Эрнест Хемингуэй: за фасадом великого мифа

Для писателя с «деликатным рабочим механизмом» Финка представляла собой удивительно оживленный дом или, скажем так, живой дом. В дополнение к Мэри и Эрнесту там жил многочисленный и преданный персонал: дворецкий, водитель, три садовника, плотник-алкоголик, отвечавший также за боевых петухов, сентиментальная горничная, пытавшаяся зарезать повара, и, наконец, повар-китаец, который постоянно заявлял гостям, что «сегодня нет ужина», и кончил тем, что получил удар ржавой трубой по голове, чтобы вправить ему мозги. Хемингуэй, похоже, был в восторге от этой атмосферы – в отличие от Мэри, любившей жить немного более организованно, «без прислуги, без посыланий к черту, без всей этой камарильи» [72]. Но, помимо людей, нужно еще перечислить и животных. Кроме боевых петухов Эрнеста, в усадьбе жили несколько коров, Блэк Дог, спаниель (или что-то близкое к этому), привезенный из Айдахо, и примерно тридцать нестерилизованных котов и кошек, которые бесконтрольно плодились, презирая элементарные правила генетики. Помимо немногих привилегированных созданий, которым было разрешено бродить по дому, остальные кошки обитали в башне, которую Мэри специально построила для обеспечения Эрнесту подходящего рабочего места.

В Финке Эрнест продолжал применять метод работы, установленный в Ки-Уэсте: вставая рано, он писал в постели или стоя в своем кабинете до полудня, до того, как жара становилась слишком сильной; затем он перебирался в гостиную, наливал себе первый стакан, потом – второй, читая одну из пяти тысяч книг, имевшихся в доме, или один из многих журналов, на которые он был подписан. Во второй половине дня Эрнест делал несколько кругов в бассейне, рыбачил на «Пилар», стрелял по голубям в клубе «Касадорес дель Серро», посещал петушиные бои или играл в jai-alai [73], а потом заканчивал день во «Флоридите», своем любимом баре.

Наряду с «Пилар», регулярно превращавшейся в плавучий бар, «Флоридита» была в некоторой степени вторым домом Эрнеста. Расположенная на улице Обиспо, в нескольких шагах от отеля «Амбос Мундос», «Флоридита» была баром-рестораном «с причудливым декором, потолочными вентиляторами […] [и] барной стойкой из потемневшего красного дерева» [74]. Это был большой бар, немного более элегантный, чем «Неряха Джо» в Ки-Уэсте, но собирал он не менее разнородную публику: кубинских аристократов, американских бизнесменов, агентов ФБР, персонал консульства, испанских беженцев и даже некоторых «уважаемых проституток, с которыми каждый переспал в определенный момент за прошедшие двадцать лет» [75]. Эрнест любил обосноваться на краю стойки и пить «Папа Дабл», дайкири собственной рецептуры, слегка пряный, состоявший из двух с половиной доз рома, лимонного и грейпфрутового сока, украшенного шестью каплями фруктового ликера «Мараскино». Трех или четырех бокалов коктейля обычно хватало, чтобы уложить уже вполне заслуженного пьяницу, но Хемингуэй, который любил бить любые рекорды, иногда вливал в себя до десяти или даже пятнадцати бокалов, в зависимости от настроения. Это был его любимый напиток… наряду с виски, джином, шампанским, вином, пивом, ромом, сухим мартини и многим другим. Но это еще был и отличный способ проверить силу и значимость людей, которых он приглашал в «Флоридиту», ставшую в какой-то степени его городским офисом. Почти все его гости на Кубе, а их было много, прошли через «Флоридиту». Войти туда было легко, а вот выйти – это как получится.

В течение почти двадцати лет, что они провели на Кубе, Хемингуэи приняли у себя почти всех друзей Эрнеста. В дополнение к верным друзьям, рыбакам и журналистам он с радостью открывал двери своего дома для таких грандов этого мира, как Жан-Поль Сартр, герцог и герцогиня Виндзорские, Гэри Купер, Ингрид Бергман, Ава Гарднер и других… Когда Эрнест не работал, жизнь в усадьбе была «вечным выходным днем». «С понедельника по четверг, – призналась как-то Мэри, – я старалась поддерживать видимость спокойствия, но выходные всегда проходили на грани скандала, а порой и за гранью» [76].

Однако Финка не всегда принимала столь славных гостей. В 1942 году, в то время как Соединенные Штаты вступили в войну после нападения на Перл-Харбор, имение стало резиденцией неофициальной группы, названной Хемингуэем «Crook Factory» («Фабрика жуликов»). Вот уже несколько месяцев подводные лодки адмирала Дёница вели кровавую кампанию по всей Атлантике и в Мексиканском заливе, уничтожая большое количество американских торговых судов, шедших в Европу, особенно в Великобританию. В начале 1942 года примерно 360 кораблей были потоплены у берегов США, и ситуация стала настолько серьезной, что генерал Джордж Маршалл, начальник штаба армии США, в специальной записке призвал использовать «все мыслимые подручные средства» в борьбе с врагом. Но война происходила не только на море, и Куба быстро стала прибежищем для пятой колонны противника в Карибском бассейне. По словам Марты, работавшей над статьей по этому вопросу, примерно 700 немецких агентов и 30 000 испанских беженцев-«фалангистов» [77] наводнили остров. Таким образом, с одобрения посольства и ФБР Хемингуэй создал неофициальную сеть контршпионажа, состоявшую из местных рыбаков, игроков в jai-alai, его кубинских друзей и прочих людей, таких же выпивох, как и он сам. Она финансировалась посольством США, и основная задача «Фабрики жуликов» состояла в выявлении запасов продовольствия, предназначенного для подводных лодок, в отслеживании немецких агентов и в срыве готовящихся диверсий.

Однако ФБР не особо разделяло энтузиазм посольства в отношении этой организации и ее начальника, а Эдгар Гувер не скрывал своего скептицизма относительно способностей Эрнеста: «Касательно использования Эрнеста Хемингуэя в качестве разведчика или резидента, по моему мнению, Хемингуэй никоим образом не пригоден к такой работе. Его взгляды небезупречны, а трезвость суждений, если она остается такой же, как несколько лет назад, весьма сомнительна» [78]. Это откровенно антикоммунистическое агентство еще в начале 30-х годов завело досье на писателя, в частности, из-за его приверженности к республиканцам во время Гражданской войны в Испании. «Боюсь, что я там окончательно прослыл красным, – говорил Хемингуэй устами Роберта Джордана из романа «По ком звонит колокол», – и меня занесли в черный список».

Если добрые намерения Эрнеста невозможно поставить под сомнение, то конкретные результаты деятельности «Фабрики мошенников» разочаровывают. В любом случае качество докладов, представленных шефом этой организации в посольство, часто было весьма сомнительно. В самом деле «Фабрика мошенников» больше походила на какое-то комическое предприятие алкоголиков, чем на реальную работу, связанную с контршпионажем, и если она, безусловно, отражала патриотизм Эрнеста, то она также имела отношение и к его немного детской склонности к интригам, что только подтверждало мнение агентов ФБР: для них Хемингуэй был «самозванцем». Из-за явной бесполезности предоставляемых отчетов «Фабрика мошенников» была расформирована в апреле 1943 года, то есть менее чем через год после создания. Она, по сути, ничего не принесла Хемингуэю, а главным недостатком этого предприятия был рост внимания ФБР к писателю. В то же самое время война против подводных лодок дала возможность «Пилар» выходить в море для охоты совсем иного рода. Всегда готовый к использованию «всех мыслимых подручных средств» в борьбе против нацистской Германии, адмирал Кинг по предложению лично президента Рузвельта разрешил простым лодкам заниматься поисками немецких субмарин. В конце ноября 1942 года, уже после нескольких таких неофициальных патрулирований, Эрнест получил радиооборудование и оружие, необходимые для подобной миссии.