Расплата (СИ)

Пёстренький позвонил по телефону, и через пять минут в комнату вошла медсестра

‒ Валя, обработайте, пожалуйста, Сергею Николаевичу рану.

Валя, молодая грудастая медсестра, всплеснула руками.

‒ Господи, Сергей Николаевич, а что произошло?

Пёстренький только огрызнулся:

‒ Какая тебе разница? Обрабатывай давай без разговоров.

Сергей, сглотнув кровь, произнес:

‒ Упал я на лестнице. Голова закружилась и упал. С давлением у меня что-то случилось.

"А удар пошел ему на пользу", ‒ одобрительно подумал Пёстренький.

Валя протерла Сергею бровь ваткой со спиртом и прижгла рану йодом. Приклеив пластырь, Валя обняла его голову двумя руками и спросила:

‒ Не тошнит вас, Сергей Николаевич?

Анциферов только помотал головой.

‒ Значит, сотрясения мозга нет, ‒ уверенно заявила медсестра. И добавила менее уверенно: ‒ Ну, тогда я пойду?

‒ Да, Валюша, иди, спасибо тебе большое. Сергей Николаевич теперь твой должник, ‒ с издевкой произнес Пёстренький.

Когда Валя ушла, Пёстренький сказал:

‒ Значит так, Анциферов, ты свое отбегал. Теперь пиши заявление об увольнении по собственному желанию, например, по состоянию здоровья.

Сергей был готов к такому повороту событий. Он взял ручку и бумагу со стола, написал заявление об увольнении и протянул его Пёстренькому. Тот внимательно прочитал документ, улыбнулся чему-то и заметил:

‒ Молодец, Анциферов, со своим последним несложным заданием до длительной посадки ты блестяще справился. Теперь распишись и поставь сегодняшнее число.

Получив от Сергея заявление и аккуратно убрав его в папку, Пёстренький продолжил:

‒ Ты как бывший опытный правоохранитель понимаешь, что мы не можем позволить тебе свободно перемещаться по стране и миру до твоего ареста. Я бы мог, конечно, арестовать тебя прямо сейчас хотя бы из-за этого цирка с Хлопониным, но я этого делать не стану, хотя у меня на это есть все необходимые полномочия.

Сергей впервые поднял голову и посмотрел прямо в глаза Пёстренькому.

‒ Да, это правда, полномочия у тебя такие есть, но это будет не совсем по закону.

К Пёстренькому вернулось его благодушное состояние.

‒ Да, Сережа, именно поэтому с тобой я так и не поступаю. С тобой все будет исключительно по закону. Можешь даже не сомневаться. Даю тебе слово заслуженного работника прокуратуры.

Анциферов скорчил гримасу.

‒ Можешь мне не верить, но тем не менее это так, ‒ подтвердил Пёстренький. ‒ Однако, как я сказал, чтобы ты не скрылся от следствия и не натворил других бед, ты сейчас также дашь подписку о невыезде и надлежащем поведении. Документ этот тебе хорошо известен и в пояснении не нуждается, так что подпиши и можешь идти гулять до поры до времени. Как только все будет готово, мы с тобой сами свяжемся, ясный сокол Анциферов. Суши сухари и запасайся трениками, на зоне они тебе пригодятся.

Пёстренький бросил на стол до боли знакомый бланк подписки, который еще недавно сам Сергей давал подписывать другим обвиняемым, но теперь роли поменялись, и он должен подписать тот же документ, но уже в качестве обвиняемого.

Подписав бумагу, Анциферов молча отдал ее Пёстренькому, который сразу же расписался в ней напротив своей фамилии.

Сергей решил все же напоследок узнать, когда же Владлен успел подготовить этот документ. Пёстренький самодовольно улыбнулся:

‒ Сереженька, ты меня обижаешь. Когда ты мне простодушно рассказал, что не считаешь Хлопонина виноватым на основе своих данных и проведенных исследований, в числе которых было незаконное использование моей электронной подписи, я на всякий случай решил подстраховаться и заполнил этот бланк, а также проинформировал Попустинова. Единственное, чего я не мог предположить, что ты зайдешь так далеко и устроишь этот показушный обличительный маскарад при Хлопонине. Было красиво. Очень жаль, что не было журналистов с Эха или депутатов Европарламента. Они бы тебе вместе с нашими "либерастами" похлопали. Однако, дружок, этот маскарад будет тебе стоить лишних лет этак десять или пятнадцать на зоне, а то, глядишь, и тридцаточку тебе припаяют, мой юный борец за справедливость. К семидесяти годам выйдешь из тюрьмы сразу на пенсию, если доживешь, конечно. Не завидую я вам, товарищ Анциферов.

Сергею надоело слушать это поток желчи в свой адрес, и он спросил:

‒ Разрешите идти, господин следователь, или вы хотите еще что-то сказать?

‒ Иди, Сереженька, иди, ‒ разрешил Пёстренький.

Сергей вышел на улицу. Он знал, что, возможно, это его последние дни или даже часы на свободе, поэтому хотел только одного: успеть спрятать в безопасное место все доказательства сфабрикованности обвинения против Хлопонина, которые у него имелись. Их было не слишком много, но вполне достаточно, чтобы доказать, что все обвинения против Степы ‒ липа. Беда заключалась в том, что Сергей жил не в каком-нибудь кантоне Швейцарии, где существовала неприкосновенность частной собственности, а в России, где к тебе могут вломиться в дом и перевернуть всё вверх дном даже без cоответствующим образом оформленного ордера на арест, но при этом вполне официально. И эта участь может постигнуть практически любого: как звезду фильма "Бумер", так и олигарха, уж не говоря о простых смертных.

Перед законом все равны, перед беззаконием и произволом тем более. Если ты кому-то перешел дорогу, значит, по тебе рано или поздно проедет каток, и все регалии и отличия не сделают твое укатывание в бетон более мягким.

Анциферов понимал, что в его квартире нет такого места. Однако такое место было неподалеку от квартиры, и он его хорошо знал.

Сергей вышел на проезжую часть и поднял руку. Буквально сразу около него остановилась новенькая девятка. За рулем сидел мужик с полным ртом золотых зубов. Прищурившись, он спросил:

‒ Куда едем?

Cергей назвал адрес, и машина со свистом тронулась. Водила, глядя на Сергея в зеркало заднего вида, спросил:

‒ Это кто ж тебя так отделал, красавчик?

Сергей простодушно улыбнулся.

‒ Не помню, брат. Вчера с другом отмечали день рожденья, а сегодня проснулся в синяках и с пластырем. Помнишь, как в "Бриллиантовой руке": "Очнулся ‒ гипс"?

Водила расхохотался.

‒ А ты шутник, брат.

Через пару минут машина остановилась у дома Сергея.

Сергей протянул шоферу пятисотку.

‒ Сдачи не надо.

Выскочив из машины и не услышав слов благодарности от шофера, Анциферов бросился домой, чуть не сбив с ног шедшую на работу консьержку. Не обратив на нее внимания, он побежал по лестнице наверх, словно за ним была погоня.

Войдя в квартиру, Сергей сел в кресло и отдышался. Документы с обвинением Хлопонина так и лежали на его письменном столе рядом с приказом от Пёстренького, в чем "следовало признаться" Степе.

Сергей взял все листочки, аккуратно сложил и убрал в полиэтиленовую папку.

"Куда же это лучше спрятать?"

Вдруг Сергей вспомнил о свинцовых яйцах или, как их еще в шутку называли коллеги, мини-сейфах от Фаберже.

В начале "лихих" 90-х во времена всеобщего дефицита, когда зарплату выдавали не только деньгами, но и вещами, Сергею дали эти яйца в качестве части зарплаты. "Яйца" представляли собой стальные хромированные овалы, по форме действительно отдаленно напоминавшие страусиные яйца. В середине была миниатюрная дверца, открыв которую можно было положить внутрь разве что мелкие драгоценности или деньги. Сложенные втрое документы туда тоже кое-как влезали.

Дверца была оснащена кодовым замком, открыть который было очень сложно. Разве что распилить автогеном, да и то вряд ли. Снаружи капсулы были специально покрыты тонким слоем ржавчины, отчего выглядели вдвойне непривлекательно, специально в расчете на то, что на такое никто не позарится. Сергей быстро ввел нехитрую комбинацию. Документы пришлось на всякий случай разложить по двум яйцам, хотя при желании все можно уместить и в одно из них. Времени на раздумья было немного, поскольку витязи из прокуратуры могли нагрянуть в любую минуту и увезти его в наручниках в места не столь отдаленные.