Сказ Про Иванушку-Дурачка. Закомуринка двадцать девятая (СИ)

– Чему подвергли? Ка... ка... консерватизму? Ка... ка... космополитизму? Ка... ка... конструктивизму?

– Ну ни фига-а-ам, ёшкинам кошт!

– Тсс... тсс... Подвергли ка... кас... каст... кастр... Ах, слово из головы выскочило!

– Остракизму?

– Да-да! Вот именно, остракизму! Подвергли остракизму! – облегченно закричал дедишка и защелкал пальцами.

– Вах! Вот этам да-а-ам, ёшкинам кошт!

– Фу, как эвто жестоко, дедичка! – Иван вскочил с табурета и замахал руками.

– Молчи, дурачара, а не то...

– Не могу молчать! Фу, как энто бесчеловечно с твоей стороны, дедичка!

– Предупреждаю во вторый раз: молчи, дурандай, а не то...

– А я тебе во вторый раз заявляю: не могу молчать! Фу, как эвто отвратительно с твоей стороны, дедичка!

– Предупреждаю, Иван, во третей раз: молчи, дурачина, а не то...

– А я тебе в третей раз заявляю: не могу молчать, ёшкина кошка! Фу, как энто с твоей стороны...

– Ах, чьтоб ты окаменел, дурачек! – в сердцах заорал дед и яростно защелкал пощупальцами, ерзая на табурете, как фельдмаршал на лорнете.

Иван токмо и успел выкрикнуть напосле́дках:

– ...Неучтиво! – и тут же окаменел, дурачек.

А дедичка впился глазами в блюдечко и зехает: Катенька с Горохом устали целоваться и разлепились. Катя достала из декольте пачку газет – и принялась их в восторге целовать!

Ну, эттого дед не смог так стерпеть – и этто... вскочил с табурета!

– Ах, пусть весь тираж сих газет горит синим пламенем, ёшкин кот! – в ярости завопил дедишка и защелкал пальцами.

Зехнул дедичка в блюдечко: в царских хоромах начался страшный пожар! Повалил сизый зловонный дымина: от вспыхнувших синим пламенем газет, брошенных от нечаянности Огняночкой на паркет, загорелись многочисленные окурки. Старичина закашлялся, озехался и увидел: в евонных хоромах тожде начался страшный пожар и тожде повалил сизый зловонный дымина! Ах, энто загорелась синим пламенем часть газет, оставленная Катей на полу в хатке.

– Вай, вай, вай, вай! Ну ни фига-а-ам, ёшкинам кошт!

– Вот именно, вай, вай, вай, вай! Ну ни фига-а-ам, ёшкин кот! – воскликнул дедочка и заметался по хатке в поисках огнетушманчика.

Метался, метался дедоха по хатке в поисках огнетушманчика и вдруг вспомнил, что огнетушманчик-то – у Кати! Укатил вместе с Катей к царю-батюшке огнетушманчик!

– Сапожки, сапожки на Катиных ножках! – закричал дедочка в блюдечко.

– Чё? Шо? Що? – ретранслировало блюдце возмущенный возглас бравых сапог.

– Немедленно, понимаешь, несите Огняночку назад!

– Зачем?

– В хороме – пожар, однозначно! Пущай Огняночка пожар тушит, понимаешь!

– Хорочё, хорошо, хорощо, однозначно! – закричали сапожки на Катиных ножках.

– Хорошо, хорощо, хорочё, однозначно! – горячаво закричала Огняночка. – Вот тольки пожар в царских хоромах потушу, понимаешь!

– Хорошо, хорочё, хорощо, понимаешь! Я с нетерпением жду, однозначно!

И дедочка впился очами в блюдце, однозначно, щобы лицезреть, как Катя Огняночка пожар в царских хоромах будет тушить, понимаешь.

А в царских хоромах прямо на глазах у дедули происходило следующее.

Думные, понимаешь, боляре живо опомнились, мигом подтянули гачи и шустро затоптали очаги возгорания сафьяновыми ботфортами с серебряными каблуками. Засим боляре возбужденно пошушукались, пошишикались, пошошокались промеж собой в течение шестидесяти секунд и, больше ни секунды не шошокаясь, не шишикаясь, не шушукаясь и даже не раздумывая, принялись приближаться к Гороху с Катей.

– Боляре! – недовольно воскликнул довольно-таки наблюдательный царь.

– Чё? Шо? Що?

– Що эвто вы собираетесь делать, мои верноподданные челядинцы?

– Ох, Горох! Ух, Горух! Ах, Горах! – закричали челядинцы.

– Шо, шо, мои верноподданные челядоны, челядуны, челяданы?

– Всё пропыло, пропуло, прополо! – взволнованно воскуяркнули отнюдь не верноподданные, понимаешь, челядуны, челядоны, челяданы.

– И шо? – воскуяркнул взволнованный монарх.

– Шо, шо! И вот ишшо шо: мы тебя, понимаешь, собираемся свергить, свергуть, свургать! Авось удастся!

– Авось, понимаешь, не удастся, однозначно! Боляре, а боляре!

– Шо? Чё? Що?

– Що, що! Фу, какие вы недостаточно верноподданные, понимаешь, челяданы, челядуны, челядоны! Но тогды я никогды-никогды не спою вам больше свою блистательную балладу!

– Пучему, – неописуемо изумились челяданы, челядуны, челядоны, – ну пучему энто ты никогды-никогды не споешь нам больше свою непритязательную балдаду?

– Пучему, пучему! Путому що я вычеркну из нея слова: «Старикам у нас – доска почета!» И самолично сыму ваши патреты с эвтой самой доски! И никогды-никогды впредь не стану играть вам на баяне!

– Да нехай! – ответили еще более разозлившиеся, понимаешь, боляре и подтянули надраги. – Доигрался, баянист, однозначно! И как скверно играл на баяне!

– Кто, я? – воскуяркнул потрясенный царь.

– Да, ты!

– Да я!.. Да я...

– Що ты?

– Що, що! Фу, какие вы скверноподданные, понимаешь, челядуны, челяданы, челядоны! А що, боляре, неужто действительно всё пропыло, пропуло, прополо?

– Всё, всё пропыло, пропуло, прополо! А що?

– Що, що! А мне-то чьто делать, коли всё прополо? Подскажите!

– Ах вот чьто! А вот и не подскажем! Пущай тебе Катя твоя любимая таперича подсказывает, раз ты нас на Катю променял! Авось она тебе, понимаешь, подскажет, однозначно!

– А-а-а! Спасибо, понимаете, за ценную подсказку! В самом деле, авось моя любимая Катя подскажет, однозначно! Катя, а Катя! Любимая моя!

– Шо?

– Всё прополо, пропыло, пропуло, вот шо! Шо делать, любимая моя? Подскажи, понимаешь!

– Не знаю!

– И я не знаю, Катенька!

– Придумай шо-нибудь! Авось удастся! Ты же царь!

– Я никогды ничегды не придумываю!

– Да ты подумай! Раз в жизни подумай сам! Авось получится!

– Я никогды ни о чем не думаю! Для энтого у меня есть думные, понимаешь, боляре! Спрошу-ка я думных боляр еще раз! Авось ответят!

– Вот видишь, отлично придумал! Спроси думных боляр еще раз! Авось ответят, хи-хи!

– Хорошо, хорочё, хорощо, любимая моя!

– Ну вот и хорошо, хорочё, хорощо! Спрашивай же, любимый!

– Ага! Боляре, а боляре!

– Що? Чё? Шо?

– Шо, шо! Всё прополо, пропыло, пропуло, боляре, вот шо! Шо мне делать?

– Ах вот оно шо! Готовиться!

– Готовиться? Ах вот оно шо! А к чему?

– А к тому, как мы тебя жизти решать будем!

– Ах, да как вы смеете, злодои, злудуи, злудеи! – гневно закричала царица.

– Ах, вот именно, ах, да как вы смеете, злодои, злудуи, злудеи! – гневно закричал царь.

– А вот и смеем! – злородно, злурудно, злурадно закричали злодои, злудуи, злудеи и решительно подтянули штаны. – Вот именно!

– У-у-у! Кажного, кто на эвто осмелится, я узнаю в лицо и перепишу в черный блокнот!

– У-у-у! А вот и не узнаешь! – злородно, злурудно, злурадно закричали злодои, злудуи, злудеи.

– У-у-у! Эвто пучему? – пронзительно закричала царица Екатерина, выпучив глаза.

– Вот именно, пучему? У-у-у? – пронзительно закричал царь Горох, выпучив очи.

– Пучему, пучему! А вот пучему! – злородно, злурудно, злурадно закричали злодои, злудуи, злудеи и все до единого нацепили черные очки. – Вот именно! У-у-у!

– Ах вот оно шо-о-о! – хлопнула себя по лбу царица. – Хи-хи!

– Ах вот оно шо-о-о! – хлопнул себя по лбу царь. – Хнык, хнык! Боляре, а боляре!

– Шо? Шо?

– Шо, шо! Как же вы меня жизти решать будете? У вас же нет никакого оружия, хе-хе!

– Как нет? Пучему нет? – возмутились боляре. – А энто шо?

И они повытаскивали из карманов табати́рки, сиречь тютюнокерки. Резко запахло доморощенным тютюном.

– Го-го-го-го-го! Да эвто же табакерки! – расхохотался царь Горох и чихнул.

– Вот именно! Да-а-а, это табакерки! – подтвердили мрачно-премрачно боляре, непрерывно чихая. – Тяжеленные, понимаешь: серебряные! С махоркой! Апчхи!