Двенадцатая карта

В этот момент у Сакс зазвонил телефон. Ответив, она несколько секунд молча слушала.

— Хорошо. Буду там через пятнадцать минут.

Дав отбой, она посмотрела на Райма:

— Уже интересно.

ГЛАВА 28

Когда Амелия Сакс вошла в отделение интенсивной терапии Колумбийско-пресвитерианского госпиталя, она увидела сразу двух Пуласки.

Один лежал на койке, весь обвитый бинтами и прозрачными пластиковыми трубками… Потухший взгляд, обвислый рот.

Второй сидел у кровати на неудобном пластмассовом стуле. Такой же блондин, такой же молодой, в такой же новенькой форме полицейского департамента, какая была на Роне Пуласки, когда Сакс велела тому смотреть на кучу мусора.

«Вам сколько сахара?»

Она заморгала, глядя на двойника.

— Я — Тони, брат Рона. Как вы, наверное, уже догадались.

— Шдрасьте, детектив, — слабо выдавил Рон. Голос его слушался плохо, речь была смазанная и неразборчивая.

— Как ты себя чувствуешь?

— Как там Шенева?

— С ней все в порядке. Ты, наверное, уже слышал: мы предотвратили еще одно покушение у дома ее тети, но убийца опять ускользнул… Тебе больно? Очень, наверное.

Рон кивнул на капельницу.

— Вообще себя не шувствую.

— Он поправится.

— Поправлюсь, — эхом повторил Рон, сделал несколько глубоких вдохов, заморгал.

— Немного подлечится, — объяснил Тони. — Через месяц вернется на службу. Несколько переломов, без серьезных внутренних повреждений. Толстый череп — так всегда отец говорил.

— Шереп, — ухмыльнулся Рон.

— Вы вместе учились в академии? — подтянув стул и присаживаясь, спросила Сакс.

— Так точно.

— А ты в каком участке служишь?

— В шестом, — сказал Тони.

Шестой участок располагался в центре Западного Гринич-Виллиджа. Уличных грабежей, захватов автомобилей, наркоторговли там почти не было. В основном взломы, бытовуха на почве гей-отношений, инциденты с эмоционально неуравновешенными художниками и писателями, у которых кончились транквилизаторы. В шестом участке также базировался саперный отдел.

Тони был, конечно, потрясен, но еще больше обозлен.

— Этот гад продолжал его бить, даже когда Рон не мог уже пошевелиться.

— Так, — запинаясь, начал Рон, — он на меня… у него на меня ушло больше времени, и он не успел… он не успел хорошенько напасть на Женеву.

Сакс улыбнулась:

— Ты, как я посмотрю, из тех, кто видит стакан наполовину полным.

Она не стала ему говорить, что преступник избил его до полусмерти, только чтобы отвлечь внимание остальных с помощью пули из его пистолета.

— Похоже на то. Передайте спасибо Шеневе. Женеве. За книшку. — Головой он шевелить почти не мог, но взгляд скользнул к тумбочке у кровати, на которой лежал томик «Убить пересмешника». — Мне шитает Тони. И таже на больших словах не запинаеся.

Его брат рассмеялся:

— Вот дурачок!

— Рон, что ты можешь нам рассказать? Тот человек очень хитер и до сих пор на свободе. Нам нужно все, что тебе удастся вспомнить.

— Даже не знаю, мэ… не знаю, детектив. Я ходил туда-щюда по переулку. Он меня подстриг… подстерегал, когда я подходил к улице… к задней части дома, в переулке. Я его не одыжал… Не ожидал. Ну, понимаете, стоял за углом ждания… здания. Я дошел до угла. Увидел кого-то с маской на лице, ну вроде лыжной шапочки. Потом это. Дубинка, бита. Как молния. Не успел рашшмотреть. Хорошо приложил. — Он снова заморгал, закрыл глаза. — Сам виноват. Был слишком блишко к стене. Теперь буду жнать.

«Ты не знал, зато теперь в курсе».

— Вс-с-с. — Он вздрогнул.

— Что такое? — спросил его брат.

— Все нормально.

— В-с-с? — подхватила Сакс, поближе придвигаясь на стуле.

— Што?

— Ты слышал свист?

— Да, мэм, слышал. То есть не «мэм» — детектив.

— Ничего, Рон, ничего, называй как хочешь. А ты что-нибудь видел? То есть хоть что-то?

— Эту штуку. Биту. Которая бейсбольная. Перед самыми глазами. Ах да, я уже говорил. Потом я упал, мэм. В смысле детектив. Не «мэм».

— Ничего, Рон. А что было дальше?

— Не знаю. Помню, лежал на земле. Думал… думал, что он заберет мой пистолет. Я не хотел отдавать пистолет. Как в инш… в инструкции говорится — беречь свое оружие. «Оружие всегда должно находиться под вашим контролем». Но у меня не вышло. Он его забрал. Я думал, все. Я покойник.

— А ты помнишь что-нибудь из того, что видел? — направила его Сакс.

— Рагольник.

— Что-что?

Он рассмеялся:

— Треугольник. Картонка. На земле. Не мог пошевелиться. Все, что мог видеть.

— А эта картонка, она была у преступника?

— А, регольник? Нет. В смысле — треугольник. Нет, просто мусор. В смысле, ничего другого не видел. Пытался ползти. Наверное, не вышло.

Сакс тяжело вздохнула.

— Тебя нашли лежащим на спине, Рон.

— Да?.. На шпине?

— Попробуй вспомнить. Может, ты видел небо?

Рон прищурился.

Сердце у Сакс заколотилось быстрее. Неужели все-таки что-то смог разглядеть?

— Рофь.

— Что?

— Рофь перед глазами.

— Кровь? — переспросил его брат.

— Да. Кровь. Ничего не видно. Ни регольника, ни дома. Забрал мой пистолет. Несколько минут был рядом. Потом ничего не помню.

— Он стоял рядом? Как близко?

— Не знаю. Не близко. Не видел. Одна рофь.

Сакс покивала. Парень выглядел измотанным, тяжело дышал. Взгляд стал еще более рассеянным.

— Пусть передохнет. — Она встала. Потом спросила: — Ты слышал про Терри Добинса?

— Нет. Он… Кто он?

— Штатный психолог в управлении. — Она посмотрела на Рона, улыбаясь. — Он отучит тебя от слишком формальной манеры. Тебе надо с ним про это поговорить. Он свое дело знает.

— Мне не…

— Патрульный? — строгим голосом перебила Сакс.

Он приподнял бровь и вздрогнул.

— Это приказ.

— Так точно, мэм. То есть… мэм.

— Я за этим прослежу, — сказал Энтони.

— Вы поблагодарите… от меня Женеву? Мне очень нравится ее книга.

— Обязательно.

Сакс закинула на плечо сумочку и пошла к двери. Уже переступив порог, она вдруг остановилась и посмотрела назад.

— Рон?

— Шо… Что?

Она вернулась, вновь присела на стул у койки.

— Рон, ты сказал, что преступник был рядом с тобой несколько минут.

— Да.

— Но раз ты его не видел, потому что у тебя была кровь в глазах, откуда ты можешь об этом знать?

Новобранец нахмурился.

— Ах… да. Забыл кое-что вам сказать.

— У нашего подопечного есть привычка, Райм. Амелия Сакс снова была в лаборатории.

— Что за привычка?

— Он свистит.

— Когда ловит такси?

— Насвистывает музыку. Пуласки слышал. Когда Рон лежал на земле, наш объект забрал его пистолет и несколько минут оставался рядом, приматывая патрон к сигарете. Все это время он насвистывал. Совсем тихонечко, по словам Рона.

— Профессионал не станет свистеть на деле, — сказал Райм.

— Я тоже его слышала. У квартиры на Элизабет-стрит. Решила, что это радио. Свистит он, надо сказать, мастерски.

— Как там новобранец себя чувствует? — спросил Селлитто. Он больше не потирал невидимое пятнышко крови на щеке, но по-прежнему нервничал.

— Говорят, что поправится. Из больницы выйдет не раньше чем через месяц. Я велела ему сходить к Терри Добинсу. Ему этого, правда, не очень хотелось, но там был его брат — сказал, что обо всем позаботится. Он, кстати, тоже в полиции. Они близнецы.

Райм нисколько не удивился: служба в полиции нередко бывает фамильной традицией. Коп — это, можно сказать, наследственность.

Селлитто, услышав о родственнике, только затряс головой. Он, похоже, расстроился еще больше, как будто считал себя виновным в том, что нападение затронуло целую семью.

Однако успокаивать его было некогда.

— Так, хорошо. У нас появилась новая информация. Давайте-ка ею воспользуемся, — сказал Райм.

— Каким образом? — спросил Купер.