венки, похороны, постоянные свежие цветы на могиле и заверения покарать убийц в устах тех, кто этих же убийц и подослал.

Помимо противоречий внутри группировки, у Пирата были серьезные разногласия и с конкурирующими «фирмами» в городе. К тому времени они росли как грибы после дождя. Каждый норовил ухватить свой лакомый кусок или же забрать его у других, таких же, как он сам. Так, в городе задушили удавкой и сбросили в пруд с бетонным кубиком на ногах воровского положенца Савелия. Постарались отмороженные из новых гангстеров, которые сперва убивали, а потом думали. И то, что за Савелия перестреляли с полдюжины человек, положение не изменило. Ростов стал пользоваться славой беспредельного края. На смену воровским понятиям приходили законы джунглей. Кто только теперь не стриг купоны, не наводил свои порядки в городе! Спортсмены сколачивали свои банды, уличная шпана, еще вчера бившая друг другу физиономии, чтобы чужие не ходили по их улицам, подалась в рэкет… Не отставали от них и бывшие военные, сотрудники МВД, «афганцы». Эти с самого начала поставили себя круто, так что к ним лезть боялись все, даже самые отмороженные. Частные охранные структуры тоже все больше стали напоминать бандформирования. А что уж говорить о национальных общинах – дагестанских, азербайджанских, чеченских… Всем хотелось урвать свой кусочек пирога, и желательно побольше. На то он был и беспредел, чтобы не вспоминать о правилах и традициях. «Крыши», «кидки», финансовые аферы, дележ кредитов, уличный рэкет, а кроме того, привычные кражи и разбои, торговля наркотиками и оружием – чем только не занимался в то время преступный мир в Ростове. Жизнь кипела, как лава в просыпающемся вулкане.