Григорий Шелихов

прекрасных видений? Не по мертвому ли Коксу справляет дьявольские

поминки нечистая сила?

Но через мгновение, стряхнув остатки сна, Александр Андреевич

увидел, как пламя, охватившее ближайший к лесу сруб, осветило мрак в

избе и отчаянное положение людей лагеря, захваченных врасплох

нападением врага. В двери яростно колотили прикладами и кулаками

растерявшиеся люди.

Баранов, ощупав на себе кольчужку, накинул на нее через голову

меховую рубашку, напялил покрепче картуз... "Не в белье же дуром

показываться", - подумал правитель и, отвалив деревянный засов дверей,

появился перед людьми, как всегда спокойный и уверенный.

- Не глухой и не слепой, все вижу и слышу... Чего оголомшели? Не

знаете, что американцы криком воюют? - сказал он, зорко вглядываясь и

ища в толпе нужных людей.

Территория острожка была запружена сбежавшимися из шалашей

алеутами, "которые, - как позже писал об этом событии Баранов

Шелихову, - теснясь в нашем стане, отнимали действие рук". Из

загоревшегося сруба выкатилась в дымившихся парках кучка русских

добытчиков, вынося на руках короткорылый единорог на деревянном

лафете, бомбические ядра для стрельбы на картечь и мешки с пороховыми

картузами.

- Острогин! Федя! Станови единорог в воротах! - закричал одному

из добытчиков Баранов и впереди толпы одушевленных "его появлением

людей бросился сам к воротам, самому слабому месту лагеря, перед

которыми собралась, беснуясь и кривляясь в невиданном доселе одеянии,

огромная толпа нападавших.

На колошах были надеты один на другой три-четыре куяка, панциря

из плетеной древесины, и поверх их толщиной в палец пестро

раскрашенные плащи из лосиной кожи.

Головы колошских воинов защищали огромные шишаки с изображениями

на них морд, пастей и голов чудовищных животных суши и моря. В таком

боевом убранстве, с лицами, изуродованными черно-белой татуировкой,

оглушая противника неслыханным ревом, нападавшие и самому Баранову

показались исчадиями ада в человеческом образе.

- Страшней самых адских чертей кажутся, и пуля их не берет, -

оглядываясь на правителя, сказал удалец Острогин.

- Это в темноте, Федя! Мы их сейчас так осветим, что небо с

овчинку покажется, - ответил Александр Андреевич, в минуты самой

грозной опасности прибегавший обычно к шуткам.

Ружейный огонь русских и стрелы алеутов и индейцев из русского

стана причиняли колошам малый урон: пули безнарезных флинт не

пробивали брони из лосиных плащей и четырехслойных куяков. Нападающие

это заметили и, раскачивая в руках длинное бревно, начали этим тараном

бить в ворота. Когда ворота затрещали под ударами бревна, колоши с

диким воем бросились на приступ.

- А нут-ка, гафуница* картечная, угости американских ироев боем

антиллерии российской... Ахметулин, пали! - скомандовал правитель

кряжистому белозубому татарину-пушкарю, сидевшему на корточках с

тлеющим трутом в руке у пороховой полки коморы единорога. (* Гаубица

типа единорога, усовершенствованная по идее Ломоносова П. И. Шуваловым

в середине XVIII века.)

Картечный выстрел прямой наводкой произвел ошеломляющее действие

на якутатцев, большинство которых впервые встретилось с огнем и

грохотом пушки. Поражало колошей и то, что великий русский тойон, как

называли индейцы Баранова, все время оставался невредимым. Стрелы с

наконечниками из обсидиана и зубов акулы застревали в его меховой

рубашке и не причиняли ему вреда. Разгневанный, он изрыгает теперь

гром, огонь и смерть. Индейцы отхлынули...

Используя короткую передышку, Александр Андреевич собственноручно

загнал картечную бомбу в ствол заряжающейся с казны пушчонки.

"Неужто на "Симеоне" не слышат выстрелов, не видят огня, не

понимают, в какой опасности находится береговая партия, или...

Измайлов скотски пьян, пропил наши души, а люди без старого козла, как

овцы, топчутся, не знают, что делать надо? - с горечью думал

правитель, понимая, что стану не удержаться, если колоши преодолеют

страх перед картечью. - И англицы на "Фениксе" хороши! Боятся на берег

ночью съехать, помощь подать. Мор батарейками* хвастал, батарейку

шлюпкой на берег перевалить можно... Да на что зайцу порох!" (*

Небольшие старинные пушки с несколькими стволами.)

На этот раз, к счастью, Баранов оказался не прав. Едва правитель

с приближением темноты съехал с галиота, Измайлов решил "помягчить"

неприятный разговор о безрезультатном и, как сам он прекрасно понимал,

убыточном вояже к Нутке. Уходя в капитанскую каюту с освежающей голову

бутылкой рому для составления якобы письменного "лепорта", старый

штурман приказал своему помощнику Карнаухову разбудить его после

полуночи и зорко глядеть, чтобы вахтенные не спали, - "Симеон", по

распоряжению Баранова, стал на якорь менее чем в полуверсте от берега.

Разорвавший ночную тишину рев и вой нападающих, крики алеутов на

берегу, загремевшие выстрелы, пламя подожженного сруба мгновенно

подняли на ноги людей "Симеона". Появившийся среди них Измайлов не

долго раздумывал.

- Шлюпки и байдары на воду! На шлюпки спустить фальконет и

каронаду.* На корабле остается Карнаухов с десятью людьми... Отбери

себе людей, Карнаухов! Остальные за мной! Пароль "Кадьяк", отзыв

"Кенай"... Кто подойдет к "Симеону" без пароля и отзыва не знает -

бить по тому из пушек! (* Небольшая и легкая короткоствольная пушка

малого калибра.)

Измайлов был уверен, что нападает новоиспеченный друг правителя с

фрегата, стоящего на рейде. Рев и вой индейцев вокруг стана он

приписывал "измене". Кто, как и почему затеял черное дело, Измайлов

объяснить себе не мог, да и некогда раздумывать, надо выручать своих,

поскорей стать плечом к плечу... Умен да хитер Александр Андреевич, а

с англицами дал маху, как-то господь поможет разделаться...

- Наддай! - крикнул гребцам старый штурман, озабоченный

единственной мыслью: не опоздать бы с помощью.

Оставив при шлюпках и байдарах несколько часовых с фальконетом,

Измайлов с остальными и маленькой каронадой, которую несли на руках,

стал пробираться берегом к лагерю.

Незаметно подобравшись к нападавшим в тыл и чуть сбоку, Измайлов

в разбитых воротах разглядел единорог и около него Баранова с десятком

людей, готовых врукопашную отражать остервенелого врага. В глубине

лагеря ничего нельзя было разобрать. Алеуты лежали, уткнувшись лицом в

землю, испуская по временам жалобные крики. Среди них носился яростный

Пуртов, стараясь пинками поднять лежащих.

За вторым картечным выстрелом лагерной гафуницы, направленным в

устремившуюся в ворота многосотенную толпу нападающих, - выстрелом,

который и сам правитель считал последним, в тылу колошей рявкнула

каронада и раздался залп штуцеров и нарезных флинт хорошо

экипированных людей с "Симеона".

Часть индейцев с криком ярости обернулась в сторону измайловской

каронады, но тут неожиданно для всех участников ночного боя - индейцы

были уверены, что ночью никто с кораблей не решится съехать на берег,

- грянул ружейный залп с третьей стороны и небольшие, часто сыпавшиеся

чугунные ядра с визгом врезались в кучно нападавших колошей.

- Hourra! Death ztoz copper-coloured! Forward!* - На просеку

выскочили человек пятнадцать матросов с "Феникса", впереди которых в

неизменном белом тюрбане бежал бенгалезец Риг-Чандра, с трудом

сдерживая на длинной веревке бешено рвавшегося огромного черного пса.