Игрушка (СИ)

"Ну, что вы, Евстратий Никифорович, ничего вы мне не должны. Счастливого вам пути", - сказал старик и тронул вожжи.

"Не знаю, каким он был попом, но человек он хороший", - подумал Чарнота, глядя вслед удаляющейся пролётке.

У вокзальных касс - столпотворение. Касс было несколько и Чарнота встал в ту очередь, которая показалась ему короче остальных.

Когда подошла его очередь и он, чуть ли ни просунув голову в кассовое окошко, чтобы таким образом отсечь назойливых пассажиров, лезущих к кассиру с вопросами и отвлекающих его от дела, попросил продать ему один билет во втором классе, то этой просьбой вызвал у того некоторое замешательство.

"Какие классы, товарищ, что вы говорите? У меня остались билеты только в общем вагоне, плацкартных и купейных нет. Будете брать?" - спросил тот у Чарноты.

"Буду, буду, - поспешил с ответом Григорий Лукьянович.- А когда отходит поезд?"

175 "Поезд номер четыре отходит в 23 часа 45 минут от третьей платформы. Не опаздывайте", - дал дежурный совет кассир своему клиенту.

Чарнота отметил неожиданную дешевизну билета.

"На те деньги, которые удалось выручить от продажи плаща и сапог Александру, я могу прокатиться от Ленинграда до Москвы раз семь", - подсчитал он.

С трудом выбравшись из толпы, окружающей кассовое окошко, Григорий Лукьянович взглянул на вокзальные часы. До начала службы в церквях осталось ещё немногим более трёх часов. Нужно было где-то перекусить. Не изменяя своим правилам - обедать в ресторанах - Чарнота довольно-таки быстро нашёл вокзальный ресторан, но когда попытался в него войти, на пути встал швейцар:

"Мест нету", - гордо произнёс тот.

Чарнота отступил в растерянности. "Как это, "мест нет" - через стекло же видно - зал полупустой", - возмутился про себя Чарнота. Первым желанием было схватить нахала за грудки и... но Чарнота усилием воли подавил это желание:

"Глупо скандалить в чужой стране", - мелькнула мысль. Есть ещё больше захотелось, когда из дверей ресторана вышла группа военных с женщинами, от которых пахло не духами, а вкусной едой. Обрадовавшись, - места освободились, - Чарнота сделал вторую попытку проникнуть в ресторан.

"Мест нету", - также неуклонно прорычал швейцар, вновь загородив собой проход; а на указание Чарноты, что, мол, места уже есть, так как только что из ресторана вышли люди, тот, ещё больше повысив голос, произнёс всё ту же фразу: "Мест нету!"

176 Пытаясь объяснить непонятное для него явление советской действительности, в раздумье Чарнота вышел на привокзальную площадь. Вереница извозчиков ожидала пассажиров. Чарнота подошёл к первому и сел в коляску и распорядился:

"К Никольскому собору".

Извозчик, вместо того, чтобы ехать, повернулся к пассажиру и вопросительно смотрел на него.

"Тебе чего не ясно? - спросил Чарнота - Я же сказал: к Никольской церкви отвези меня".

" А, - встрепенулся возница, - к церкви. Ну, как же, - поехали".

"Он не знает что такое "собор", но знает что такое "церковь", - усмехнулся про себя Чарнота. - Эх, мужики, мужики".

Примерно через час они были на месте. Расплачиваясь, Чарнота спросил у извозчика:

"А что, любезный, не знаешь ли ты где тут поблизости можно перекусить?"

"А, как же, обязательно знаю. Вот здесь не далеко по той же стороне пройдёте по Садовой и увидите столовую".

"Что я увижу?" - переспросил Чарнота.

"Столовую, хорошую столовую", - повторил мужик.

Действительно, пройдя в указанном направлении, Чарнота увидел широкую трёхстворчатую дверь над которой были укреплены большие буквы, вырезанные из фанеры и окрашенные в красный цвет.

"Столовая", - прочёл Григорий Лукьянович.

177 Для большого зала столовой народа было не много и новый посетитель без труда нашёл свободный столик и сел за него.

"Столовая, - подумал он. - Это как в доме: прихожая, кухня, спальня, столовая".

Просидев минут десять, он так и не дождался официанта.

Работница столовой, ловко лавируя между столов со специальной тележкой, так же ловко собирала с них грязную посуду.

"Посудомойка, видимо", - подумал Чарнота.

Наконец, Григорий Лукьянович понял, что посетители столовой сами себя обслуживают. Они на круглых деревянных подносах несли к столикам еду, полученную где-то на другом конце зала, садились, ели и уходили.

Захватив с собой саквояж, Григорий Лукьянович направился в сторону, откуда люди шли с подносами. Длинный прилавок и стоящие за ним в белых передниках женщины, быстро раскладывали в тарелки те виды блюд, которые называл клиент, а тот, получив желаемое и установив тарелку с ним на поднос, двигался дальше - за следующим блюдом своего обеда. Этот конвейер понравился Чарноте. Он выбрал суп-харчо, котлеты с картошкой на гарнир, винегрет, компот и два кусочка хлеба. Всё это стоило ему смехотворную сумму. И он удивился тому, как дешево в советском Ленинграде можно поесть.

Как только он закончил с обедом, к его столику посудомойка с грохотом подкатила свою тележку и в мгновение ока стол был очищен от грязной посуды, а стакан с недопитым компотом оказался в нижнем 178отделении телеги. Тряпка залетала по столу, сметая крошки с него прямо на колени Чарноты.

"Ты что же, лахудра, делаешь? - возмутился уже отобедавший посетитель. - Всего меня объедками осыпала".

"Работаю я, не мешайте, гражданин, а то милицию вызову".

Последняя угроза подействовала на Григория Лукьяновича успокаивающе. В саквояже лежал разобранный револьвер и встречаться ему, при таких обстоятельствах, с представителем власти было не с руки.

Чарнота подхватил саквояж и направился к выходу. В дверях он остановился, обернулся и отыскал взглядом посудомойку. Та с таким же напором "работала": вот от неё шарахнулись два молодых человека, вот мужчина успел ухватить своё недоеденное второе блюдо, которое иначе бы улетело в отходы.

"Ни один хозяин не стал бы держать у себя работника, который вот так "работает"", - подумал Чарнота и вышел на улицу.

К концу дня разъяснилось, стало тепло и безветренно. Лучи заходящего солнца играли на каплях воды, ещё не высохших на листьях деревьев в сквере у Никольского собора.

Туда и пришёл Чарнота, чтобы скоротать время, оставшееся до начала вечерней службы. Он нашёл скамейку, видимо, сохранившуюся ещё с царских времён. Это была короткая, - на двух человек скамья: толстые крашенные доски, укрепленные на массивном чугунном основании, образовывали сидение; спинка же скамейки из таких же досок, 179установленных на ажурную основу из чугуна с кованными элементами орнамента - розочками, вензелями, лавровыми венкам и просто затейливыми изгибами металлических прутьев, украшали её.

"Царская скамья", - подумал Чарнота, усаживаясь на неё. Он открыл саквояж и достал из него Люськин платочек. Поднеся его к губам, он уже с трудом уловил запах её духов.

"Выветрились, - решил он. - Ну, ничего скоро встретимся и буду тебя осязать и обонять непосредственно".

Чарнота вздохнул и бережно уложил платочек обратно. Нащупав на дне саквояжа пакет, предназначенный для передачи, он, не вынимая его, ощупью убедился в сохранности сургучной печати.

Следующее, что он достал из саквояжа, была книжечка в красной обложке. Он раскрыл её на закладке и прочёл:

"Нас, коммунистов, упрекали в том, что мы хотим уничтожить собственность, лично приобретённую, добытую своим трудом, собственность, образующую основу всякой личной свободы, деятельности и самостоятельности.

Заработанная, благоприобретённая, добытая своим трудом собственность! Говорите ли вы о мелкобуржуазной, мелкокрестьянской собственности, которая предшествовала собственности буржуазной? Нам нечего её уничтожать, развитие промышленности её уничтожило и уничтожает изо дня в день.