Григорий Шелихов

это...

- Демид правильно говорит, Александр Андреевич. Ох, и гляделки!

Орлиные очи! Уступи, Демид, твои гляделки! - восхищенно заметил

коренастый русобородый Пуртов, смотря в подзорную трубу. - На всех

парусах летит к Нучеку, и не иначе - аглицкий корабель...

- Не наш, говоришь? Та-ак... Айда-те, ребята, к партии, встречать

будем... - неопределенно отозвался на слова спутников начальник и

молча двинулся по крутым облесненным спадам ледовой реки в сторону

далекого табора на берегу залива.

Демид Куликалов шел впереди, уверенно лавируя между

двухобхватными серебристыми стволами цуги - драгоценной для

кораблестроителей американской красной сосны. Сейчас цуга заслоняла

небо и все ориентиры берега и гор. В сумрачном безмолвии лесной чащобы

одни только белки-летяги подавали признаки жизни, роняя на

пробиравшихся гуськом людей полновесные шишки.

Человек в индейском плаще, прикрывавшем столь неожиданно-странный

в чаще девственного американского леса европейский сюртук, хранил

важное молчание. Он неторопливо продвигался, стараясь попасть в след

ноги великана Демида. Безошибочным чутьем лесного охотника Демид

угадывал за мшистым ковром под ногами все опасные капканы из обломков

камня и гниющего бурелома, точно сама природа дикого края была

враждебно настроена против непрошеных пришельцев. Молчание начальника

не беспокоило ни Демида, ни Пуртова. Они привыкли к скупости

Александра Андреевича на слова, и оба были уверены, что в нужный

момент всегда услышат спокойный голос начальника, подающего команду и

указание.

Кряжист и неподатлив людским мнениям и людям, не проверенным на

деле, был правитель русской Америки Александр Андреевич Баранов.

Выходец из Онежского сурового озерно-лесного края, в котором затерялся

глухой погост Каргополь на широкой Онеге у Лачозера, Баранов как будто

вобрал в себя все необычайные качества первых засельщиков Поонежской

пятины, крепких духом и телом залешан* из житниих и молодших людей

славного Новагорода. (* Население онежского Залесья.)

Встречи и сближение с Барановым оказались наибольшей удачей

Григория Шелихова. В Баранове Шелихов нашел надежного преемника и

продолжателя своего дела. В трудах Баранова, осуществившего почти все

замыслы Колумба русского, сохранилась для потомства память о Шелихове.

Как предприимчивые новгородцы, когда-то продвигавшиеся на восток,

- а из них не каждый-то и топор имел, - осели и закрепились на

необозримых пространствах от Волхова до Урала, среди лесных, на пенек

молившихся людей племени чуди белоглазой, - так и Александр Баранов, с

горсточкой подобных себе по труду и духу русских добытчиков и

землепроходцев, сумел осуществить наполнявшие жизнь Григория Шелихова

планы освоения чудесной земли северо-западной Америки.

Через десять лет деятельности Баранова в Америке северное

Эльдорадо Нового Света было закреплено за Россией. От предельной точки

в земле каклигмютов - эскимосов - за Полярным кругом, названной позже

мысом Барроу, до пролива Кайганы под 54^o северной широты на юге

простиралась русская Америка. Позже Баранов продвинулся еще на

пятнадцать градусов к югу, в область апельсиновых рощ нынешней

Калифорнии.

Хотя где-то вверху сияло выбравшееся из туч солнце, сумрак у

подножия великанов первобытного леса был густ. Баранов шел с открытой

головой. Он был лыс, и лысина его, окаймленная по краям косицами

спадавших к шее мягких льняных волос, белела в сумраке леса. Черный

суконный картуз с высокой тульей Баранов нес в руке.

Внешность Баранова, человека, перевалившего уже за пятьдесят лет,

вызывала суеверный страх и изумление среди его краснокожих врагов.

Небольшая и некогда стройная фигура с годами осела и раздалась вширь.

Голая, бугристая, будто высеченная из полированной мамонтовой кости

голова на сутулых плечах, бескровное белое лицо с набрякшими веками,

зеленоватые, с золотой искрой глаза, пронзительного взгляда которых не

выдерживали даже индейцы, умевшие встречать, не отводя глаз, конец

направленного в их грудь копья, - таков был внешний облик великого

русского тойона, спокойно пробиравшегося сейчас по медвежьим тропам

ледника Тауансы.

После одного из особенно замысловатых поворотов Демида в сторону,

казалось бы совершенно противоположную цели их движения, Баранов

пытливо уставил взгляд в спину передовщика и спокойно, не

останавливаясь, спросил:

- А не сбились ли мы, однако, Демид Софроныч, с курса? Мне, как я

околиц Нучека еще не знаю, кажется...

- В самый раз вышли... Глядите! - с оправданным промедлением,

пройдя еще сотню шагов, отозвался Куликалов и показал на воды залива

между поредевшими деревьями, забеленные пенными барашками сулоя.

Что-то отеческое было во взгляде Баранова, которым он окинул могучую

фигуру следопыта, когда тот отодвинулся в сторону, чтобы пропустить

начальника вперед. И от этого взгляда на сердце Демида стало легко -

Баранов верил ему.

Лес, покрывавший широкое русло ледяной реки, кончился. Береговая

морена, усеянная галькой и камнем, перемолотым когда-то льдами,

переходила в холмистую равнину, и равнина эта отлого спускалась к

водам залива. Далеко, за выпуклой линией горизонта над океаном,

садилось солнце. Над венчиками цветов на опушке леса, с неуловимым по

быстроте трепетом крошечных крыл, порхали, как бы подвешенные в

воздухе, вперемежку со шмелями, крохотные, величиной с ноготь мизинца,

пичужки "кун". Тонкими и длинными клювами наподобие ложечки "кун" -

колибри - пили соки цветов диковинной страны, и Баранов, впервые

встретивший их в этой разведочной поездке, с восхищением следил за

порхающими серенькими "камешками". Он знал, что в иные теплые лета эти

пичужки поднимаются на побережье Южной Аляски до 60^o северной широты.

- Каких только чудес не покажет страннику натура! - вздохнул

Александр Андреевич, присаживаясь на плоский, обкатанный льдами валун.

- До табора час ходьбы, передохнем немного, и насчет корабля, что к

нам идет, хочу вас, други мои, попередить, поелику вы оба не только

мои помощники, но и самостоятельные начальники над людьми, вам от

компании доверенными. Придется встречать гостя, и кто знает, кому

после встречи жить останется...

Баранов умолк и вперился через подзорную трубу в предвечернюю

дымку над океаном, уже укрывшую чужой и враждебный флаг.

Ничего там не обнаружив, правитель все же принял решение не

отступать перед вражеской силой.

- Доберемся до табора, - выдержав внушительную паузу, сказал

Баранов, - вы оба, каждый по своим концам, прикажете разбросать костры

и перенести шалаши в лес. Байдары туда же с берега уберете. Избы, что

на месте крепости срублены, палисад и рогатки схороните деревами и

ветками. Текомбаеву и Кашеварову с подручными пушкарями неотлучно быть

при единорогах и фальконетах. Огней не зажигать. Всех людей к бою

изготовить, но не говорить, кого ждем, а вам скажу...

Баранов вытащил из кармана сюртука толстую пачку бумаг, развернул

нужный лист и многозначительно произнес:

- "Секретнейшее"! - правитель поднял палец, подчеркивая

серьезность момента. - "Шведский король умыслил..." А это значит, что

мы снова воюем со шведами! - пояснил Баранов, как природный онежанин

резко напирая на "о". - "...умыслил разорить российские владения в

Америке. На сие дело подговорено под флагом арматора английского Кокса

судно "Меркурий" с четырнадцатью пушками, обшитое медью. Опознать