Замок на Воробьевых горах

— Что за глупости?

— Похоже, у него есть черный список. И я его возглавляю. Между прочим, предложение вызвало горячую поддержку.

Антип хмыкнул.

— Я бы на вашем месте не слушал всяких маразматиков. Берите пример с меня. Меня хотели отчислить за пропуски. Вызвали на заседание кафедры, чтобы пропесочить, и все такое. А я — ноль внимания. И что, думаете, отчислили?

— Вероятно, нет.

— Вот именно. Ковалев и на меня наезжал. Он ведь за Настей приударял. Только зацепит ее в коридоре, а тут я. Однажды набросился на меня, прямо как с цепи сорвался. Ох, нарвется он у меня когда-нибудь…

— Значит, он ухаживал за Настей?

— Ну да.

Мария задумчиво допила кофе и поставила пустую чашку на поднос.

— А что ты думаешь о Завадском? — спросила как бы невзначай.

— О вашем завкафедрой? Ну, говорят, что он толковый мужик. Только немного мутный.

— Ты что-то про него знаешь?

— Только то, что знают все.

— А что знают все?

Антип нахмурился.

— Что у него парализованная жена, и она умирает уже полтора года, но никак не может умереть. Днем с ней сидит сиделка, а по вечерам и ночам Завадский ухаживает за ней сам.

Мария выслушала информацию с любопытством и удивлением.

— Значит, его жена больна… А она в сознании?

— Говорят, да. С полгода назад она пыталась покончить жизнь самоубийством — попробовала откусить себе язык, чтобы умереть от потери крови или от болевого шока. Но у нее ничего не вышло. Умереть не так легко, как кажется.

— А не знаешь, чем она больна?

Антип покачал головой:

— Нет. Мария Степановна, нам обязательно об этом говорить?

— Думаю, что нет.

— Тогда… — Парень осекся и, похоже, сделал над собой усилие, чтобы закончить фразу: — Тогда разрешите мне кое-что вам рассказать. Дело в том, что… — Он снова осекся. — Черт. Боюсь, после моего рассказа вы примете меня за идиота.

— После вчерашнего нашего разговора тебе уже нечего бояться, — заверила его Мария.

Антип усмехнулся:

— То есть диагноз утвержден? Хорошо. Тогда мне будет легче. Мария Степановна… Я понимаю, как странно это прозвучит, но… Кажется, Колька Сабуров пытался выйти со мной на связь.

Мария чуть прищурила серые глаза.

— И как? У него получилось?

— Не смейтесь.

— Я не смеюсь. Кстати, у тебя суп остывает…

Молчание Антипа длилось долго. Казалось, он пытался в чем-то убедить себя, что-то выяснить у себя, прийти с самим собой в согласие. Наконец достал из кармана мобильный телефон, потыкал на кнопки и повернул телефон дисплеем к Марии.

— Вот, посмотрите.

Варламова взглянула на маленький дисплей и увидела на нем одно-единственное слово — «Сабуров».

— Ну и что?

— Посмотрите на дату и время.

Мария посмотрела. Перевела взгляд на Антипа.

— Хочешь сказать, Сабуров звонил тебе сегодня в четыре тридцать утра?

Антип кивнул и убрал мобильник.

— Сначала в трубке был шум, — начал рассказывать он. — Знаете, его еще называют «белым». Потом я услышал какие-то слова. Как будто кто-то пытался пробиться сквозь шум.

Внезапно Мария почувствовала раздражение.

— Неужели ты думаешь, что я поверю в этот глупый розыгрыш? — холодно осведомилась она у парня.

Тот покачал головой.

— Это не розыгрыш. Он говорил про вас.

— Правда? Я польщена.

— Вы не верите. Хорошо… С вашим сыном все в порядке. И он не обижается, что вы изрезали ножницами его любимого плюшевого льва. Он понимает, что вы не могли иначе.

Лицо Марии оцепенело.

— Послушай, — пробормотала она, — тебе не кажется, что это слишком жестоко?

— Я должен был рассказать вам, иначе вы мне не поверите. Ваш сын любит вас…

По лицу Марии пробежала судорога.

— Хватит, — глухо проговорила она.

Антип помолчал немного. Потом тихо спросил:

— Теперь вы мне верите?

Мария сжала пальцы в кулак так сильно, что побелели костяшки пальцев.

— Что тебе сказал Сабуров?

— Он сказал, что вы должны прийти в блок Г-935 и довершить то, что начали.

— Но я… я ничего не начинала.

— Он так не думает.

И снова оба замолчали.

Теперь Мария смотрела на своего собеседника с подозрением. Допустим, что все это розыгрыш. Но откуда, черт возьми, парень смог узнать столько подробностей из ее жизни? И почему он так спокоен? Ведь общение с призраком, если таковое действительно имело место, должно было бы перевернуть всю его жизнь. Антип же сидит и с совершенно невозмутимым видом пьет компот.

— Ты… — заговорила Мария, но голос ее сорвался, и она вынуждена была начать снова. — Ты — студент технического факультета. Отлично разбираешься в физике и математике. Имеешь представление о химии и биологии. Скажи мне, неужели у тебя не возникает сомнений в том, что все это… что все это…

Она не смогла договорить из-за накативших слез, но Антип ее понял.

— Если честно, я не знаю, как ко всему этому относиться, — спокойно сказал он. — Год назад у меня погибли родители. Погибли совершенно нелепо. Они были в бассейне, когда обрушилась крыша и раздавила их. Я долго не мог поверить в то, что их больше нет. А потом… — Антип едва заметно усмехнулся. — Потом мне взбрело в голову, что лучшим выходом из положения будет самоубийство.

Он отпил компот и поставил стакан на стол.

— Когда я лежал в больнице, ко мне в палату пришел священник. Мы долго с ним беседовали. Он сказал, что жизнь — тяжелая вещь; одних она убивает, других калечит, третьих сводит с ума. И у человека есть только один выход: научиться принимать вещи такими, какие они есть. И не задавать вопросов.

Антип замолчал.

Мария тихо заметила:

— Не самая лучшая позиция для ученого.

— А я и не собирался быть ученым. Я вообще не хотел поступать в университет, но родители настояли. Мол, сначала получи образование, а потом болтайся по жизни сколько тебе заблагорассудится. Я ткнул пальцем в первый попавшийся факультет, подал документы и — поступил.

— Тебе интересно, чем это все закончится? — спросила Мария после недолгого раздумья.

Антип нахмурил лоб, поразмыслил немного и ответил:

— Даже не знаю, что сказать.

— Но ты должен решить для себя: правда все это или нет.

— Зачем? Что в моей жизни изменится, если я поверю в призраков или скажу, что их не существует? У меня вырастут крылья и я научусь летать?

— Вряд ли.

— В том-то и дело. Все идет так, как идет. И я не могу ничего изменить. — Антип вздохнул. — Мне пора. Я передал вам все, что было велено. Думаю, теперь он оставит меня в покое.

Когда парень ушел, Мария откинулась на спинку стула и прикрыла глаза. «Вы должны прийти в блок Г-935 и довершить то, что начали», — прозвучал у нее в голове настойчивый голос, и принадлежал он не Антипу.

«Что же ты задумал, Коля Сабуров? — мысленно спросила она. — И почему выбрал для своих целей меня?»

Внезапно Мария вспомнила свой сон. Глеба, лежащего в детской кроватке, протянутые к ней руки…

Может быть, и тогда, после аварии, он так же тянул к ней руки. Но она была без сознания и ничего не видела. Что, если он не умер мгновенно, как утверждал медэксперт? Что, если продолжал жить? Целую минуту или даже две. Что, если мальчик пытался доползти до нее, звал ее дрожащим, испуганным голосом… А она просто лежала на обочине, не чувствуя ни страха, ни боли, ни любви. Возможно, ее глаза были открыты, а Глеб уже был достаточно взрослым, чтобы знать — если человек лежит с открытыми глазами и не отвечает на вопросы, он, скорей всего, мертв. Значит, помимо физической боли и страха смерти, ее мальчик, ее маленький сын ощутил еще и боль потери. И в этом, так же, как и во всем остальном, виновата она.

Мария вспомнила звенящий голос Глеба, когда однажды тот спросил:

— Мама, а ты тоже когда-нибудь умрешь?

— Да, сынок. Все умирают. Это грустно, но не страшно.

— Потому что все, кто умер, отправляются к Богу?

— Да.

— А если я умру раньше, чем ты, ты будешь по мне скучать?