Сказ Про Иванушку-Дурачка. Закомуринка двадцать девятая (СИ)

– Шо? Л-л-л... Л-л-л... Р-р-р... Р-р-р...

– Заэтное!

– Заметное? Р-р-р... Р-р-р...

– Нет, заэтное!

– Запретное?

– Нет, заэтное!

– А-а-а, заэтное?

– Ну да!

– Самое-самое заэтное?

– Да-да, самое-самое заэтное!

– Перед тем, как вернуть меня в родную деревню, отправь меня еще раз в царские хоромы!

– Р-р-р... Р-р-р... Вот черт возьми! Зачем?

– Я там забыла газеты!

– Зачем они тебе, чер-р-рт возьми?

– Пусть родная деревня узнает свежие новости! А то, блин, жители там живут как в каменном веке: газет не читают, новостей не знают! А на дворе-то – ультраскоростной, ультрапрогрессивный бронзовый век!

– Счастливая дер-р-ревня! Счастливые жители, ёшкин кот! А как называется твоя деревня?

– Шара... бара... Бара... шара... Шарабара́шара*!

– Эх, бросить всё – махнуть в деревню! В энту самую, как её... Шара... бара... Бара... шара...

– Шарабарашару!

– Да-да, вот именно, в Шарабарашару, ёшкин кот!.. Ну хорошо, Катенька, так и быть: отправлю тебя в царские хоромы!

– Спасибо, дедушка!

– Вот тольки мне за тебя страшно, деушка!

– Но почему?

– Там, в царских хоромах, наверное, полно страшных опасностей!

– Не замечала! А каких, дедушка?

– Ну, например, окурков!

– Не замечала! А чем же они опасны?

– Ну, например, тем, что незатушенные окурки могут вызвать пожар!

– А-а-а! Не-е-ет, окурков в царских хоромах не замечала!

– Пусть Екатерина в следующий раз, понимаешь, будет повнимательнее и непременно заметит окурки в царских хоромах! – торжественно провозгласил дедушка и щелкнул пальчушками. – А чьтобы мне было за тебя не страшно, деушка, дам я тебе чудный огнетушманчик!

– Вот этам дам!

– Зачем, дедочка?

– На случай пожара в царских хоромах, вызванного незатушенными окурками!

– А разве возможен пожар в царских хоромах? Не верю! – горячаво воскликнула Огняночка.

– Пусть Екатерина в следующий раз, понимаешь, будет подоверчивее и лично убедится, что пожар в царских хоромах возможен! – торжественно провозгласил дедочка и щелкнул пальчушками.

– Ну хорошо, дедочка, верю! Топерь я с тобою согласна! Во всём!

– Ну вот и хорошо, ёшкин кот! – обрадованно произнес дедишка и веско добавил: – Огнетушманчик, ну-ка шасть Кате за спину! – и дедишка щелкнул пальчушками.

В мгновение ока домашний оранжевый огнетушитель спрыгнул со стены, мелькнул – и повис у девы за спиной на широком оранжевом ремне.

– Ну вот, девонька, твое третье заэтное желание сейчас же исполнится! Эй, сапожки!

– Чё? Шо? Що?

– Немедленно несите Екатерину в хоромы батюшки-цезаря, в стольное урочище славного Гороха – Гороховище! – и дедишка щелкнул пальчушками.

– Правильно! Правильно! Правильно! – с изрядным энтузизазмом закричали Катя и Ивашка сапожкам на Катиных ножках. – Побегчи́ли*! Побегчили! Побегчили в Гороховище!

– Ну так и быть, побегчили, побегчили, побегчили в Гороховище! – с энтузизазмом воскликнули сапоги и тут же вместе с Катей и огнетушманчиком пропали, причем невесть как, ведь дверь и окно были закрыты, тольки форточка открыта!

– Ну ни фигам, ёшкинам кошт!

Одним словом, сапожки шустро побечи́ли*, побечили, побечили – понесли нашу Катю в хоромы батюшки-царя, в стольное урочище славного Гороха – Гороховище! Бечили, бечили, бечили – и принесли шустрые сапожки Екатерину ну прямо к батюшке-царю.

Дедушка с Иванушкой сидят за столом и видят в свои телеблюдца: Катенька перед царем-батюшкой, понимаешь, на колени встала. Понял Иван, що энто, понимаешь, Катя у Гороха газеты назад просит, а монарх – ни в какую!

– Чьто эвто наша Катя прямо перед монархом на паркет навернулась? – в задумчивости спрохал дедоха.

– Чьто, чьто! – отвечает Иван. – Посклизнулась, вот и навернулась! Паркет-то ужас какой склизкий!

– Мда-а-а, склизота́-а-а, ёшкин кот! Отчего же Екатерина посклизнулась?

– Хороший вопрос! Отвечаю: Екатерина посклизнулась оттого, чьто спотыкнулась!

– Стало быть, и на красну деви́цу бывает спотычка! – с удовлетворением констатировал дедоха и с подозрительностью спрохал: – Обо чьто же энто Екатерина спотыкнулась?

– Обо чьто, обо чьто! Об окурок, вестимо!

– Ба! Кто же эвтот окурок бросил на паркет?

– Кто, кто! Полотер: паркет натирал, натирал, перекур и устроил!

– Ах он, нерадивый полотер! Вот я ему!

– Чьто, чьто?

– Чьто, чьто! Выскажу ему в лицо всё, чьто о нём думаю!

– Фу, как энто неучтиво, дедичка! Я, понимаешь, радикально тобою возмущен!

– Фу ты, ну ты, какой радикал ощо выискался, ёшкин кот!

– Какой есть! Не то, чьто ты – неучтивый, неучтивый, неучтивый!

– Чьто делать, Иванечка, такой уж я неучтивый – радикально!

– А ты бы, дедичка, с Татьяны Учтивицы поучительный пример брал!

– Ах, чьто же она тенчас делает, наша, понимаешь, Татиана Учтивица? Нельзя ли взять с нее пример, дабы хорошенечко поучиться, чмок, чмок?

– Да ни фигам!

– Цмок, цмок! А ты поцмотри в блюдце, дедоцка!

Тутоди дед чьто есть силы крутанул наливное яблочко по своему серебряному блюдечку да и приговаривает, трясясь от нетерпячки:

– Катись-катись, яблочко, по серебряному блюдечку, показывай нам и гор высоту и небес красоту, и поля, и леса, и моря, и полки на полях, и кикимор в лесах, и корабли на морях, и, самое главное, понимаешь, Татиану Учтивицу, где бы она, успешная, ни оказалась!

Покатилося яблочко по блюдечку, наливное по серебряному, а на блюдечке солнышко за солнышком катится, звезды в хоровод собираются – так всё красиво, на диво – что ни в сказке сказать, ни пером описать: видны и гор высота и небес красота, корабли на морях и полки на полях, а кикиморы, понимаешь, в лесах; там опять и опять солнышко за солнышком катится, звезды в хоровод собираются, одним словом – лепота, чистота, доброта и щедрота!

Посмотрел пристально дедичка в блюдечко свое расчудесное – и зырит: наша Татиана Учтивица па... па... поучительно упражняется в па... па... пальбе из рогатки! Па... па... полеживает, па... па... понимаешь, в ванной и па... па... попальбывает из рогатишки па... па... по новеньким величественнейшим колоннам из гранита Габбро.

– Не надо! Не надо! Тильки не эвто! Ах, доннерветтер! – верещит гранит и пытается уклониться от па... па... попаданий, изгибаясь то вправо, то влево.

– Ну па... па... пожалуйста, дорогой геноссе Гроссшварцштейн, па... па... потерпите еще один только разочек! – задорно кричит граниту Таня, перезаряжая рогаточку гаечкой. – И еще! И еще! И еще! Умоляю вас!

– Ах, она Учтивица! До чего же па... па... поучительно учтивая! – с умилением прошептал дедочка. – Жениться на ней, что ли?

– Г-хм! – с глубоким сомнением произнес Иван.

– Ты что, Иван, не в восторге?

– Ага!

– Вот дурак! Па... па... почему?

– Аз в сомнениях!

– Ну ни фигам!

– Вот дурак! А в чем суть твоих сомнений?

– Да в нифигам!

– А что, ежели она и тебя, як эвтого Габбро, из рогаточки – гаечками?

– Ах, доннерветтер! Мда-а-а, дорогой геноссе Иоганн, спасибо за па... па... поучительное предостережение! Не такой уж ты, оказывается, и дурак, па... па... понимаешь! Однозначно! Не па... па... пойму токмо: к чему в семейной жизни рогаточка, а, дурачара? – в глубокой задумчивости произнес дедичка и вдруг радостно воскликнул: – Ага, ёшкин кот! Я знаю, на ком я женюсь: на Кате! Чем она, интересно, чичас занимается?

Глянул Иванушка-дурачек в свое телеблюдце и зехает: наша Катя, понимаешь, перед батюшкой-царем с колен встала, а царь-батюшка наш, понимаешь, перед Катенькой на колени пал. Понял Иван, что энто Горох какое-то предложение Огняночке делает, судя по всему – ох заманчивое, так как Катя до хрустальной люстры подпрыгивает и вся извивается. Да так, понимаешь, подпрыгнула разок, извиваясь, что огнетушитель, болтавшийся у нашей Кати за плечами, зацепился за люстру да так и остался там висеть, а Катя извернулась и на паркет бла... бла... благополучно низверглась. Вот токмо с таким грохотом хлобыстнулась об дубовые кирпичи паркета, що дедочка аж взлетел с табурета, аки муха с экскрета.