Игрушка (СИ)

"Я ему говорила, что занято", - извиняющимся тоном сказала бабушка.

В купе воцарилась тишина. Чарнота её прервал:

"Тебе же было сказано - занято!" - сказал он, угрожающе повысив голос на последнем слове. Но молодой человек оказался не робкого десятка и тоже, повысив голос и вставая, ответил:

"А я говорю, что свободно, - и после паузы, переходя на крик, - для меня свободно, папаша!"

Чарнота отложил саквояж и привстал с места со словами:

"Если ты признаёшь меня своим папашей, то я тебя, сынок, сейчас и высеку". Эти слова уже были произнесены угрожающе вкрадчиво и полушепотом. За ними последовали действия: он протянул левую руку к наглецу, а тот схватил её за запястье, что и нужно было Чарноте. Следующие действия были проделаны молниеносно. Ухватив правой кистью руку молодого, лежащую у него на запястье, Чарнота тем самым как бы закрепил её у себя на руке. Левой же рукой он себя взял за правое запястье и всю эту конструкцию, вместе с рукой противника, повернув по часовой стрелке градусов на тридцать, резко дёрнул вниз. Молодец вскрикнул и всем было видно: как побледнело его лицо. Чарнота отпустил его руку, а правой рукой, схватив за шиворот, вытолкнул из купе молодца на проход. Тот, 197удерживая свою правую руку левой, как ребёнка, согнувшись от боли, поспешил ретироваться.

------------------------

Этому приёму из японской борьбы джиу-джитсу обучил Чарноту отец. В гимназии, где учился Чарнота-младший, его невзлюбил один старшеклассник и везде, где бы они ни встречались: на лестнице, в коридорах гимназии, на улице - везде Чарноту-младшего тот третировал и старался обидеть: то ущипнёт больно, то подножку поставит, то за волосы дёрнет. Рассказав об этом отцу, Гриша получил мужской ответ:

"Не отстанет он от тебя до тех пор, пока ни взгреешь его хорошенько"

"Как это?" - попросил уточнить сын.

"А вот как: схвати меня за руку".

Сын выполнил просьбу отца и тут же скорчился от боли в запястье.

"Ничего, ничего дыши, дыши, - успокаивал отец, едва сдерживающего слёзы, сына, - боль сейчас пройдёт".

И, действительно, боль прошла, а Гриша попросил отца научить его "взгреванию". Отец оказался хорошим учителем и скоро попался на этот приём сыну да так, что не удержался от крика - боль пронзила всё тело и все решили, что это разрыв связок; но обошлось растяжением. Походив с неделю с рукой на перевязи, отец сказал сыну:

"Ну вот, теперь то же самое сделай тому, кто тебя обижает". Сын последовал совету отца и задиристый старшеклассник навсегда отстал от него.

----------------

198 Интеллигент занял своё место и с благодарностью протянул Чарноте руку: "Агафонов Клим Владимирович, - представился он. - Спасибо вам".

"Не стоит, - ответив на рукопожатие, сказал Чарнота и сам представился, назвав своё новое имя. Знакомство состоялось.

После инцидента все соседи Чарноты по купе старались продемонстрировать ему свои уважение и признательность. Только отставной моряк его явно невзлюбил. Это было видно по тому, как неохотно тот уступил Чарноте место у окна за столом, когда Агафонов предложил своему новому знакомому поужинать с ним. Бабушка просто радостно откликнулась на просьбу Агафонова и поменялась с ним местами для того, чтобы ему стало сподручней выкладывать на столик свои припасы. Более того, она от себя два куриных яйца положила им на стол со словами: "Кушайте сынки"; а вот моряк уступил место неохотно.

Доставая свой газетный кулёк с едой, Чарнота мучительно пытался вспомнить, где он мог встречать эту фамилию - Агафонов; "...а ведь точно - она ему уже когда-то встречалась".

Агафонов выложил на столик огурцы, помидоры, сало, хлеб, а Чарнота развернул и выложил бутерброды с колбасой, запах которой вмиг распространился по всему купе.

"О, да у вас деликатесы, - восхищённо воскликнул Агафонов. - Колбасу я уже и забыл, когда последний раз едал".

"Угощайтесь, угощайтесь", - с искренней радостью в голосе, произнёс Чарнота и когда тот взял один бутерброд, сгрёб остальные в охапку и стал 199угощать всех рядом сидящих. Никто не отказался от угощения, кроме моряка. Тот сухо поблагодарил и отказался. Чарнота выложил оставшиеся бутерброды на стол и достал две бутылки из под вина, в которые официант умудрился налить пива. Ни стакана, ни кружки у Чарноты не было, поэтому он из одной бутылки налил пива Агафонову, в его алюминиевую кружку, а сам из другой бутылки стал пить прямо из горлышка.

"За знакомство!" - произнёс тост Агафонов, приподнимая свою кружку над столом. Чарнота ответил тем же жестом, приподняв бутылку. Выпили. Пиво оказалось вкусными и достаточно хмельным. Разгоревшийся аппетит был удовлетворён сполна: и бутерброды, и хлеб, и сало, и яйца очень скоро были съедены без остатка. Допивая пиво из своей бутылки и закусывая его огурцом, Чарнота вспомнил, где он встречал эту фамилию - Агафонов; на томах собрания сочинений Добролюбова, которое он оставил в рундуке на судне; именно там на первых листах каждого тома стояла круглая печать: "Врачъ. Агафоновъ Петръ Владимiровичъ".

Теперь Григорий Лукьянович соображал: как бы спросить Клима Владимировича об этом так, чтобы не раскрыть секрета, что он едет в Россию из Парижа.

"Землемер Тёмкин Евстратий Никифорович в Париже у антиквара купил сборник сочинений Добролюбова. Это выглядело бы очень даже странно", - размышлял Чарнота.

200 Тем временем интеллигент, разгорячённый пивом, безудержно откровенничал со своим новым знакомым.

"А я толстовец. Вообще-то я бывший земский врач, но теперь я и швец, и жнец, и на дуде игрец. Живу в толстовской коммуне под Москвой. Вот ездил в Питер. Тут на одном заводе отличные конные косилки наладились делать. Ездил покупать. Купил, три, оформил отправку. Теперь вот возвращаюсь домой".

"А скажите, Клим Владимирович, у вас там в коммуне есть литература чтоб, прочитав её, можно было бы сказать: я знаю учение Льва Николаевича Толстого?" - спросил Чарнота.

"Кое-что, конечно, есть, но не всё. Его же запрещали. Вот и новой власти он не подходит - зажимают они его основные произведения нещадно. "Войну и мир", "Воскресение", "Анну Каренину" - пожалуйста, а остальное, ну, вот, например, "Церковь и государство", "Патриотизм и мир" или "Не убий никого" и ещё много чего зажимают - не печатают", - Агафонов глубоко вздохнул и замолчал.

За окном вагона царила кромешная тьма, - будто поезд шёл совсем не по земле, а в каком-то ином мире - "тёмном царстве, триедином государстве" - вспомнил Чарнота присказку. Пассажиры, примостившись кто как сумел, дремали: девочка, похожая на Аграфену, уронила голову на грудь. Её беретик свалился с головки и лежал на коленях. Маленькая голова с жиденькими волосиками, заплетёнными в две косички; они крысиными хвостиками свисали вниз и покачивались вместе с головой в 201такт отстукивающим свой ритм колёсам вагона. Моряк, надвинув фуражку на глаза и упёршись затылком в стенку вагона, как будто сумел закрепить свою голову намертво с туловищем и потому только плечи и руки, вздрагивающие вместе с вагоном в момент перескакивания его колёс через рельсовые стыки, указывали на то, что и он едет в поезде, а не сидит где-нибудь у дома на завалинке. Только бабушка не спала, а перебирала что-то в своей корзинке, поставив её на колени и засунув туда обе руки. Вдруг она подняла голову и голосом того - молодого человека в кожанке, который помог Чарноте подойти к памятнику Александру III, сказала:

"И всё-таки мы будем строить социализм!"

Чарнота вздрогнул от неожиданности но, справившись с оторопью от удивления, полез в свой саквояж и достал оттуда красную книжечку.

"Вот, что пишет ваш учитель Карл Маркс" - с этими словами он открыл книгу и стал читать выдержки из Манифеста коммунистической партии: