Двенадцатая карта

— Думаю, могу вам маленько помочь.

— Рассказывайте, — сказал Райм.

— Пять лет назад был тут у нас один из группы контроля за приведением в исполнение, который аккурат под ваше описание подпадает. Проблема с глазами, и свистел замечательно. Я вот-вот должен был уходить на пенсию, но успел с ним поработать.

— Кто он такой?

— Зовут этого малого Томпсон Бойд.

ЧАСТЬ IV

МЕРТВЕЦ ИДЕТ

ГЛАВА 29

Из динамика громкой связи Пеппер рассказывал:

— Бойд вырос в наших краях. Отец работал на буровых…

— Нефтеразведка?

— Точно так, сэр, — работяга в бригаде бурильщиков. Мать вела домашнее хозяйство. Других детей у них не было. Детство, похоже, прошло нормально. Даже славненько, если его послушать. Он все время рассказывал про семью, о том, как любит родителей. Матери всегда помогал. Она, кажется, потеряла руку или ногу, что ли, во время торнадо. Берег ее очень, присматривал. Помню, рассказывал, как однажды какой-то паренек на улице над ней посмеялся, так Бойд его выследил и пригрозил, что как-нибудь ночью засунет ему в кровать гремучника, ежели тот не извинится.

Закончил школу, отучился парочку лет в колледже и подался в компанию, где работал отец, пока не пошли увольнения. Ну и его, значит, уволили. И отца тоже. Времена начались тугие, работу найти он здесь не сумел и подался куда-то в другой штат. Куда — точно не знаю. Устроился работать в тюрьму. Начинал он охранником в общем режиме. Потом там что-то случилось — кажется, исполнитель у них заболел, — и работу возложили на Бойда. Зажарил он его так отменно…

— Что-что сделал?

— Извиняюсь. Казнь он провел так отменно, что его оставили на должности исполнителя. Некоторое время он так там и работал, но потом стал кочевать по штатам — пошел нарасхват. Стал настоящим экспертом по исполнению казней. Со стулом он управлялся мастерски…

— В смысле с электрическим?

— Точно, сэр, — навроде нашего знаменитого Старины Спарки. 14 Газовую камеру тоже знал досконально. И петлю завязать умел, а для этого дела, скажу я вам, в стране официальных спецов раз-два и обчелся. У нас как раз открылась вакансия исполнителя, и он решил зацепиться за это место. Мы тогда, как в большинстве остальных точек, переключились на смертельные инъекции, так он и на них навострился. Даже литературу об этом читал, чтобы знать, что ответить противникам. Некоторые утверждают, что смерть от инъекций очень болезненна. По мне так, вся эта чушь — дело рук демократов и защитников природы, которые сами ни в чем не разбираются. В смысле у нас-то были…

— Как насчет Бойда? — раздраженно спросил Линкольн Райм.

— Да, сэр, конечно, простите. Значит, вернулся он в родные края, и все поначалу шло хорошо. Здесь он внимания большого не привлекал, был навроде как невидимкой. Звали мы его даже «серый статист». Но со временем что-то произошло, он как-то переменился. Начались за ним какие-то странности.

— Это как?

— Чем больше исполнений он проводил, тем сильнее крыша съезжала. Он вроде как отрешался. Понимаете, о чем я? Как будто он и не здесь вовсе. Вот вам такой пример. Я говорил, что он всегда трепетно относился к родителям, всегда ладил и все такое. И тут, надо же такому случиться — попали они в аварию, разбились насмерть, и его тетка тоже, а Бойд и глазом не моргнул. Черт! Даже на похороны не поехал. Можно подумать, это у него из-за шока, да вот как бы не так. Ему как будто все равно было. Пришел на смену как ни в чем не бывало, а когда все узнали, стали спрашивать, чего он на работе. До следующего исполнения еще целых два дня, можно и отгул взять. Только он отказался. Сказал, потом на кладбище съездит. Не знаю даже, заглянул ли туда хоть раз.

Все ближе и ближе начал сходиться с заключенными, по общему мнению, даже слишком близко. А это недопустимо. Не очень нормально выглядит. С сослуживцами почти перестал общаться, все больше времени проводил с осужденными, называл их «своими людьми». Говорят, он как-то даже забрался на электрический стул, который у нас тут вроде музейного экспоната. Хотел испытать, каково в нем сидится. Так, сидя на нем, и заснул, представляете?!

Когда его спросили, что он чувствовал, когда сидел на стуле, он сказал, что ничего не чувствовал. Только вроде как онемение. Ближе к концу он часто так говорил, что чувствует онемение.

— Вы сказали, его родители погибли в аварии? Он переехал в их дом?

— Кажется, да.

— А дом по-прежнему цел?

Их собеседники в Техасе слушали разговор по громкой связи, и Райму ответил Джей-Ти.

— Сейчас спрошу, сэр. — Он с кем-то заговорил. — Через пару минут будем знать, мистер Райм.

— Могли бы вы также узнать, живет ли там кто-нибудь из его родственников?

— Хорошо, сэр, справимся.

— Офицер Пеппер, вы говорили, он любил насвистывать? — спросила Сакс.

— Да, мэм, и получалось у него очень недурно. Бывало, насвистывал приговоренным пару песенок на прощание.

— И с глазами у него не в порядке было?

— Да, и это тоже. Глаза у него болели. Говорят, как-то раз он приводил приговор на электростуле — это еще до того, как попал к нам, — и что-то там пошло наперекосяк. Со стулом такое случается иногда. Загорелось там, в общем…

— Человек, которого казнили? — вздрогнув, спросила Сакс.

— Да, точно, мэм, взял да и загорелся. Мертвый был или в отключке — одному Богу известно. Биться-то он бился — они все там бьются, а Томпсон, значит, вбегает с ружьем наготове. Хотел добить бедолагу, избавить его от мучений. Только это, я вам скажу, не по инструкции. Убить приговоренного, прежде чем наступит смерть по приговору, — значит совершить убийство. Но Бойду было плевать, он не мог допустить, чтобы один из «его людей» умирал такой смертью. Огонь быстро распространился. Сгорела какая-то изоляция, не знаю… что-то пластмассовое, и Томпсон вырубился. Два дня ничего не видел.

— А заключенный? — спросила Сакс.

— Умер от тока, стрелять Томпсону не пришлось.

— Значит, он уволился пять лет назад? — спросил Райм.

— Около того, — протянул Пеппер. — По собственному желанию. Кажется, устроился на новую точку, в другую тюрьму, где-то на Среднем Западе. С тех пор о нем никаких вестей.

Средний Запад… Возможно, Огайо, где случилось аналогичное убийство.

— Свяжитесь с тюрьмой в Огайо, — шепнул Райм Куперу. Тот кивнул и взял трубку.

— А что насчет Чарли Такера, того охранника, которого убили? Бойд ушел от вас примерно в то время?

— Да, сэр, все верно.

— А не было между ними неприязни?

— За год до выхода на пенсию Чарли работал под руководством Томпсона, — сказал Пеппер. — Только Чарли был упертый баптист. Бывало, такой елей перед заключенными разводил… твердил все время, что им прямая дорога в ад. Вот, а Томпсон этого не одобрял.

— Значит, Бойд мог его убить за то, что тот заключенным житья не давал?

«Мои люди…»

— Вполне себе может быть.

— А портрет, который мы отослали? Это Бойд?

— Джей-Ти только что мне его показал, — ответил Пеппер. — Да, очень похож. Правда, Бойд на вид был крупнее, полнее… ну то есть в те времена. Еще у него была бритая голова и бородка — многие наши так делали, чтобы покруче выглядеть перед преступниками.

— К тому же, — вставил начальник тюрьмы, — мы-то проверяли только заключенных, а не сотрудников.

«Моя ошибка», — раздраженно отметил про себя Райм.

— Вот дьявол! — Снова голос начальника.

— Что такое, Джей-Ти?

— Секретарша пошла за личным делом Бойда, и…

— Оно пропало.

— Ага, нигде нет.

— Значит, он выкрал свое личное дело, чтобы скрыть связь с убийством Чарли Такера, — сказал Селлитто.

— Так, полагаю, — отозвался Джей-Ти Бьюшамп.

Райм покачал головой:

— И отпечатки его волновали, потому что в архиве он проходит как сотрудник, а не как осужденный.