Смейся, паяц!

– Не надо, Саша, он вас не узнает.

...

Я понимал, что он говорит правду, но я не мог и не хотел в это верить! Илья Рахлин, постоянно действующий атомный реактор, его жизненной силы и энергии должно было хватить на бессмертие, и вдруг – маразм… Невольно вспомнились последние слова папы: «Господи, во что превращается человек!»

ПРОДОЛЖЕНИЕ ГЛАВЫ О ТЕАТРЕ «ГРОТЕСК»

Театр продолжал укореняться и приобретать всё больше и больше зрителей. Молва шла и потому, что мы напридумывали там много весёлого и озорного. Например, вместо звонков были смехи: первый смех, второй смех и третий хохот. В туалетах висели объявления: «Пожалуйста, не бросайте окурки в наши писсуары – мы же не писаем в ваши пепельницы» или: «Месье, не льстите себе – подойдите ближе!»… На стенах фойе были развешены смешные транспаранты и карикатуры. В антрактах по-прежнему разыгрывались забавные лотереи и аукционы… После ночей Смеха, мы ставили только театрализованные вечера юмора, в которых участвовали самые популярные мастера этого жанра. Когда наше материальное положение улучшилось, я решил выпустить первый спектакль, поставить своих многострадальных «Семь робинзонов».

Художником-постановщиком этого спектакля был сын известного театрального художника Давида Боровского – Саша Боровский, который получил от папы изрядный заряд таланта и частично реализовал его в нашем театре: он предложил всё зеркало сцены закрыть стеной и задекорировать её под цвет остальных стен. Когда, по сюжету, тунеядцев отправят на перевоспитание, стена упадёт, превратится в остров и на ней будет происходить действие. Услышав это предложение, мой директор Юра Липец схватился за сердце, но я уже загорелся этой идеей. Несмотря на стенания Юры, мы выполнили указания художника и в нужный момент, к ужасу и восторгу зрителей, стена падала на первые ряды (туда не продавали билеты), артисты запрыгивали на неё, и начиналась жизнь на острове. Спектакль шёл до моего отъезда в Израиль, зрители его прекрасно принимали, смеялись, аплодировали. Приглашённая на премьеру Пахмутова вышла на сцену и заявила, что давно не видела такого весёлого хулиганства.

Этому театру я отдавал все свои силы и время, месяцами не получая зарплаты. Мало того, половину своих гонораров из «Агентства авторских Прав», я отдавал театру, потому что денег всегда не хватало. «Как твоя жена это терпит?» спрашивали меня. Я удивлённо пожимал плечами, мол, а как может быть иначе?..

...

Только теперь я осознаю, сколько надо было иметь выдержки, любви и понимания, чтобы не возмущаться, не протестовать, а, наоборот, поддерживать меня во всех моих безумных затеях и искренне радоваться моему успеху… Майка моя, Майка!.. Чем больше я о тебе думаю, тем яснее понимаю, Господь знал, как тебе будет нелегко, поэтому сотворил тебя не из плоти и крови, а из Необъятной Любви и Великого Терпения…

Мы были посещаемы и востребованы, поэтому могли бы существовать безбедно, но для этого нужны были хорошие театральные администраторы. Юра Липец всю жизнь проработал в кино, театральной специфики не знал, не имел связей, распространителей…

Я бросил клич, и к нам стали приходить администраторы из московских театров.

– Сколько вы получаете? – спрашивал я.

– Тысячу рублей.

– Хотите получать пять? – Видя широко распахнутые глаза собеседника, разъяснял. – Мы платим десять процентов от вала. В прошлом месяце вал был пятьдесят тысяч. Заработаем сто тысяч – получите десять.

Администратор приходил в экстаз:

– Да я… Да если так… Да я всю Москву переверну!..

Но не перевернул. Не мог, не умел – время изменилось, требовалась другая система работы: надо было завоёвывать зрителей, а он привык, что зрители приходили сами, стояли в очередях, звонили, выпрашивали билеты… Легко было сидеть барином в кабинете, решать все дела по телефону, обедать с коллегами в ресторане, раза два в неделю заскакивать в сауну… А театры всё равно были полными, да и Государство поддерживало. А тут – са-мо-о-ку-па-е-мость… Жестокое слово! Конечно, мы могли бы зарабатывать много денег, если бы всем худсветом театра выезжали на гастроли, но я дал Успенскому слово, что больше таких поездок не будет, и приходилось его держать – мы с Эдиком всегда выполняли обязательства, данные друг другу.

ПАПА ЧЕБУРАШКИ

Это было много лет назад, я ещё жил в Киеве. Как-то днём раздался звонок:

– Здравствуйте! Это Эдуард Успенский. Я приехал по приглашению вашей мульт-студии, но номер в гостинице они не смогли заказать. Я позвонил в Москву, мне посоветовали обратиться к вам. Вы извините, Саша, мы с вами не знакомы, но ситуация…

– Где вы сейчас находитесь? – прервал его я. – В каком месте?

– На Крещатике, возле Крытого рынка.

– Понятно. Вы рядом с гостиницей «Украина». Перезвоните мне через полчаса.

Я не знал его лично, но, конечно, его имя было мне хорошо знакомо: я уже читал «Чебурашку», а до этого – много его стихов и рассказов. Когда он вторично позвонил, я сообщил ему, что номер в «Украине» его ждёт, пусть устраивается, а вечером – ко мне, вместе поужинаем. В его ответе я уловил лёгкую растерянность:

– Но… Я не один… Со мной мой редактор.

– Берите и её, – сказал я.

Он рассмеялся:

– Спасибо! Мне о вас так и говорили: всё может и всё понимает!

Вечером он пришёл вместе со своим редактором (которая, конечно, была ему не только редактор). Мы прекрасно провели время, он читал нам фрагменты из ещё неизданной книги «Трое из Простоквашино», я подарил ему свой последний сборник рассказов, мы стремительно перешли на ты, он взял с меня слово по приезде в Москву, немедленно позвонить ему – и с этого вечера началась наша многолетняя дружба.

К сорока годам Успенский уже был очень популярен, придуманные им персонажи победно шагали по всему миру: Чебурашка, крокодил Гена, старуха Шапокляк, кот Матроскин, почтальон Печкин… Его книги выходили огромными тиражами, и в Советском Союзе и за рубежом; его мультфильмы были любимы и детьми, и взрослыми. Это он придумал на радио весёлую передачу «Радионяня», а на Телевидении – «АБВГЕДейку». Вокруг него сплотились молодые талантливые литераторы, композиторы, кинорежиссёры: Андрей Усачов, Григорий Остёр, Александр Татарский, Григорий Гладков… Он писал пьесы, сценарии, телепередачи в соавторстве с Феликсом Канделем, с Аркадием Хайтом, Александром Курляндским… С ним много и плодотворно сотрудничал композитор Владимир Шаинский… Успенский умел находить и привлекать талантливых людей, но, к сожалению, не надолго. Причина – его петушиный характер: он был драчлив, нетерпим и агрессивен, постоянно погружён в разные скандальные истории, воевал с Союзом писателей, с моссоветом, с госкино, с центральным телевидением, со своим жилищным кооперативом… И в отстранении Сергея Михалкова от должности первого секретаря Союза писателей СССР, и в изгнании с телеэкрана обозревателя Даля Орлова, и во многих подобного рода подвигах – большая доля участия Эдуарда Успенского. Его секретарь Анатолий, бывший следователь, заводил специальную папку на каждого, кому Успенский объявлял войну, и вёл дело до суда, до скандала, до победы. Иногда мне начинало казаться, что это становится главным делом его жизни. Он гордился своими судебными победами не меньше, чем своими книгами и фильмами.

– Ты – большой писатель, у тебя куча потрясающих идей, ты должен писать! – пытался увещевать его я. – А ты попусту тратишь столько сил и времени! Не жалко?

– Не жалко, Саша, не попусту! Может, я именно для этого родился, чтобы негодяи знали, что не останутся безнаказанными!

И при этом, Эдик мог быть верным и преданным другом, каким он и был для меня много лет: откликался на первый же призыв о помощи; если был нужен, вылетал в любой город на презентацию моей газеты или для совместных выступлений, никогда не спрашивая о сумме гонорара и, вообще, о своей выгоде.