Бог не проходит мимо

Все знают о трагических событиях, произошедших в храме Апостола Фомы на Кантемировской в ночь с 19 на 20 ноября. В храме неизвестным злодеем был расстрелян мой муж, священник Даниил Сысоев. Его убили за проповедь христианства, за обращение ко Христу инославных. Милостью Божией он удостоился прекрасной, мученической кончины, о которой мечтал, так как всем сердцем любил Господа нашего Иисуса Христа.

Этот роман был задуман задолго до убийства. На момент его смерти роман был написан почти полностью. Первым читателем и рецензентом стал мой супруг - отец Даниил. Он полностью одобрил идею и сюжет данного произведения.

Удивительно то, что в романе оказались, можно сказать, косвенные пророчества. Например, описание могилы старца - замерзшие и заснеженные розы, деревянный крест с крышей домиком, деревья с побитыми морозом яблоками - оказалось точным описанием могилы моего мужа. А еще подробное описание расстрела мученика за Христа: выстрел в затылок, падение лицом вниз и все то, что чувствует его душа. Удивительно, но это факт.

В основе романа - реальные события, очень многие эпизоды взяты из жизни. Это приключенческая драма, в книге есть любовь и ненависть к человеку, любовь и ненависть к Богу, предательство и отречение.

Бог не проходит мимо - вот главная идея книги. Промысел Божий - в судьбах людей. Что бы мы ни делали, куда бы ни спешили, как бы ни забывали Бога, Он рядом и никогда не проходит мимо, особенно если мы Его просим. Он устрояет наши жизни, если мы делаем хотя бы шаг навстречу Ему. И этот шаг уже наш личный выбор. События, описанные в книге, отражают личную свободу выбора человека и присутствие Божие в судьбе каждого из нас.

Я надеюсь, что моя работа принесет пользу людям, многих укрепит в вере и уповании на милость Господа нашего Иисуса Христа.

Моему мужу священнику Даниилу посвящается.

Известный монастырь. 1993 год. Тишину главного монастырского собора нарушали всплески воды и звуки скребков, которыми несколько женщин в черном, сидя на корточках, очищали мраморный пол от налипшего на него воска свечей. Женщины молчали, лишь изредка обмениваясь короткими фразами по делу. Уборка монастырских храмов входила в список обязательных послушаний для паломниц, приезжающих в монастырь.

Две студентки и неразлучные подруги Настя и Алена впервые приехали в монастырь в паломничество. И это послушание у них было первое. Алена работала с вдохновением, и все в монастыре вызывало у нее восторг. Насте же, напротив, многое не нравилось. Не нравились хмурые женщины в черном, не нравились жирные подсвечники и грязные пятна воска на полу. Насте хотелось домой, ее угнетали монастырская гостиница, неустроенность и неведомые правила поведения, которые нужно было знать и соблюдать, чтобы случайно не попасть впросак. Алена же чувствовала себя раскованно, со всеми знакомилась и уже с кем-то договорилась, чтобы им с Настей попасть к старцу без очереди.

В этот монастырь многие приезжали ради встречи с известным на всю Россию старцем. Собственно, за этим и приехали Алена с Настей. Алену очень волновал вопрос выбора пути: идти ей монашеской стезей или оставаться в миру. Почему ее волновал именно этот вопрос, она и сама толком не знала. Но была твердо уверена, что существует проблема выбора пути, которую ей необходимо срочно решить именно здесь. Настя поехала просто за компанию, она не знала, о чем спрашивать батюшку. В ее жизни особых проблем, требующих подобного вмешательства, не было, а зачем еще беспокоить старца, с которым сотни страждущих искали встречи, она не знала.

К батюшке они в ту поездку попали действительно без очереди. Встали затемно, почти ночью. Алена узнала, что старец будет принимать на полунощнице (самая ранняя служба, в пять утра).

В монастырской гостинице очень многие поднимались в такую рань. Паломники, похожие на тени, почти сливаясь с предрассветной осенней мглой, медленно тянулись в сторону собора. Неслышно, как летучие мыши, в развевающихся, словно крылья, мантиях стремительно скользили вышедшие из своих келий монахи. В соборе царил таинственный полумрак, с тихим потрескиванием горели свечи, пахло ладаном и воском, у аналоя, освещенного единственной лампой, монотонным голосом читал семнадцатую кафизму длинноволосый монах.

Легендарный и знаменитый на всю страну старец оказался согбенным стариком низенького роста в схимническом одеянии. Он сидел, сгорбившись на скамеечке, опершись локтями о колени, и безостановочно перебирал четки. Отец Илиодор, так звали старца, казался немощным и слабым. И Насте даже стало неловко беспокоить старого больного человека, к тому же он был погружен в молитву и словно не замечал окружающей его действительности, но это было первое, внешнее, и, как оказалось позже, обманчивое впечатление.

Очередь была небольшой, стояли молча, изредка крестясь на «Славу» и «Господи, помилуй», некоторые читали потрепанные молитвенники. Очередь подошла.

Настя опустилась на колени, как это делали остальные, подходившие к схимнику. Это делалось не потому, что так было принято, а лишь потому, что отец Илиодор сидел, низко склонив голову, и стоять перед ним было неловко, да и невозможно. А говорил он настолько тихо, что приходилось почти вплотную приближаться к его лицу. Опустившись на колени, Настя почувствовала вначале тонкий аромат, исходивший от его одежды, напоминавший запах ладана, а потом и нечто, что не выразить словами. Это нечто казалось некой благодатной и всеобъемлющей силой, словно она приблизилась не к немощному пожилому человеку, а к небожителю, державшему в руках не четки, а оружие и облаченному не в старенькую, застиранную ряску и монашескую мантию, а в доспехи из запредельного мира. Но, кроме всего этого, было главное: старец излучал любовь, вселенскую любовь, не имеющую ничего общего с тем, что мы привыкли называть любовью. Это было не чувство любви - это была сама любовь.

С этого момента от него не хотелось отходить, время словно приостановило свой ход. Все прежние раздражение, смущение и недовольство куда-то исчезли, Настя не знала, что будет спрашивать, и просто попросила у него благословение.

- На всякое благое дело, - произнес старец и протянул ей сухонькую руку, которая источала тот же аромат.

- Наставьте меня, - робко попросила Настя.

- Молись и трезвись, за сестру молись, не оставляй ее.

Старец еще раз ее благословил, как бы давая понять, что отпускает ее. Но она не хотела от него уходить. Настя вспомнила, что Алена собиралась спрашивать у него про монастырь или замужество, и решила гоже об этом спросить, хотя о монастыре раньше и не думала.

Отец Илиодор тонкими узловатыми пальцами молча перебирал четки.

- Замуж? - задумчиво и с некоторым вопрошанием произнес старец. - Закончишь институт, а там и замуж выйдешь, только храни себя до этого от всякого блуда. Иначе не сможешь выйти за того, кто будет тебе дан.

Последнюю фразу Настя совсем не поняла. Но ушла от него, словно на крыльях улетела. Следующей шла Алена.

Насте хотелось выйти на улицу, вдохнуть полной грудью и побыть одной. Тихая радость воцарилась в ее душе, и особая тишина, и покой. Покой и тишина в природе словно вторили ее настроению, мелкий осенний дождь, называемый грибным, серебряными нитями, как паутиной, пронизывал посиневший от занявшегося рассвета воздух. Разбуженная синица в кустах пела грустную монотонную песню прощания с летом.

«Как хорошо, и как хочется жить, и вся жизнь впереди, и как хорошо быть с Богом! Как я раньше жила без веры и без Господа?» - думала Настя.

Потом она вспомнила слова старца о сестре, вначале не поняла, какую сестру он имел в виду, а потом ее осенило, что это Алена.

«Только откуда он узнал, что я приехала не одна? О чем я думаю! Он прозорливый, и этим все объясняется».

Вечером на всенощной Настю уже все радовало: стройно пел монашеский хор, множество свечей, яркий свет и наполненные глубочайшим смыслом возгласы священников. Ее уже не смущала черно-серая толпа народа. Странные женщины, замотанные в платки, в ужасных темных юбках до пят или ситцевых платьях какого - то монашеско - деревенского покроя в мелкий горошек или цветочек, с длинными, почти до пола четками в руках. Ее не смущали заросшие, нестриженные, небритые и, скорее всего, немытые мужики в экстравагантных ватниках и грязных кирзачах и прочие странные и убогие личности, похожие на умалишенных, которыми заполнялась церковь. Все вдруг встало на свои места, обрело высший смысл, перестало раздражать и шокировать. Впереди была целая жизнь, своя собственная жизнь, свой путь, который достанется ей, и ей за него нести ответственность.