У Южного полюса

и Ивенс скрылся во тьме. Однако мы были спокойны, так как

считали, что он держится за веревку, натянутую между

домиками и метеорологической станцией.

По заведенному в такие дни обычаю, мы сидели за

столом, играя в карты или в шахматы; лапландцы сидели рядом

друг с другом и разговаривали между собой на своем родном

языке; они всегда так сидели и разговаривали, когда стихии

бушевали. Мы привыкли, что ежедневно тот или иной член

нашей маленькой компании уходит из домика для записи

показаний термометра и временно отсутствует. Поэтому прошло часа

три, прежде чем мы хватились нашего «Джумбо»2. (Так обычно

называли Ивенса, потому что он,был самым толстым из нас всех.)

Мы вдруг сообразили, что уже пришло время для новой записи

температурных данных.

В доме мы оставили одного доктора. Мы предвидели, что

Ивенсу немедленно понадобится врачебная помощь, если только

нам удастся отыскать его в эту страшную бурю и живьем

доставить в лагерь. Из талого снега согрели воду, приготовили

медикаменты.

Один за другим мы переступали порог нашего жилища,

исчезая в бурной мгле. У края воронки мы соединялись и, крепко

взявшись за руки, попарно отправлялись на поиски пропавшего.

Поиски велись по плану, предложенному мною.

Двигаться было почти невозможно. В такую бурю, даже

приложив платок к носу и рту, с трудом удавалось дышать. Сплошь

и рядом нам приходилось ползти на четвереньках. При переправе

через покрытые льдом озерца, расположенные в верхней части

полуострова, мы, держась за руки, беспомощно скользили, не

в состоянии сквозь снег и тьму разглядеть друг друга. К тому же

стоял свирепый мороз. Мы искали, искали, но безрезультатно.

Воздух был наполнен поровну снегом и мелкой галькой.

Спотыкаясь и скользя, мы с трудом взобрались наверх, но ураган снес

нас с полуострова на лед залива. Руки были порезаны так, что

кровь капала через перчатки. Мы снова вскарабкались наверх

на четвереньках, продвигаясь, насколько это удавалось, ощупью

вперед. Кричать не имело смысла, так как даже людям из одной

пары не удавалось расслышать друг друга.

Меня сильно беспокоила участь Ивенса. Мы сами очень смутно

представляли себе, где находимся, и могли только догадываться

о местоположении домиков, скрытых под снегом.

С трудом ориентируясь в темноте, мы в паре с Гансоном

внезапно споткнулись о собачью конуру, врытую у входа в домики.

Это сразу же позволило нам определить, где мы находимся.

Подвигаясь ощупью вперед, я коснулся чего-то живого. Сперва

я подумал, что это одна из собак. Однако скоро почувствовал,

что держу в руке ногу человека. Это был лапландец Савио.

Я заявил ему, что в высшей степени не по-товарищески

прятаться в собачьей конуре в то время, как все остальные ищут

Ивенса, находящегося, вероятно, в смертельной опасности.

Савио возразил, что, по его мнению, не следует ожидать

от него, чтобы он подвергал себя такой опасности. Если ураган

унес с полярной земли Ивенса, то он, Савио, в два раза легче

и меньше, чем Джумбо, и подавно не сможет ему сопротивляться.

Это была простодушная философия сына природы.

Другие пары ищущих не раз попадали в домик, случайно

натыкаясь на воронку в снегу. Согревшись немного и

убедившись, что Ивенс все еще не найден, они снова уходили во тьму

и непогоду продолжать поиски. Сопоставляя различные

донесения, я понял, что обыскан уже весь полуостров, за исключением

маленького участка у обрыва к северу от дома, и направил туда

лапландца Муста и Фоугнера. По моему предположению, Ивенс

мог сбиться с дороги, возвращаясь от метеорологической

станции. Чтобы добраться до домика, он должен был идти против

ветра. Основываясь на собственном опыте, накопленном в

австралийских джунглях, я предполагал, что Ивенс, как многие другие

в таких случаях, уклонился влево от намеченного пункта. Моя

теория подтвердилась: Фоугнер и Муст, обыскивая единственный

еще не обследованный уголок полуострова, нашли Ивенса на

маленьком выступе под скалистой стеной, промерзшим и

беспомощным.

Ивенс долго блуждал вдоль и поперек полуострова. Ему

попался на пути ящик с термометрами. Это помогло взять

направление к дому, но он снова отклонился и не дошел до жилья.

Помощь пришла в последнюю минуту, когда Ивенс, измученный

до предела, потерял всякую надежду найти когда-либо домик.

Сквозь снежную воронку его свели вниз в домик, и здесь им

занялся доктор. Ивенса сильно рвало, и его бил такой озноб,

что под ним тряслась койка. А лапландец Савио смеялся, и его

койка тоже тряслась.

На следующий день Ивенс более или менее оправился, но Ган-

сону после напряженных поисков стало еще хуже, чем раньше.

1 июня лапландцы сообщили, что экспедиция пополнилась

16 новыми участниками. Это были 16 щенков, которые, несмотря

на холод, жизнерадостно и весело резвились и, казалось, вполне

довольны своей ледяной конуркой. Однако матери держались

весьма озлобленно по отношению к другим собакам, ждавшим

только первого удобного случая, чтобы сожрать щенят.

По случаю расширения состава экспедиции мы закатили

большой праздничный обед.

2 июня южное полярное сияние показалось в 7 ч. 30 м. вечера

и оставалось на небе в течение нескольких часов. Особенно

красивым оно стало к полуночи. Как обычно, оно началось с дуги

на севере и северо-востоке*. Световые драпри поднимались к

зениту. Достигнув его, основная масса лучей стала неподвижной,

* Указывая положение сияния на небе, мы всегда даем

прокорректированные данные.

но с запада на восток продолжали перебегать вертикальные

волны. Корона сформировалась у зенита как раз под Южным

Крестом. Хотя сияние было очень ярким, оно не изобиловало

красным цветом. Время от времени сияние становилось

исключительно резко очерченным, с исходящими от него

горизонтальными лучами, затем оно вновь расплывалось, как туман. Часть

небосвода закрыли слоистые облака. Температура воздуха была

—22°Ц.

3 июня около 10 часов вечера мы вновь были очарованы

великолепным видом полярного сияния. На этот раз оно было

прекраснее, чем когда-либо раньше.

Сперва на горизонте заблистали короткие языки пламени,

затем появились разнообразные краски и великолепные лучи

стали совершать волновые движения по направлению к зениту,

быстро и неожиданно меняя свой цвет. Лучи света сначала были

почти белыми, потом яркость их увеличилась, они становились

розовыми. Наибольшей интенсивности свет достигал у зенита.

Гигантские занавеси ослепительной яркости и меняющегося

цвета, казалось, колебались под легким ветром.

Внезапно земля озарилась потоками розового и красного

света. Лучи падали сверху так быстро, что за ними невозможно

было проследить глазом. Когда сияние закончилось, мы, сомкнув

веки, все еще продолжали его видеть, настолько ослепителен

был его свет.

Был момент, когда лучи собрались близ зенита и соединились

в виде кольца ярко-красного цвета. Кольцо это быстро и

волнообразно совершало круговое движение.

Господствовало полное безмолвие.

Чудесные краски горели всего один час, но зарницы света еще

долго мерцали на юге. На следующий день с востоко-юго-востока

на нас обрушился ураган. Термометр показывал —35°Ц.

Четвертого мы опять поднялись на мыс, где установили на

высоте 700 метров термограф. Нам хотелось знать температурный

режим не только на уровне моря, но и на упомянутой высоте.

14 июня я сам поднялся на вершину мыса Адэр, чтобы забрать

термограф. До этого господствовала полная тьма, зимние штормы