Странник. Американская рулетка (СИ)

– Это хорошо, что ты позвонила, Фелисия, – голос деда Весли звучал холодно, но вполне приветливо. – Я хотел бы поговорить с тобой. Разумеется, не по телефону. Не могла бы ты подъехать ко мне, скажем, завтра вечером? Я не задержу тебя надолго.

Фелисия пообещала приехать и положила трубку. Ее звонок действительно не удивил старика или это ей только показалось? Знает ли он о том, что Весли жив? Вполне может быть... Интересно, чего ей ждать от встречи с Триммером-старшим? Может быть, ему просто хочется поговорить о внуке?..

Навестить деда погибшего друга – поступок достойный и вполне приличный. Но Фелисия заметила, как посмотрела мисс Фиби на шофера Фредди, поднявшегося в квартиру для получения указаний. Понятно, что теперь, после очередной выходки Фелисии, Фредди будет дежурить под дверью, куда бы она не направилась. А ведь после визита к мистеру Триммеру она и действительно собиралась побродить по городу. Ну и черт с ними! Как-нибудь в следующий раз…

Фредди свернул в Центральный парк, и вскоре лимузин мчался по Бродвею на север. Там, на берегу Гудзона, недалеко от Колумбийского университета стоял каменный трехэтажный фамильный особняк Триммеров. Фелисия позвонила, и дверь сразу же распахнулась. Она ожидала увидеть дворецкого, но на пороге стоял сам Триммер-старший. Они поднялись на третий этаж, в кабинет, где, по словам хозяина, можно было спокойно побеседовать, и Фелисия успела удивиться легкой, совсем молодой походке старика и полному отсутствию у него отдышки. По словам Весли, его деду было никак не меньше восьмидесяти лет.

– Ну вот, а теперь поговорим, – спокойно произнес старик, когда они расположились в креслах у огромного окна с видом на Гудзон и мост Джорджа Вашингтона, над которым как раз садилось холодное осеннее солнце. – То, что я хотел узнать у тебя, девочка, теперь, наверное, уже не имеет никакого значения…

Триммер неторопливо достал из кармана домашней куртки большую темно-коричневую сигару и задумчиво покрутил ее в руках.

– Когда я говорю «теперь», то имею в виду не только смерть моего внука, но и вообще нынешние времена. Только не подумай, что я по-старчески собираюсь ругать молодежь. Конечно, вы – другие. Совсем другие. Но это не значит – плохие... Ты не возражаешь, если я закурю?

Фелисия не возражала. Ее удивила интонация, с которой старик упомянул о гибели Весли: так говорят, скорее, о смерти очень старого и очень дальнего родственника. Конечно, Фелисия заметила, как отстраненно и спокойно он держался на похоронах, но там, среди массы чужих людей, такое поведение показалось ей естественным. Она и сама не любила выставлять напоказ свои чувства. Но после встречи с Весли легкость, с которой старик говорил о внуке – теперь, когда они остались наедине – насторожила ее.

Триммер-старший тщательно раскурил сигару, выпустил облачко дыма в сторону окна и покачал головой.

– Впервые за много лет я не знаю, с чего начать разговор. Я никогда не позволял себе вмешиваться в дела моего внука. По крайней мере, с тех пор, как он научился самостоятельно держать в руках ложку. И сейчас у меня ощущение, что я копаюсь в его личных письмах. Хотя, представь себе, никаких писем после него не осталось. Ну да, компьютерный век… никто не станет тратить силы и время, чтобы выразить свои чувства на бумаге. Так вот, я не вмешивался, потому что уважал право Весли на личную жизнь. А сам он ничего мне не рассказывал.

Старик вдруг остро и недобро взглянул на Фелисию, как будто именно она была виновата в том, что Весли не посвящал старика в свои секреты. Даже мисс Фиби не смогла бы уколоть взглядом так, чтобы по коже побежали мурашки… Фелисия напряглась, пытаясь преодолеть неприятное ощущение, неопределенно пожала плечами и демонстративно взглянула на свои часики. Триммер-старший сделал вид, что не заметил ее недовольства. Он производил впечатление человека воспитанного, но непреклонного, как и папан. Она давно привыкла к тому, что люди их круга ведут себя практически одинаково, словно именно этому обучались в оксфордах и гарвардах. Но сейчас Фелисия чувствовала, что старик в нерешительности ходит вокруг да около, не зная, с чего начать. Ведь вряд ли он пригласил Фелисию только для того, чтобы рассказать, каким замечательным он был дедом.

– Одно время я подозревал, что он влюблен в тебя, был уверен, что у вас роман. Слишком много телефонных звонков, слишком часто в последнее время он объяснял свое отсутствие по ночам встречами с тобой. Но я ошибался. Не так ли?..

Фелисия вдруг почувствовала, что неумолимо краснеет под колючим взглядом: похоже, старик догадывается о нетрадиционных пристрастиях Весли и теперь хочет, чтобы она подтвердила или развеяла его подозрения. Ну, конечно, ведь все они принадлежат к настоящей аристократии – особой касте, среди членов которой гомосексуализм столь же недопустим, как инцест. Что бы там не думал по этому поводу весь мир, для людей их круга это позор, несчастье, несмываемое пятно...

Она вспомнила: несколько лет назад, когда они прогуливались после ужина по набережной, Весли со смехом рассуждал о жизни и обычаях семей. Накануне его приняли в закрытый клуб «Плюс два», и Весли все никак не мог успокоиться, пытаясь передать в лицах ритуал посвящения. Понятно, что все это жуткие глупости, но Фелисия, сама выросшая в такой семье, никогда раньше не задумывалась над тем, насколько странным может показаться их образ жизни кому-нибудь постороннему. Замкнутый, не впускающий к себе чужих мир миллионеров из старых семей имел собственную моду, свои правила и привычки. Например, никто из них никогда не носил с собой деньги, ключи от квартиры, даже документы: для решения бытовых проблем существуют специальные люди – секретари, адвокаты... в общем, прислуга.

Весли особенно веселился, объясняя Фелисии, что населению всех стран мира усиленно вдалбливается в головы, что несчастные миллионеры работают по двадцать часов в день. Да, такие люди действительно существуют, но их совсем немного. Семьи презрительно называют их «самоделками». Трудоголики, выбившиеся в люди своим трудом… в общем, совершенно никчемные существа. Зачем, спрашивается, зарабатывать эти самые миллионы, если не остается времени на то, чтобы со вкусом их потратить?

Нет, конечно, и у старых семей где-то далеко, у истоков генеалогического древа, обязательно стоял человек, составивший значительный первоначальный капитал. Но у его потомков никчемная привычка зарабатывать на жизнь в поте лица постепенно исчезала. Члены семей получали превосходное образование просто потому, что считалось: приличный воспитанный человек их круга должен обладать гибким умом и эрудицией. Для того, чтобы приглядывать за капиталами и приумножать их, опять-таки, существовала армия специалистов. У членов старых аристократических семей были совсем другие интересы. Путешествуя по миру, они собирали редкие коллекции, принимали участие в особенно изысканных торжествах в своем клубе «Плюс два», много сплетничали, заводили красивые интрижки... В этом для Фелисии не было ничего нового: папан, изредка возвращаясь домой, с наслаждением и гордостью рассказывал ей о том, как прекрасно он провел время. На их собственном острове в Карибском море, в Париже, Сан-Франциско или где-нибудь еще... По традиции, пока Фелисия не получила высшее образование, ее выходы в свет ограничивались дурацкими чаепитиями или пикниками под присмотром мисс Фиби.

– …А сказочки про тружеников-миллионеров нужны просто для того, чтобы простой народ не взбунтовался, понимаешь? – Весли многозначительно покачал головой. – Идеология, вот и все: мол, если будешь много, усердно и, главное, честно трудиться, то и у тебя есть шанс выйти в люди. Вот и работай!

Весли помолчал, глядя куда-то вдаль, на далекие огоньки нью-джерсийского берега, а потом рассмеялся:

– Когда я сказал об этом деду, он чуть вставную челюсть не потерял. Ты, говорит, даже не демократ, а просто коммунист какой-то. Тебе законы не писаны!

Фелисия невольно мысленно сравнила Весли – такого, каким он был тогда, – с тем Весли, которого она видела недавно в ужасном подвале, и неожиданно почувствовала острую неприязнь к сидевшему напротив Триммеру-старшему. Что, если Весли просто решил сбежать от семьи? Его можно понять, особенно, если предположить, что он, к примеру, влюбился... Где бы и с кем не находился сейчас Весли, ему, скорее всего, хорошо. Да и старик прекрасно выглядит для своих восьмидесяти. Смерть внука явно его не сломила. В общем, мистер Триммер не услышит от нее ни слова! Весли умер, и вместе с ним умерли всего его тайны. Фелисия невольно поморщилась: последняя фраза прозвучала слишком высокопарно, как фальшивая нота. Хорошо еще, что она не произнесла ее вслух!