Двенадцатая карта

Два охранника привели закованного в наручники Томпсона Бойда в лабораторию Райма и предъявили его детективам. Женева находилась в комнате наверху, на этот раз под присмотром Барб Линч.

Райм редко изъявлял желание встретиться с преступником лицом к лицу. Как ученого в работе его привлекал азарт, жажда погони, а не физическое воплощение подозреваемого. Злорадствовать перед пойманным им человеком желания он не имел. Оправдания и мольбы оставляли его равнодушным, угрозы не задевали.

Сейчас он хотел быть абсолютно уверенным, что жизни Женевы Сеттл больше ничто не грозит. Хотел лично оценить преступника.

Бойд, весь замотанный бинтами после схватки с Сакс, обвел лабораторию взглядом. Оборудование, таблицы на досках. Инвалидное кресло.

Ноль эмоций — ни искорки удивления, ни проблеска интереса. Даже когда он увидел Сакс, только кивнул. Словно забыл, что она едва не выбила ему булыжником все мозги.

«Когда его спросили, что он чувствовал, когда сидел там на стуле, он сказал, что никак, ничего не чувствовал. Только вроде как онемение. Ближе к концу он часто так говорил, что чувствует онемение».

— Как вы меня нашли? — спросил он.

— Пара мелких деталей, — ответил Райм. — Во-первых, ты выбрал не ту карту из колоды таро. Она навела меня на мысль о казнях.

— «Повешенный». — Бойд кивнул. — Верно. Об этом я не подумал. Мне она показалась достаточно устрашающей. Оставил, чтобы сбить вас с толку.

— Фамилию мы вычислили, — продолжил Райм, — благодаря твоей привычке.

— Привычке?

— Насвистывать.

— Тоже верно. Стараюсь сдерживаться, когда на деле, но иногда само собой вырывается. Значит, вы разговаривали…

— Да, поговорили кое с кем из Техаса.

Бойд кивнул и, щуря саднящие глаза, уставился на Райма:

— Значит, вы знаете о Чарли Такере? Этом жалком подобии человека. Он отравлял моим людям последние дни жизни, грозил им адским пламенем, нес всякую чушь про Иисуса и прочее.

«Мои люди…»

— Бани Аль-Дахаб был единственным твоим заказчиком? — спросила Сакс.

Бойд удивленно сморгнул — впервые на его лице промелькнула настоящая человеческая эмоция.

— Как?..

Он замолчал.

— Бомба сработала раньше времени. Или он покончил с собой.

Бойд отрицательно мотнул головой.

— Нет, самоубийцей он не был. Скорее бомба детонировала случайно, неаккуратный он был человек… чересчур порывистый. Все делал не по инструкции. Наверное, поспешил с приведением в боевую готовность.

— Как вы с ним встретились?

— Он мне позвонил. Узнал от кого-то в тюрьме мое имя. Исламские связи.

Вот оно что. Райм долго гадал, как охранник из техасской тюрьмы мог спутаться с исламистами.

— Чокнутые, — сказал Бойд. — Но деньги у них есть, у арабов.

— А Джон Эрл Уилсон? Он собирал для тебя взрывные устройства?

— Так точно, сэр. Джонни. — Киллер помотал головой. — Вам и о нем известно? Должен признать, вы молодцы.

— Где его найти?

— Понятия не имею. Мы оставляли сообщения на ящике голосовой почты с уличных автоматов. Встречались всегда в людных местах. Ни разу лишним словом не обменялись.

— Об Аль-Дахабе и бомбах с тобой будут беседовать федералы. Мы хотим знать насчет Женевы. Кто-то еще желает ей навредить?

Бойд мотнул головой.

— Судя по тому, что он мне рассказывал, Аль-Дахаб был одиночкой. Может, и связан с кем-то на Ближнем Востоке, но здесь — ни с кем. Никому не доверял.

Сакс зловеще предупредила:

— Если ты лжешь, если с ней что-то произойдет, мы позаботимся, чтобы остаток жизни показался тебе адом.

— Каким образом? — как будто с искренним интересом спросил Бойд.

— Ты убил библиотекаря, доктора Бэрри. Пытался убить офицера полиции. Тебе светит несколько пожизненных сроков. Мы также детально расследуем смерть девушки, погибшей вчера на Кэнал-стрит. Кто-то столкнул ее под колеса автобуса недалеко от того места, где ты уходил с Элизабет-стрит. Сейчас твои фотографии просматривают свидетели. Свободы тебе не видать.

Бойд дернул плечами:

— Мне все равно.

— Тебе безразлично? — спросила Сакс.

— Знаю, вам меня не понять. И за это я вас не виню. Но, видите ли, тюрьма мне не страшна. Задеть вы меня ничем не сможете — я уже мертвец. Убить кого-то или спасти чью-то жизнь — мне все одно. — Он посмотрел на Амелию, которая сверлила его взглядом, и сказал: — Узнаю ваш взгляд. Вы сейчас думаете: что же это за выродок? Ну, вы меня таким и сделали.

— Неужели? — спросила Сакс.

— Вам известно, кем я работал.

— Приводил в исполнение смертные приговоры, — сказал Райм.

— Так точно, сэр. И вот что я вам расскажу: можно найти имена всех, кого на законных основаниях казнили в этой стране. Их очень много. Можно найти имена губернаторов, которые дожидались полуночи или утра, чтобы утвердить помилование. Имена всех жертв, убитых приговоренными, а часто также имена их родственников. Но догадываетесь, чьих имен вы никогда не найдете? — Он оглядел стоящих вокруг полицейских. — Наших. Имена тех, чья работа — нажимать кнопку… исполнителей. О нас не помнят. Каждый любит порассуждать о том, как смертная казнь влияет на семьи приговоренных, на общество, на семьи жертв. Не говоря уже о том человеке, которому отведена роль овцы на заклание. А на нас, исполнителей, всем плевать, никто не задумывается, что происходит с нами.

Как день за днем проводишь с людьми, которые должны умереть. Как постепенно их узнаешь, беседуешь с ними обо всем на свете. Как чернокожий парень спрашивает у тебя, почему если белый совершил точно такое же преступление, вместо смерти он получает пожизненное, а иногда отделывается и того легче. Как мексиканец клянется тебе, что не насиловал и не убивал ту девочку… просто зашел взять пива в универмаг, но вдруг заявляются полицейские, и ты не успеваешь глазом моргнуть, как уже в камере смертников. А спустя год, как человек в могиле, по анализу ДНК выясняется, что взяли не того.

Конечно, даже те, кто действительно виноват, тоже люди. Вот так живешь рядом с ними день за днем, стараешься пристойно к ним относиться, потому что они нормально относятся к тебе. Привыкаешь к ним, узнаешь, а потом… потом убиваешь. Лично. Своими руками: жмешь на кнопку, опускаешь рубильник… Это тебя меняет.

Знаете, как говорят? Наверняка слышали: «Мертвец идет». Имеется в виду заключенный-смертник. На самом деле это про нас, про тех, кто приводит в исполнение приговор. Мы — мертвецы.

— А как же твоя подружка? — глухо сказала Сакс. — Как можно было стрелять в нее?

Бойд помолчал. Впервые за весь разговор лицо его сделалось мрачным.

— Я раздумывал насчет этого выстрела. Надеялся, вот-вот придет чувство, что не должен стрелять. Что она слишком много для меня значит. И я бы ее оставил, а сам попробовал убежать, и будь что будет. Только… — Он потряс головой. — Ничего не случилось. Я смотрел на нее и чувствовал лишь онемение. Но знал, что выстрелить смысл есть.

— А если вместо нее дома были бы дети? — потрясенно спросила Сакс. — Ты бы стал в них стрелять, чтобы уйти?

Секундная пауза, пока он размышлял.

— Мэм, думаю, мы оба знаем ответ. Ведь это бы точно сработало, верно? Вы бы остались, чтобы попытаться спасти девочек, вместо того чтобы меня догонять. Как говорил мой отец: «Вся разница в порядке величины».

Его лицо вновь приняло безмятежный вид, как будто после долгих споров с самим собой он наконец ответил для себя на какой-то важный вопрос.

«"Повешенный"… Часто карта предрекает подчинение обстоятельствам, отказ от борьбы, смирение с тем, что есть».

Он посмотрел на Райма.

— Теперь, если не возражаете, думаю, мне пора возвращаться домой.

— Домой? — Недоуменный взгляд…

— В тюрьму.

Словно: «Как еще это можно понимать?»

Отец и дочь вышли из вагона метро на Сто тридцать пятой улице и направились в сторону школы Лэнгстона Хьюза.

Женева не хотела, чтобы он с ней шел, но Джакс сказал, что будет за ней присматривать. Мистер Райм с детективом Беллом тоже встали на его сторону. Кроме того, завтра ему предстояло вернуться в Буффало. Что ж, можно и потерпеть пару часов.