Я и Тёмка

– Ну, так. Ещё что?

– Пусть слова песни учат. У тебя они есть?

– Нет. Я даже не знаю, какая песня.

– «Учил Суворов в лихом бою».

– Ты откуда знаешь?

– Я только эти слова знаю.

– Это же наша строевая песня была!

– Вот и пора передавать молодому поколению. Напишу, потом размножим на тридцать человек.

– Так, хорошо. Это мне нравится. Ещё что?

– Ещё что? На себя посмотри.

– Что? – возмутился Андрей.

– Ты сам вялый и незаинтересованный. Подтянись. Шутки там, прибаутки… Командный голос, командный дух! Где-то на своём примере покажи, кого-то похвали.

– Да? Это, наверное…. Знаешь что…. Ты завтра тоже приходи, ладно?

– Ладно, – ответила я. – Пошли слова переписывать.

На следующий день перед уроками я провела беседу с Кошкиным. Он меня с первого раза понял и согласился помочь, но в обмен на такую же помощь ему. После уроков на тренировку мы пришли втроём. Как и вчера, ребята занимались, кто во что горазд.

– Стройся! – закричал Андрей.

Пока шло построение, Кошкин громко говорил:

– Батюшки! Ну, ты, Толкач, влип! Это ж надо! Стадо коров… Нет! Стадо тлей! Кто куда, только не туда! Девицы размалевались – смотреть противно, пацаны под пятиклашек косят. Всё портфельчиками бьются да друг на друге ездят. Срамота одна! Не то что мои! Орлы! Мы уже готовы… Почти. Нет, всё-таки «ашки» – это «ашки». Не чета «бэшкам».

Семиклашки чуточку зашевелились, а девочки стали злобно смотреть на Кошкина.

– Ты моих девочек не тронь, – ответил Андрей. – Это боевая раскраска. Маскировка. Она у нас только на тренировках присутствует. На смотр мы её не возьмём.

Девочки с благодарностью смотрели на Андрея.

«Эти готовы», – про себя отметила я.

– Так! Молодцы. А теперь на первый-второй рассчитайсь! – бодро скомандовал Андрей.

И началась нормальная работа. На первый-второй разбиваться научились сразу. Попробовали на первый-второй-третий. Оказалось сложно. Тогда просто встали в колонну и, маршируя на одном месте, пели песню по бумажке. Пока не добились точности шага, не разошлись. Так каждый день мы занимались с нашими «мелкими хищниками». Придумывали разные штуки, чтобы заставить их сделать так, как нам надо. С девчонками оказалось попроще: как только они все в Андрея повлюблялись, начали стараться изо всех сил. Сами начали пытаться всё сделать и на мальчишек покрикивали. А чтобы встряхнуть мальчишек, Андрей договорился со своей тётей, которая в детском кинотеатре рядом со школой администратором работала. У них в подвале тир есть. Вот туда Андрей ребят пару раз и сводил: после этого дело и вовсе на лад пошло.

Маршировать, перестраиваться и разворачиваться научились быстро. А вот с песней была проблема: никак не получалась.

– Как мартовские коты, – констатировал Андрей.

– А давай парами их прослушаем? – предложила я. – Если двое в унисон поют, тогда ещё парочку плюсуем… Если тоже нормально, ещё парочку… Так поймём, при каком количестве у нас кошачий хор получается.

– Тут, может, не в количестве дело.

– Может быть.

Пока мы с песней разбирались, Кошкин со своими бился. Мы с Андреем честно ему помогли – тоже от души наговорили всякого. Но результата, такого как у нас, не получилось, а почему, анализировать некогда было.

На прослушивании наших «певцов» выяснилось, что дело не в числе, а в умении. Три горлопана честно орали текст, не заботясь о нотах – в результате получался не хор, а какофония.

– Ты, Петя, вот что, – сказал Андрей, – ты не пой. Рот открывай, а не пой.

– Надо петь громко! – закричал один из певцов-неудачников.

– Тебя тоже касается, – сразу скомандовала я, – и Сергея. Открывайте рот, но ни звука. Посмотрим, как получится.

Когда во время марша ребята запели песню без выявленной нами троицы, получилось отлично.

– Вот что, друзья, – сказала тогда я. – Если хотите петь, помните: только из-за вас весь класс может провалиться. Поняли? Или учите ноты – или не открывайте рта. Да! И орать вовсе необязательно. В песне главное – не громкость…

– А что? – удивился Петя.

– А попадание в ноты, – ответил Андрей.

Чтобы совсем было хорошо, мы попросили классную руководительницу ребят заказать для них чёрные с белой полосой пилотки. А ребятам сказали, что на смотре одежда должна быть белой сверху (рубашки и блузки) и чёрной снизу (брюки и юбки). За два дня до смотра мне приснился сон, что наши девочки вышли в разных по цвету колготках. В моём кошмаре было и продолжение, когда я увидела весь класс в разноцветных туфлях. Проснувшись в холодном поту, я набрала Андрея:

– Белые колготки, чёрные носки, чёрная обувь! Запомни!

Когда настал день смотра, мы с Андреем волновались больше своих семиклашек.

– Ты, это… Не бегай передо мной, как ужаленная, – сказал Андрей. – Мне и так нехорошо.

– У меня что-то с животом. Что я ела такое?

– Всё у тебя вовремя. Впрочем… у меня тоже.

– Так на нервной почве бывает, бабушка говорит.

– Значит, перетерпим. Да и когда уже…. Наши сейчас выходят! Я побежал.

Андрей подбежал к своему строю, ещё раз всех обошёл. Поправил пилотки, галстуки на мальчишках, платочки на девочках. Все были настроены по-боевому и так смешно следили за Андреем глазами, словно это была их последняя спасительная соломинка.

Наконец нас объявили. Строй вышел чётко и, быстро рассыпавшись, тут же собрался в одну шеренгу. Потом рассчитался на первый-второй и перестроился. Затем построился обратно в одну шеренгу и рассчитался на первый-второй-третий. Построение закончилось: ребята вновь рассыпались, словно бусинки на столе. Раз! И колонна в сборе. «До чего красиво!» – думала я, любуясь на нашу работу.

– Это рассыпание кто придумал? – спросила директриса.

– Андрей, – ответила я.

– Эффектно.

Наконец под песню наши ребята замаршировали по кругу, чётко работая на повороте. Завершив последнее перестроение умопомрачительным выстраиванием в треугольник, мы закончили. Андрей стоял весь красный и улыбался.

– Слушай… Ну и дело мы провернули, да? – прошептал он.

– Да! Какое место дадут?

– Да какое место! Главное, всё закончилось. Я пить хочу!

– Я тоже. Пойдём в столовую?

– Нет! Нет! Засохну, но всех пересмотрю. Пока мы лучшие, нет?

– По-моему, тоже, но мы же необъективны…

– Это да.

Наконец смотр завершился. Объявили пятиминутный перерыв.

Все классы стояли по стойке смирно в полной тишине, а жюри выбирало победителя.

– Первое место в строевом смотре занимает 7 «Б». Молодцы, ребята! Поздравляем!

– Не может быть, – прошептала я.

– Почему это «не может»! Я знал! Я точно, я всегда… Здорово как! Ты представляешь? Первое! Ну как это! Ну надо же! – шумел Андрей.

– Ты заговариваешься, – пошутил Кошкин. – Вы молодцы. Смогли из них вылепить что-то. А мои на шестом месте.

– Не на последнем же!

– Это да. Утешение.

Мы подошли к ребятам и поздравили их. С той поры мимо нашего седьмого класса незаметно пройти было невозможно – ребята радовались нам и здоровались в самых разных и неожиданных местах.

– А мне понравилось, – закинув ноги на спинку дивана, сказал Андрей вечером. – Надо в следующем году опять их взять. Как считаешь?

– Помнится, кто-то не знал, как от них откреститься…

– И на старуху бывает проруха, – заулыбался Андрей.

Впадаем в детство

Какой-то сегодня был скучный день в школе. На уроках без конца писали, писали, писали… Полкласса болеет гриппом, а у всех остальных состояние коматозное. Я всё смотрела в окно. Серый дождливый ноябрь. В небе просвета нет. Спать вроде не хочется, что-то делать – тоже. Разве с книжкой какой-нибудь любимой на кровати поваляться да чая горячего с лимоном выпить… Шесть уроков тянулись, как бурлаки на Волге, но всему бывает конец, и мы поплелись домой.