Замок на Воробьевых горах

Мария закрыла книгу и обвела взглядом студентов.

— Есть какие-нибудь мысли на сей счет?

— А может, это был не дьявол, а Бог? — задумчиво произнес Стас Малевич. — Ведь, если верить Священному Писанию, Бог явился Моисею в виде горящего куста.

— Да, но дьявол всегда выходит из облака серного дыма, — возразил ему Граубергер. — И ад называют пеклом. Я уже не говорю о геенне огненной.

— Да и ведьм сжигали на кострах, — подал голос Жиров.

— И еще еретиков, — добавил Стас. — Людей, чьи убеждения шли вразрез с официально одобренной религиозной доктриной.

Мария кивнула:

— Верно. Во многих религиях огонь непосредственно связан с потусторонним миром. Издавна люди переправляли на небо тела своих мертвецов посредством огня.

— Вы говорите о кремации? — уточнил Виктор.

— Именно. Считалось, что вместе с дымом душа человека возносится в высшие сферы. Но в христианстве огонь скорее злая стихия, чем добрая. Огонь — стихия демонов. Недаром Данте Алигьери, поместив Люцифера в девятый круг ада, вморозил его в лед. А теперь давайте поговорим о магических культах, в которых использовался огонь. Прежде всего вспомним о шаманских кострах. Когда шаман собирался отправиться в загробный мир, первым делом он разжигал костер…

Мария рассказывала спокойно и деловито, почти скучно. Она чувствовала повышенный интерес ребят к теме лекции и намеренно снижала пафос.

Наконец закончила свой долгий монолог и спросила:

— У кого-нибудь есть вопросы?

— А как вы думаете, куда отправился Сабуров? — поинтересовался Виктор Бронников. — Ведь он сгорел живьем. А это совсем не то, что кремация мертвого тела.

— Добавь еще то, что Сабуров покончил жизнь самоубийством, — сказал, подергивая курчавую бородку, Эдик Граубергер.

Но Виктор в ответ на его замечание лишь пожал плечами, словно не видел большой разницы между самоубийством и убийством.

— Не думаю, что это стоит обсуждать, — сказала Мария.

— Почему? — удивился Граубергер.

— Потому что… — Прозвеневший звонок не дал ей закончить фразу.

Мария откинулась на спинку кресла, облегченно вздохнула и сказала:

— Все свободны.

— А репетиция сегодня будет? — поинтересовался Бронников.

— Сегодня — нет, но завтра — да. Всего доброго.

Последним аудиторию покидал Малевич. Дождавшись, пока остальные студенты выйдут, он остановился возле стола Марии.

— Вот то, что я обещал, — тихо сообщил Стас, зыркнув глазами по сторонам, и вложил в ладонь Марии полиэтиленовый пакетик. Она спрятала его в карман кофты и спросила:

— Сколько с меня?

— Сто баксов.

— Ты уверен?

— На все сто, — с усмешкой скаламбурил Стас.

Мария достала было бумажник, но он положил пальцы на ее руку и отрицательно качнул головой:

— Нет. Потом рассчитаемся.

— Но я…

— Потом, — повторил Малевич. Он помолчал несколько секунд и вдруг негромко проговорил: — Мария Степановна, я никогда не продавал «дурь» преподавателям.

— Всегда бывает первый раз, правда?

— Конечно. Но я бы хотел, чтобы это осталось между нами.

— Само собой.

Стас улыбнулся.

— Вот и хорошо. Если понадобится еще что-нибудь — обращайтесь.

На кафедре Мария застала одного лишь Ковалева.

— А где остальные? — спросила она.

— Кто где, — сухо отозвался Ковалев. — А вам, собственно, кто нужен?

— Я просто спросила. Не возражаете, если я выпью здесь кофе?

Ковалев, на мгновение отведя взгляд, поблуждал им по стеллажам с книгами, потом слегка пожал плечами.

— Пожалуйста.

Мария прошла к кофейнику и занялась приготовлением кофе. Она чувствовала, что Ковалев наблюдает за ней. Наконец кофе был готов. Мария взяла чашку и прошла к журнальному столику.

— Простите, забыла спросить: может, и вы хотите?

Мария ожидала живой реакции, но Ковалев откинулся в кресле, перевел взгляд с нее на стену и задумчиво сказал:

— Нет, спасибо.

Потом оглядел Варламову с ног до головы, задержался взглядом — взглядом инквизитора на ее лице. Этот человек, показавшийся ей поначалу таким славным и забавным, готов был собственноручно сжечь ее на костре.

Секунд тридцать Ковалев смотрел на нее, и Мария не слышала других звуков, кроме его дыхания. И вдруг он сказал:

— Если разобраться, не такое уж вы и большое зло. Вы что-то вроде мелкого беса. Но любой пожар начинается с маленькой искры. И я не хочу, чтобы вы тут… искрили. На факультете учились и преподавали мои дед и отец. Я, в каком-то смысле, продолжаю их дело. И в настоящий момент вижу свой долг в том, чтобы выковырять занозу, пока она не привела к нагноению и воспалению.

— Заноза — это я?

— Не только, — сказал Ковалев, обкусывая заусеницу на большом пальце. — Все удивляются, почему Завадский к вам благоволит. Но я-то знаю почему. Болезнь жены свела его с ума. День за днем, месяц за месяцем он убирает за ней дерьмо и наблюдает, как она угасает. Тут и самый стойкий ум рехнется.

— А вы, вероятно, метите на его место? — осведомилась Мария, отпив кофе.

Ковалев пожал плечами:

— Почему бы и нет? Из меня вышел бы неплохой завкафедрой.

— Завадский не отдаст вам свое место. Он умный человек и понимает, что вы за фрукт. Рано или поздно вам дадут пинок под зад и вышибут с кафедры.

Лицо Ковалева скривилось.

— Я не стану с вами ругаться. Вы меня не вынудите. Я просто здорово испорчу вам жизнь. — Он бросил неприязненный взгляд на Марию и вежливо осведомился: — Говорят, вы лечились в психиатрической клинике?

— Было дело.

— Уверены, что долечились? У меня есть влиятельные знакомые в психиатрических кругах. Могу посодействовать.

— Думаю, вы свяжетесь с ними и без моего согласия.

Ковалев усмехнулся, глядя на собеседницу сквозь ироничный прищур.

— Вы правы. На войне все средства хороши. И если я не могу вас сжечь, то запереть в палате для умалишенных вполне в моих силах.

Это был весомый аргумент. Марии пришлось признать, что конфликт и вправду может иметь неприятные последствия. Однако когда Ковалев вновь уставился на нее своими голубыми глазами, не отвела взгляд. И мужчина, должно быть, расценил это как принятие вызова.

— Приятно было поболтать, — бросил он беззаботным, но полным яда голосом. Затем поднялся и добавил: — Засим разрешите откланяться.

Мария, не в силах больше выносить злобного хорька, с холодной иронией бросила:

— Откланяйтесь. Похоже, ни на что другое, кроме поклонов, вы не годитесь.

Лицо Ковалева вытянулось, скулы напряглись, пальцы на руках сжались в кулаки. Мария знала, что сейчас он готов стереть ее в порошок, и это доставило ей удовольствие.

Ковалев пробормотал нечто невразумительное, угрожающе и выскочил из кабинета.

Варламова откинулась на спинку стула, улыбнувшись. Конечно, не слишком большой реванш, но после него несколько минут она чувствовала себя лучше.

А через десять минут вышла в горьковатый уличный воздух и закурила сигарету. Ноги гудели от усталости. Да и голове было не легче. Марии начинало казаться, что она уже перестала соображать.

Прикрыв дверь, Мария прошла в комнату. Наконец-то можно опробовать препарат, который дал ей Стас Малевич.

Наркотик оказался сильнее, чем она рассчитывала. Вероятно, местные умельцы модифицировали его. Стоило Марии проглотить таблетку, как из носа пошла кровь, а сознание слегка пошатнулось.

«Началось», — поняла она и закрыла глаза.

На этот раз ей не пришлось выходить в коридор и преодолевать десять метров, отделяющие ее от блока номер 935. Когда туман перед глазами рассеялся, Мария обнаружила себя уже в комнате Коли Сабурова. Парень сидел в инвалидном кресле, понурив голову и прикрыв глаза, словно дремал. За его спиной чернело пятно гари.

— Эй… — тихо окликнула его Мария. — Это ты? Это на самом деле ты?

Сабуров поднял голову и открыл глаза. Они блестели сухим, сумасшедшим блеском. Парень приоткрыл рот для ответа, но вместо слов с его черного языка заструился сизый дым.