Сказ Про Иванушку-Дурачка. Закомуринка двадцать девятая (СИ)
Сказ Про Иванушку-Дурачка. Закомуринка двадцать девятая (СИ) читать книгу онлайн
Се – закомуринка двадцать девятая. Три главных героя Сказа – русский характер, русский язык и русское меткое высказывание – продолжают себя проявлять в полной мере. И отдельные русские народные персонажи (Катя Огняночка и царь Горох), и большие их коллективы (думные, понимаешь, боляре) оказываются оптимистами и никогда не теряют надежды (на русский авось). Читатели, продолжающие изучать в полном объёме настоящий, ядреный (и необъятный) русский язык, познают (с несомненной пользой для себя), что такое козьи орешки (стоит их грызть или нет). А влюбленные в меткие русские высказывания узнают много нового для себя: например, прочная или непрочная хоромина овин и когда требуется кормить молотильщиков. Наконец, в данной закомуринке к уже известным нам двум видам правд (подноготной, которую добывали, коля под ногти, и подлинной, которую добывали, избивая подлинниками – длинными палками) добавляются еще два вида правд: Сидорова и Ярославлева. В заключение сей закомуринки мудрость народная, которая несудима, неистощима, безмерна и в гимне воспета, – однозначно разъясняет, с чего именно надо начинать очередную безделку (да и вообще, понимаешь, любое дело).
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
– Хм-хм... А-а-ах, ах, вселды́* битте шён! – протянула Огняночка свою ще... ще... щепоть дедушке.
Старичища, извиваясь, впился губищами в Катину ще... ще... щепоть, но вдруг препротивнейше заверещал:
– Ой-ё-ё-ё-ёй! Как я сильно обжегся! – и плюхнулся на табурет, как корнет на фальконет, да и принялся облизывать обожженные губищи.
Горячо возмущенная Катя резко махнула рукой:
– Фу! Це... це... целоваться учился, учился, университеты для энтого проходил, а так и не наловчился, черт побери!
– Вах, фиг-то там!
– Вот именно, вах, фиг-то там! Что делать, черт побери?! Что делать? Как пережить такое величайшее огорчение? – трагически прошептал старбень. – Черт побери мои университеты: Оксфордский, Кембриджский и Гарвардский! Скольки я там пешеходных дорожек проходил, выглядывая привлекательных одиночек!
– Ну чьто, я так и должна стоять перед вами по стойке смирно? Неужели никто не предложит мне присесть? Авось всё-таки предложит! Хотя бы из уважения к моему сану! Я же топе́рчи не черная крестьянка, а думная, понимаешь, болярыня!
– Вах, как же энто мы могли забыть! – огорченно сказал оксфордец, кембриджец и гарвардец. – Вольно, Катя, отставить смирно, присаживайся на тубарет! Тольки мельхиоровый поднос из буфета возьми да под себя подложи!
Катя так и поступила.
– А здорово ты его, цезаря-батюшку-то, газетками-то уела! Как он позеленел, услышав про налог на царские-то хоромы! Авось топерь всё сполна заплатит – за всё! Аж тринадцать процентов! А главное – этто то, что мы тебя не потеряли, Екатерина, калды́* он тебя в постельничьи идти к нему уговаривал! Хе-хе!
Катя горько вздохнула и заерзала на табурете. Табурет под ней задымился. Все закашлялись. А изо рта Ивана пулей вылетел одиночный комарик, но далеко улететь не смог: воспарил, паразит, ударился об потолок и хлопнулся в изнеможении на дедушкино колено.
– Ну что, Катя, ты рада? – радостный дед хлопнул себя по колену и прибил комарика.
– Фиг-то там!
– Что, я?
– Да, ты! – радостный дед сунул машинально комарика в ртищу – и слопал привлекательного одиночку!
– Я рада! – с кислым видом ответила Екатерина, памятуя о том, что в случае неудачного ответа её могут прибить и слопать.
– Ах, Катя! За доставленное удовольствие я готов сделать тебя счастливой!
– Ой!
– Шо?
– А эвто как?
– За доставленное удовольствие я готов исполнить три твоих заветных желания!
– Ой!
– Шо?
– Ой, какой раскаленный энтот противный противень! Кажется, я обожгла себе пе́пеки*!
– Надось помазать их маслом! Подсолнечным! Хочешь, помажу?
– Нет, не хочу!
– Обжи́г* надоть сперьва охладить! – ввернул Иван, жутко ерзая на табурете. – Можно помазать обже́говину* мороженым! Хочешь, помажу обжо́глое* сливочным мороженым?
– Нет, не хочу! А знаешь чьто, дедушка?
– Чьто?
– Сделай так, чьтобы моя горячность была как раньше!
– Эвто твое самое заветное желание?
– Фиг-то там!
– Да!
– Самое горячее желание?
– Да! Эвто мое первое самое заветное, самое горячее желание!
– Ты хорошо подумала?
– Да!
– Не передумаешь?
– Нет!
– Подумай ещежды! Стоит ли отказываться от такой теплоты? Ведь теплота спасет мир!
– Подумала!
– Хорошо подумала?
– Да! Я ж, блин, думная, понимаешь, болярыня, однаждызначно! Ты что, забыл?
– Не забыл, двождызначно! И что ты надумала? Авось передумала? Может быть, всё-таки лучше – в тепле?
– Нет! Мое желание неизменно!
– А как же спасение мира, ты об энтом подумала?
– Я подумала о спасении своих пепек!
– И что ты надумала?
– Дедушка, сделай мой жар меньше! – возопила деушка с присущей ей горячестью.
– Во сколько раз?
– В двадцать!
– Пусть Катин жар станет меньше! – воскликнул оксфордец, кембриджец и гарвардец. – В двадцать тысяч раз!
И универсант трех университетов вскочил с табуретки, как мастодонт с мотоциклетки, и трожды щелкнул перстишками. Но он, мастодонт эдакий, явно переборщил: Катя превратилась в ледышку.
– Обольстительная мадьмуазель! Пр-р-релестная фройляйн! – радостно закричал универсант, озирая плоды своих щелканий, и изо ртищи у него потекли слюнищи. – Поз... поц... ваш... ще... чар... дец!..
Девонька промолчала: не смогла разжать губоньки. Зато, понимаешь, совершенно непечатно выразился Ивасенька:
– Ну ты, дедище, ващще! Какой такой поз... поц? Що такое чар... дец?
Ту́тишки школяр триех высших школушек трёхма* сглотнул обильнейшую слюнищу и внятно произнес:
– Я сказал Екатерине: позвольте поцеловать вашу щечку, оч-чаровательная девица!
– И чьто она тебе ответила?
– Ничего, ёшкин кот!
– Хе-хе, ёшкина кошка!
Высший школяр насупился, но вдруг просветлел и закричал:
– Я понял, понял, ёшкин кот! Молчание – знак согласия! Она согласна!
– Хм-хм!
– Ну тепе́ренько-то я смогу, наконец, тебя поцеловать, Катенька! – воскликнул в восторге школяр, подскочил и поцеловал Катю в щечку. – Ой, ма... а!..
– Фиг вам!
Высший школяр утратил способность выражаться членораздельно, ибо губищи его примерзли к Катиной щечке.
– И-а-а-а! – завопил гарвардец, обращаясь к Ивану. – С-с-с... Пс-с-с... А-и́ э-я́!
– А-и?
– А-и!
– Аи значит: спали́?
– А́а! – отрицательно замотал головой оксфордец, и губищи его, примерзшие к Катиной щечке, растянулись как резина – в горизонтальной плоскости.
– Аи значит: спаси?
– Аа́! – согласно кивнул головой кембриджец, и губищи его, примерзшие к Катиной щечке, вытянулись как резина – в вертикальной плоскости. – А-и э-я!
– Э-я?
– Э-я, э-я!
– Ея, чьто ли?
– А́а, э-я! – замотал головой гарвардец-оксфордец, и губищи его, примерзшие к Катиной щечке, растянулись как резина – в горизонтальной плоскости.
– Тебя, чьто ли?
– Аа́! Э-я, э-я! – энергично кивнул головой оксфордец-кембриджец, и губищи его, примерзшие к Катиной щечке, вытянулись как резина – в вертикальной плоскости.
Иванушка-дурачек вскочил с табурета, подскочил к кембриджцу, оксфордцу и гарвардцу и дернул оного трёхма за плеки, но без толку.
– Деда!
– О?
– А ты произнеси: пусть Катин жар станет прежним, как в родной деревне! И щелкни перстами!
– О-о-шо́! – прошипел наш кембриджец-гарвардец. – Уть а́ин ар а́э э́им, ак оно́й ээ́вне!
И наш гарвардец-кембриджец щелкнул перстами.
– Фиг-то там!
Катин жар тут же пришел в норму, а дедушкины губищи отлипли от Катенькиной щечки.
– Ура-а-а! – горячо закричал Иоанн и плюхнулся на свойный табурет.
– Ула-а-а! – горячевато закричала Огняночка.
– Уа-а-а! – горячо-горячо закричал гарвардец-кембриджец-оксфордец и ухнул на свойский табурет, как мастодонт на мотоциклет.
Старичек почмокал чрезвычайно увеличившимися в размерах губами и прогундя́вил*:
– У от, а́тя!
– Шо, шо? – с горячеватостью спрохала Огняночка.
– Шо, шо? – с жаром спрохал Иоанн.
– О, о! Ш-ш-ш... О, о! Я оорю: ну от, Катя, твой жар и стал прежним, как в одной деревне!
– В одной? – горяча́во удивилась Екатерина. – В какой?
– В одной! Р-р-р... р-р-р... р-р-р... в родной!
– А-а-а!
– Ты састлива, Катя?
– Шо?
– Ты сцастлива, Катя?
– Шо, шо?
– Ты скастлива, Катя?
– Ага!
– Ну вот, твое пелвое желание, стало быть, исполнилось!
– Ой, а м-м-мочно слазу же втолое?
– М-м-мо... Мно-о-о... Мнэ-э-э... Мну-у-у... Мнужно! Говоли!
– Мое втолое голячеватое желание: хочу в лодную делевню, к маме!
– На побывку?
– На побывку!
– На какой слок?
– На неопледеленный!
– Фиг вам!
По дедушкиным щекам потекли слезы умиления.
– Оошо!
– Шо?
– Х-х-х... Х-х-х...
– Шо, диду?
– Р-р-р... Р-р-р...
– Шо, шо? Л-л-л... Л-л-л...
– Я оорю: хоошо, Катя! Будет неукоснительно исполнено! Но какое третье желание? Самое-самое заэтное!
