Странник. Американская рулетка (СИ)

– Весли, – выдохнула она в трубку, – давай встретимся и обо всем поговорим. Скажи, когда и куда мне прийти. Но больше не посылай за мной жутких старух...

Он еще некоторое время подурачился, утверждая, что после стольких лет знакомства с таким страшным и ужасным человеком как он, Весли, ей уже некого бояться; и только потом объяснил, что она должна сделать для того, чтобы с ним увидеться. Объяснил подробно, со всеми деталями. Чем дальше он говорил, тем больше запутывалась в своих ощущениях Фелисия. С одной стороны, она понимала, что разговор серьезный и, более того, приключение может оказаться опасным. Но, с другой стороны, ей было как-то неловко, словно она готовилась принять участие в глупой мальчишеской игре в шпионов: забавно, что все эти многочисленные нелепые меры предосторожности она должна была соблюдать, всего лишь отправляясь на свидание со старым другом... Хорошо еще, что ее не заставляют учить пароль и отзыв! Она бы испортила им всю игру – просто потому, что от смеха не смогла бы произнести ни слова. Фелисия слишком привыкла хохотать до упаду над выходками Весли...

В общем, если бы не тот звонок Триммера-старшего, она, должно быть, никогда бы не согласилась встретиться с Весли в таком странном месте. В то же время, именно смешная таинственность превращала всю эту историю во что-то ненастоящее, а поэтому и не очень пугающее. И вот что любопытно: прослушав подробную инструкцию Весли, слишком похожую на бред, она, Фелисия, тут же выкинула из головы все мысли о том, что он попал в лапы негодяев и преступников. Такая версия вдруг казалась ей совершенно нелепой.

Слишком уж это все напоминало дешевый балаган, вроде цирка-шапито, куда они попали однажды. Тогда он тоже таинственно улыбался, шептал ей на ухо какие-то глупости, а в итоге привез в Бруклин и повел в этот самый цирк. Внутри, несмотря на гулявший под куполом ветерок с океана, стоял тяжелый запах; по арене грустно бродили несчастные звери, вздрагивающие от ударов хлыста; клоуны с хриплыми голосами пьяниц манерно ломались и выкрикивали старые несмешные шутки. Разве можно было поверить в их глупые страдания и липкую сиропную кровь? Фелисии тогда стало душно и скучно. Зато Весли казался довольным и смеялся от души. Он всегда был такой... немного простодушный, что ли...

Как обычно, Фредди высадил ее у того самого дома в Бэттери-парке. Если следовать инструкции, отсюда она должна отправиться на такси обратно, в тихий престижный район на Ист-Сайде. Там Фелисии следует зайти в какое-нибудь кафе и дождаться десяти часов. В самом начале одиннадцатого она должна идти по Шестьдесят четвертой улице на восток. Ее будет интересовать жилой квартал между Лексингтон и Третьей авеню. Дальше начнется самое интересное. Если считать от угла Шестьдесят четвертой улицы и Лексингтон, то четвертый канализационный люк, который попадется ей на пути, будет необычной прямоугольной формы: легко заметить при условии, что знаешь о его существовании. Предварительно удостоверившись, что на улице никого нет, а часы показывают ровно пять минут одиннадцатого, ей, Фелисии, следует встать на крышку этого самого люка, прижать руки к телу, ни в коем случае не двигаться, не сходить с места и ничему не удивляться. Через секунду-другую она окажется под землей, в специально оборудованном помещении, где ее встретят и проведут к Весли. Вот, собственно, и все.

Даже согласившись на это, Фелисия все равно не могла понять, почему должна проделывать эти сложные киношные трюки только для того, чтобы встретиться с другом. И уж, конечно, Весли никак не мог подготовить такую операцию сам. Именно это соображение, как ни странно, заставляло Фелисию строго придерживаться инструкции.

Таксист вопросительно посмотрел на нее в зеркальце: приехали. Фелисия расплатилась, быстро выбралась из машины и, глубоко вздохнув, захлопнула за собой дверцу. Все, она отправляется навстречу приключениям. Страшновато, конечно, но уж очень любопытно: что будет дальше?

ГЛАВА СЕДЬМАЯ.

СТРАННИК

Я открыл глаза и сразу же почувствовал себя неуютно. Но не так, как это случается на Улице, где тебе более или менее понятно, с какой стороны ждать неприятностей. Я лежал в закрытом помещении на чем-то непривычно мягком и ощущал давно забытый приятный запах. Кажется, именно так пахло от моей жены много лет назад, когда я просыпался в своей супружеской постели на Васильевском острове. Во всяком случае, могу поручиться, что наши уличные мэри пахнут совсем иначе. Женщина рядом со мной сладко вздохнула во сне, пошевелилась, я ощутил прикосновение ее теплой гладкой кожи и резко сел в кровати.

Прежде всего, нужно было понять, где я нахожусь, и уже тогда решать, что делать со спящей. Я аккуратно вылез из-под почти невесомого одеяла и осторожно подошел к окну. Далеко внизу под тяжелым осенним небом раскинулся большой город. Но я не мог сообразить, какой именно город! Комната оказалась довольно просторной спальней. Одна полуоткрытая дверь вела, понятно, в ванную, а другая, напротив, должно быть, входная? Я подкрался к ней и осторожно выглянул наружу. За дверью я не увидел ничего, кроме длинного пустого коридора и ряда других дверей со сверкающими медными номерами. Никаких сомнений быть не могло: я находился в гостинице.

Не буду утверждать, что в своей второй жизни – жизни странника – мне часто случалось останавливаться в гостиницах, но вот бывать в них – просто по роду занятий – приходилось не раз. Так что по выражению лица швейцара или цвету ковров в холле я практически на глаз могу оценить разряд и количество звездочек любого странноприимного дома. Так вот, эту ночь я провел в гостинице весьма высокого разряда. Теперь оставалось выяснить сущий пустяк: с кем именно. Чувствовал я себя отвратительно: для человека, ведущего такой образ жизни, какой веду я, это непозволительная роскошь – не знать, где и с кем ты устроился на ночлег. А я, к величайшему моему изумлению, совершенно не помнил ни этой гостиницы, ни, тем более, девицы, тихо посапывающей под одеялом.

Стоило мне слегка приподнять одеяло, как девица снова вздохнула и перевернулась на спину. Я понял, что она совершенно обнажена. О чем, впрочем, было легко догадаться: я и сам стоял перед ней голышом. Под моим пристальным взглядом длиннющие ресницы дрогнули, незнакомка открыла глаза и улыбнулась. Славно улыбнулась, как-то застенчиво и, в то же время, по-дружески. Судя по холеному виду и запаху, она была совершенной фифой, но что-то подсказывало мне, что не следует торопиться с выводами. Хорошо уже то, что, увидев меня, она не стала громко кричать и звать полицию. Терпеть не могу орущих баб. А особенно орущих в приличном отеле с хорошей внутренней охраной. Но девица явно не испугалась. Она сладко потянулась, снова напомнив мне давно минувшие времена, и без всякого стеснения сбросила с себя одеяло.

– Доброе утро, – безмятежно и ласково сказала она по-русски, и мне стало здорово не по себе. Сквозь тяжелый туман беспамятства потихоньку начал проступать вчерашний день. Все понятно: девицу зовут Настя, Настенька. Хорошее русское имя…

– Ну что, Иванушка, головку-то повесил? – шутливо спросила она, и ее вопрос прозвучал крайне двусмысленно. Даже пробивающегося сквозь шторы серого утреннего света было достаточно, чтобы разглядеть ее груди: маленькие и подрагивающие, с выпуклыми темными сосками. Поэтому я поспешил присесть на край кровати спиной к ней, и тут же ощутил на плече горячую ладонь.

– Как-то неловко все получилось, честное слово, – пробормотал я, стараясь выиграть время, чтобы вспомнить все до конца. Но из проклятого тумана попеременно высовывались лишь какие-то отдельные кусочки, по которым я и пытался восстановить события вчерашнего дня. Ну да, Настя... секретарь, подвал, труп, переодевание, самолет и... встреча с президентом Соединенных Штатов? Причин усомниться в собственном рассудке у меня было более чем достаточно. Что же такое я умудрился выпить вчера – и в каких количествах? Потеря памяти, пусть даже временная, для странника вроде меня – это почти самоубийство. Нужно быстренько все вспомнить, чтобы у фифы не возникло никаких подозрений. А потом так же быстренько слинять из этого любовного гнездышка, в котором не знаешь, чего тебе ожидать в следующую минуту.