Убийство в Эшли-Грин. Осторожно, яд! (сборник)

В присутствии мистера Каррингтона, которого считали человеком посторонним, все члены семейства соблюдали приличия и сдерживали рвущиеся наружу эмоции. Однако едва за ним закрылась дверь, как миссис Лэптон перешла к действиям:

— Не думайте, что я удивлена. Ничего подобного. Всю жизнь Грегори не было дела до окружающих его людей, и глупо надеяться, что смерть его изменила.

Выслушав тираду тетушки, Рэндол удивленно приподнял брови и осторожно заметил:

— Уверяю вас, тетя, этот документ не является посланием с того света.

— Спасибо, Рэндол, что просветил. Я и сама это понимаю. И нисколько не удивлюсь, если узнаю, что ты постарался на славу, когда составлялось это завещание. Назвать меня «любимой сестрой», а потом оставить свой портрет, который никогда не вызывал восторга, да и вообще мне ни к чему. Все это наводит на подозрения, что ты приложил руку к завещанию.

— А может, — вмешалась Стелла, глядя Рэндолу в глаза, — именно тебе пришла в голову блестящая мысль оставить мне две тысячи фунтов в виде удавки на шею.

— Что ты, милая, я бы не оставил тебе ни пенни, — ласково заверил Рэндол.

— А мне все равно. Не нужны мне эти паршивые две тысячи. И пальцем к ним не прикоснусь, даже если придется голодать!

Старшая дочь миссис Лэптон Агнесс Крю, приехавшая вместе с мужем на зачтение завещания, заявила:

— Я и не рассчитывала, что дядя упомянет меня в завещании, но то, что он и словом не обмолвился о малыше, сильно расстроило. В конце концов, малютка — единственный представитель третьего поколения, и дядя мог бы ему хоть что-нибудь оставить. Пусть даже какую-нибудь мелочь.

— Дорогая, он не считал моего сына членом семьи Мэтьюс, — любезным тоном утешил жену Оуэн Крю, тихий незаметный мужчина лет сорока.

— Возможно, ты прав, — согласилась Агнесс, унаследовавшая прямолинейность матери в сочетании с неотразимым добродушием младшей сестры. — Но я все-таки ношу фамилию Мэтьюс.

— Ошибаешься, любовь моя, до того как выйти за меня замуж, ты носила фамилию Лэптон.

— Ох уж эти мужчины! — жизнерадостно рассмеялась Агнесс. — На все-то у них найдется ответ. Ладно, что толку плакать над разбитым корытом? Больше об этом и не заикнусь.

— Разумное решение, дорогая, и от души надеюсь, ты будешь от него отступать не чаще трех раз на день, — с серьезным видом поддержал жену Оуэн.

Генри Лэптон, до сих пор не принимавший участия в беседе, неожиданно заметил со смущенным смешком:

— Будь благословен тот, кто ни на что не рассчитывает.

— Если желаешь, можешь считать себя отмеченным благословением, — сурово осадила его супруга. — У меня же на сей счет иное мнение. Грегори был страшным эгоистом, хоть мне и больно говорить подобные вещи о своем брате. Как только подумаю, что не будь меня, он уже лежал бы в могиле, и всем было бы наплевать, от чего именно он скончался. Жаль, что я вовремя не умыла руки и не оставила все как есть.

— Что вы, как можно! — запротестовал Рэндол. — Зачем же посыпать горящими угольями голову усопшего!

— Не вижу ничего забавного. Будь добр, Рэндол, прояви хоть каплю почтения к покойному!

— А по-моему, проклятое завещание — верх несправедливости! — с горечью воскликнул Гай. — Почему Стелле достались две тысячи фунтов, а мне ни пенни? И с какой стати Рэндол огреб львиную долю? Ведь он, как и я, не является Грегори Мэтьюсу сыном!

— Все дело в моем безумном обаянии, малыш-кузен, — пояснил Рэндол.

— Ни у кого, слышите, ни у кого нет таких веских причин для недовольства, как у меня! — дрожащим голосом выдохнула мисс Мэтьюс. — Долгие годы я всячески угождала Грегори, только бы он чувствовал себя комфортно. И никогда не сорила деньгами, отведенными на хозяйство, как многие на моем месте и поступили бы. И вот награда за труды! Какая злобная выходка с его стороны! Остается надеяться, что после смерти мы не встретимся, потому что тогда я выскажу Грегори все, что о нем думаю.

Харриет пулей вылетела из комнаты, а Рэндол тут же с дружелюбной улыбкой обратился к миссис Мэтьюс:

— А что скажет моя любимая тетушка Зои?

Миссис Мэтьюс, как всегда, оказалась на высоте.

— Мне нечего сказать, Рэндол, — промолвила она с отстраненной усталой улыбкой. — Все это время я пытаюсь забыть о бренных земных делах и дать мыслям возвышенное, глубоко духовное направление.

Генри Лэптон, считавший Зои самой очаровательной из женщин, огляделся по сторонам и, явно нервничая, с вызовом выпалил:

— Полагаю, Зои служит всем нам примером для подражания!

— Генри, — окликнула его жутким голосом супруга. — Я еду домой.

Миссис Мэтьюс некоторое время демонстрировала отстраненность от мирских забот, но, оставшись наедине с детьми, высказала свои соображения по поводу завещания:

— Нет, нам ничего не надо. Только следует думать о ближнем. Уважительное отношение к чувствам людей так много значит в нашем мрачном мире. Надеюсь, вы оба всегда будете об этом помнить. У меня нет претензий к Грегори, хотя как жена его брата могла бы на что-то рассчитывать, и многие меня бы поддержали. Насчет денег я не обольщалась и не надеялась что-либо получить. Но меня утешил бы маленький знак внимания, свидетельствующий, что обо мне не забыли. Боюсь, бедный Грегори…

— Ты этот знак получила, — дерзко возразила Стелла. — Вместе с домом в совместном владении с тетей Харриет. И это не будет тебе стоить ни пенни.

— Я не это имела в виду, милая, — с обидой, но весьма многозначительно заметила миссис Мэтьюс. — Бедняжка Грегори! У меня осталась о нем лишь добрая память! И все же он был натурой бесчувственной и так и не познал радости делать подарки. В определенном смысле он был человеком на удивление жестким. Возможно, имей он более богатое воображение… Но вряд ли бы это что-либо изменило. Иногда мне кажется, его воспитали закоренелым эгоистом. Я была очень привязана к Грегори и питала к нему самые теплые чувства, однако полагаю, он всю жизнь беспокоился лишь о собственной персоне.

— Дядюшка был жадной скотиной, — поддакнула Стелла.

— Нет, дорогая, так говорить нельзя, — ласково упрекнула мать. — Постарайся видеть в каждом человеке только хорошее. Твой дядя обладал рядом замечательных качеств, и не его вина, что порой он бывал жестоким, себялюбивым и несправедливым по отношению к людям. Характер не переделаешь, хотя некоторые стараются побороть в себе дурные наклонности.

— Ну ладно, — уступила Стелла, переводя разговор с обсуждения достоинств и недостатков дядюшки на более насущную тему. — Остается утешать себя мыслью, что тетя Харриет не будет жить вечно.

— Люди ее типа, считай, бессмертны, — возразила миссис Мэтьюс, на время забыв о христианской добродетели. — Она будет жить долго, с каждым днем становясь все более эксцентричной и несносной.

— Не грусти, мамочка! — рассмеялась Стелла. — В любом случае тетя Харриет гораздо старше тебя.

— Мне бы иметь ее здоровье, — вздохнула Зои. — К несчастью, я никогда не была сильной и крепкой, а с возрастом становлюсь все слабее. У меня больные нервы, но Харриет ни разу не посочувствовала. Я заметила, что люди, которые никогда в жизни не болели, не желают понимать, когда человеку по-настоящему плохо. И хотя я взяла за правило скрывать недомогание, иногда хочется хоть немного сострадания.

— Тетя Харриет не такая уж противная старуха, — вмешался Гай, отрываясь от книги.

— Тебе не приходится терпеть ее рядом весь день, — раздраженно заметила миссис Мэтьюс, но тут же опомнилась и уже другим тоном пояснила: — Нет, я не отрицаю ее многочисленных достоинств, но только не возьму в толк, с какой стати твой дядя решил оставить ей половину огромного особняка. Харриет жилось бы куда уютнее в маленьком домике, который принадлежал бы ей одной. Она вечно жалуется, что дом Грегори слишком большой и на его содержание уходит уйма денег. И потом, нам ведь всем хорошо известно: Харриет не умеет вести домашнее хозяйство, однако и после смерти брата будет настаивать, чтобы все шло по-прежнему.