Смейся, паяц!

– Вы забыли, что я – одессит: повешу её в нашей витрине, и мне будут платить деньги за «посмотреть»!

Все книжки были раскуплены. Поскольку я – хозяин, моя разыгрывалась последней. Якубович зачитал надпись на суперобложке «Тому, а ещё лучше, той, с кем я провёл эту незабываемую ночь… Смеха!» и это взвинтило цену: очаровательная рижанка Ирина Млодик купила её за двести рублей, что тогда было очень большой суммой. Меня могла бы мучить совесть, но…Сегодня Ира – жена известного артиста Эммануила Виторгана, владелица преуспевающей фирмы, очень счастлива, и я хочу верить, что это моя книжка принесла ей удачу.

Реакция прессы была стремительной и однозначной: в тот же день в трёх газетах вышли три хвалебные рецензии, репортажи на Радио, интервью со мной и с участниками выступлений, словом, успех был бесспорным. А чтобы этот успех закрепить, мы в том же месяце провели ещё две «Ночи Смеха». Потом идею украли, появились разные ночные шоу под другими названиями, но нас это уже не беспокоило, мы свою задачу выполнили: объявили о рождении театра «Гротеск» – его узнали, о нём заговорили. И театр стал посещаться зрителями. Начали мы с театрализованных концертов и вечеров Смеха, в которых участвовали «Клуб «Двенадцать стульев», редакция «Крокодила», Григорий Гладков со своим ансамблем «Кукуруза», Павел Дементьев с рок-группой «Музыкальная хирургия», писатели Аркадий Арканов, Михаил Мишин, Семён Альтов, Лев Новожёнов, Эдуард Успенский, Леонид Якубович… Для Якубовича наш театр послужил трамплином в шоу-бизнесс: он стал вести аукционы, гала-концерты и, наконец, был приглашён ведущим многодневного телеконкурса «Московские красавицы», после чего был признан талантливым профессиональным шоуменом, и началась его карьера на телевидении.

ПОЛЕ ЧУДЕС ЛЕОНИДА ЯКУБОВИЧА

Мы познакомились и подружились много лет назад: он был стройный, подвижный, с угольно-чёрными усами – красавец-гусар, которому не хватало только эполет и сабли. Его фразы были короткими и рубленными, как сабельные удары: «Вперёд!», «Летим!», «Врежем!»… Сравнения – тоже необычные, бойцовские: «Это просто, как апперкот!». Он радостно откликался на любые авантюрные предложения, обожал застолья, был вечным тамадой, с бокалом в руке выдавал такие сольные выступления, что даже самые большие обжоры забывали о закусках.

И при всём этом оставался вечным мальчишкой. Однажды мы выступали в каком-то огромном дворце культуры. Ему вырвали зуб, он приехал на концерт с перекошенным лицом, стонал от боли. И вдруг обнаружил в глубине сцены, за задником, натянутый батут. Тут же, в пиджаке, в галстуке, залез на него и, счастливый, стал взлетать к потолку, забыв про зубы и про выступление.

Когда я прилетаю в Москву, а он – в Израиль, мы непременно встречаемся, погружаемся в эйфорию воспоминаний и болтаем, болтаем…

Недавно, будучи в Москве, я пришёл к нему, приглашённый на завтрак. В небольшой уютной квартире – масса призов, сувениров, подарков.

– Это – моя мастерская, мой кабинет, моё логово – здесь я работаю, здесь и скрываюсь от суеты.

Из кухни вышел стального цвета красавец-кот, посмотреть, кто пришёл.

– Это хозяин? – спросил я.

– Да. Я у него живу. Он – англичанин, поэтому такой важный, с ним надо только на «вы». На «кис-кис» не реагирует, откликается только на своё имя-отчество: Профиндуй Модестович.

– Типично английское имя. Ты его расчёсываешь?

– Когда есть время.

– Хорошо, что у него короткая шерсть. А мой перс, если я его день не расчешу, превращается в валенок… А где жена, дочка?

– Рядом. Живём в двух квартирах – они бы мой ритм жизни не выдержали.

– А сын, Артём?

– Уже женатый дядька, огромный, толстый. Работает на телевидении. Я ему квартиру купил, тоже рядом.

– Он удачно выбрал папу… Слушай, у тебя так чисто, аккуратно. Это кот убирает?

– От него дождёшься! Это мой бзик. Артём говорит, что когда ночует у меня, боится ночью пойти в туалет – возвращается, а кровать уже застелена.

В гостиной стоял манекен, в кителе, увешанный орденами и медалями.

– Ты их коллекционируешь?

– Это мои награды, в том числе, и за Чечню – я там не раз выступал перед солдатами.

На полке – две одинаковые фигурки «ТЭФИ». Указываю на них:

– У меня двоится в глазах?

– Нет. Просто я дважды был признан лучшим ведущим года.

– Как тебе работается?

– Нормально-сложно.

– Тебе сложно?! Ведь ты – патриарх, неприкасаемый!

– Это ты так думаешь. А вокруг меня, в основном, молодёжь, которая уверена, что я нудный, капризный старик, который всем мешает своими требованиями и претензиями… Наверное, это естественно. Представь себе, что я приехал в вигвам к индейцам. Они беседуют, как лучше курить трубку мира, как разукрасить задницу, а тут я со своими проблемами.

– Но ведь без тебя «Поле Чудес» рухнет.

– Это единственное, что их заставляет меня терпеть. Всё изменилось, Саша, всё. Я тоже пережил эмиграцию, никуда не уезжая. Другие люди, другая страна…. У меня за годы жизни в записной книжке набралось около тысячи номеров телефонов. Всех друзей и приятелей я всегда поздравлял с днями рождений, с годовщинами. Все этому радовались и удивлялись, если я почему-то не позвонил. А сейчас удивляются, что я это помню, и ещё недовольны: «А чего это ты так рано звонишь!»… Сегодня дружат не с Человеком, а с Делом, с Выгодой, с Деньгами… Я собрался с силами и совершил героический поступок, как тот врач, который сам себе вырезал аппендицит: я вычеркнул из книжки почти все номера телефонов, оставил только несколько самых-самых.

– Но у тебя много деловых переговоров.

– Для этого у меня есть другой телефон, который звонит без перерыва, а первый – большую часть времени молчит. Как у Евтушенко: «А ходят в праздной суете разнообразные не те…».

– Но друзья ведь остались?

– Те, которые любили меня и которых любил я, – их уже нет: или умерли, или эмигрировали, или стремительно состарились. А некоторые сами вычеркнулись из книжки, по причине безумной занятости – на дружбу уже времени не хватает. Круг общения сжался, как Небесный Карлик.

– Ты и мой телефон вычеркнул?

– Никогда. Пойми, наша дружба не зависит от количества лет, которые мы не виделись. Ты пришёл, и мы радуемся и, как бы, продолжаем диалог, прерванный в прошлые годы. Психиатр записал бы нас в свои пациенты: сидят два сумасшедших, вместо «Здравствуй», начинают разговор с фразы «…А ты был прав!»…

– Ты себе противоречишь: значит, и сегодня существует понятие – дружба?

– Да, существует и сегодня, но это понятие уже вчерашнее. Саша, мы ведь родились в середине прошлого столетия, в прошлом тысячелетии. Для сегодняшних ребят мы – динозавры, персонажи истории, какими для нас были Тутанхамон, Суворов, Нельсон, Котовский… Нынешние дети уверены, что мы с ними встречались. Мы для них – два памятника, которые беседуют о прошлом…

В 92-м году я прилетел в Москву, впервые, после отъезда в Израиль. Он знал об этом и первый звонок был от него:

– Моя машина в ремонте, я взял у приятеля «Волгу», чтобы возить тебя по твоим делам. Куда подать, шеф?

И двое суток, с утра до ночи, возил меня по всей Москве, отбросив свои дела и заботы. Такое не забывается.

– …По-моему, ты уж очень сгущаешь краски. И потом: мы ведь тоже изменились.

– Мы не изменились, мы просто устали, во всяком случае, я!.. Усталость накопилась и выплёскивается.

– Брось! Ты для меня всегда был эталоном энергии. Уверен, что ты и сейчас пробежишь стометровку за четырнадцать секунд.

– Пробегу! Прозвучит выстрел, и я её запросто одолею. Правда, при этом не сдвинусь с места: лень напрягаться, да и силы надо беречь.

– У Игоря Губермана есть такие строчки: «Мне, чтобы утром умереть, вполне достаточно подпрыгнуть». Думаю, он это написал про себя, про меня, про тебя.

– Если про меня, то я усилю эти строки: «Мне, чтобы утром умереть, вполне достаточно проснуться»