Любовь с первой строчки (СИ)

- Я хотела ехать одна, в Грецию, но муж настоял на том, чтоб ехать втроем в Адлер -- продолжаю я начатый разговор.

- Мы с Мишей были в Адлере. Да, поездили, - вздыхает Нина.

Возвращаемся ближе к полуночи, но пора белых ночей, приглушая сумерки и рассветы, обращая сутки в один бесконечно долгий, без начала и конца, день - сбивает нас с толку. Выгружаем из багажника многочисленные банки с вареньями и соленьями, цветы и другие подарки.

- Не спеши, Анечка, будь осторожна за рулем.

- До свидания.

20.

Заключительная глава.

На Земле влюбленной и пленной

В карусели несусь по Вселенной.

Где кончается жизнь -- не знаю,

И бессмертным себя называю... ( М.Ч.)

Бывало, короткими вспышками молний в сознание поступали сигналы; это было не озарение и не открытие, но мучительное напоминание о том, что писатель тяжело болен, он теряет зрение, что его душевное состояние требует особенного к нему отношения, требует любви, понимания, ибо все мы смертны, а в возрасте за.. - особенно. Но одновременно включались защитные барьеры, ограждающие от тревог и стрессов, и в жизни все шло своим чередом, и казалось, впереди у всех нас много времени, и перед последним прощанием мы успеем состариться, настрадаться и насладиться, все сказать, и все выслушать, и быть может, надоесть друг другу и еще больше -- соскучиться.

На следующий день после Сиверской молнии вспышек сигналили беспрестанно. Нашла повод, чтоб позвонить и порадовать писателя, для этого предварительно связалась с новой хозяйкой Кита Сергеевича, выслушала, как он успешно адаптировался в новых условиях, как весел и резв, - и набрала знакомый номер. Разговаривала с Михаилом Михайловичем, и по его напряженному голосу и щелчках в аппарате, - ясно ощущала, что телефон прослушивался (на кухне в квартире Чулаки стоял еще один телефонный аппарат).

Дня через два раздался звонок на мобильный, Чулаки попросил, чтоб я приехала к нему срочно. Приехать срочно -- это впервые.

- Что-нибудь случилось?

-Возникли проблемы с компьютером.

И впервые за все время мне пришлось ответить, что срочно приехать не получится.

Чулаки перезвонил на следующий день и сообщив, что с компьютером все уладил, тут же предложил увидеться во вторник: "съездить по делам".

Во вторник я, в состоянии вдохновения от скорой встречи, мчалась на всех парусах в Металлострой. Не доезжая до поселка, свернула на заправочную станцию, поспешно залила бензин, но... тронуться с места не смогла. Моя машина отказывалась заводиться, не подавая никаких признаков жизни, ни одна лампочка, ни одна стрелка не реагировали на ключ зажигания. В панике начала тормошить всех попадавшихся под руку мужчин, но напрасно. Бросив машину, стала ловить попутку.

Писатель ждал меня, как обычно, на главной аллее. Я пыталась посадить его в такси, но он отказался и поехал в город на рейсовом автобусе, а я, растерянная, поникшая, вернулась на заправочную станцию.

В те последние перед отъездом на юг, дни, странные совпадения преследуют нас по пятам: у Чулаки постоянно ломается компьютер, у меня - машина, между нами вырастает невидимая стена, мы хотим встретиться, но нам все время что-то мешает, словно весь мир и все окружающие предметы ополчились на нас и мстят, а невидимая рука неотвратимо разъединяет: тебе сюда, а тебе - в другую сторону. Даже у портфеля, подаренного мной, с которым писатель не расставался, накануне сломалась застежка, и в последнее время ему приходилось ходить со старым портфелем..

Но не только все окружающие вещи отказывались от нас, главное, от чего впору было сойти с ума, - это разладившийся организм Михаила Михайловича. Тем более это было странно, что крепкая наследственность и здоровый, аскетический образ жизни, - говорили о всех предпосылках жизни долгой, успешной и творчески насыщенной. Проанализировав эту странность, сделала собственный вывод: причиной разлада послужило ресторанное застолье, после которого в считанные дни отказала почка, а спустя некоторое время -- желчный.. Все это наводило на тревожные мысли и догадки. Смелые, слишком смелые, критикующие власть, статьи - публиковал Чулаки, слишком резкие, правдивые слова произносил на собраниях, слишком независимо высказывался, слишком он не вписывался в систему продажной вертикали и, как человек безупречной честности и неподкупности, создавал ненужный, резкий контраст с сильными мира.

Из Союза Писателей Михаил Михайлович звонит дважды, но я ничем не могу его порадовать. Автослесаря медлительны, высокомерны, подолгу отлучаются, задаю вопросы- многозначительно молчат или обрушивают словесный водопад непонятных, автомобильных терминов, я, раздраженная их некомпетентностью, закипаю и срываюсь на грубость. Проходит больше часа, прежде чем я сажусь за руль. По дороге звоню в Союз Писателей, Чулаки все еще там. Встречаемся, и Михаил Михайлович, глядя на часы сообщает, что к 18.00 ему нужно быть на Светлановском проспекте. Если бы я могла знать, что вижу моего кумира в последний раз! Все было бы иначе, и наша встреча могла быть иной, не такой холодной! Если б... Если б...

8 августа звонок на мобильный:

- Анечка, давай встретимся 12-го.

- Обязательно, но до 12 еще далеко, давайте созвонимся.

Еще через день:

- Анечка, давай отменим встречу, я понимаю, тебе некогда, нужно собираться в дорогу.

- Да, как раз 12 -го свекровь приезжает, придется ехать на вокзал, встречать.

На юг мы уезжаем 16-го августа. До отъезда я покупаю в редакции "Звезды" свежий номер с рассказом Михаила Чулаки "Новый аттракцион". Рассказ небольшой, написан в прежнем, традиционном стиле. Как всегда особенно внимательно вчитываюсь в конец рассказа, последним строкам я придаю особенное значение.

"...но механический голос провозгласил: "Двери закрываются", и Степан Степанович поспешно шагнул в вагон, а его поклонница из прежней жизни осталась на перроне..."

Звоню писателю утром, в "наше время", в 10-30. Но трубку сразу берет Нина: "Кажется, он еще спит".

В следующий раз звоню снова в 10-30, но уже с юга, 19 августа, прямо с пляжа, пока мои мужчины купаются в море. Диалог наш грустный, и не совсем для меня понятный. На вопрос, откуда я звоню, отвечаю: "Из Адлера, прямо с пляжа, хочу, чтоб вы услышали шум морского прибоя" (дался мне этот шум морского прибоя). "А я уж испугался, что ты не уехала..." Кольнуло сердце, но быстро отпустило, включив внутреннюю анестезию. Утром следующего дня я хваталась за трубку и.. откладывала.

20 августа.. ..

Хорошо помню те бархатные, южные ночи: мне плохо спалось, а однажды за окном до самого утра, как наваждение, заглушая стрекотание цикад, то приближаясь, то отдаляясь, звучала средневековая кельтская баллада с той самой кассеты, что я подарила писателю в больнице. Слушала мелодию когда засыпала, слушала когда просыпалась, слушала во сне, слушала наяву, она крутилась снова и снова, то громко, то затихая, не начинаясь и не заканчиваясь, по кругу, по кругу..

Если б.... Если б... Не стоило.. Почему... Возможно.. Нужно было...

Смерти нет. Есть трагическое стечение обстоятельств, тяжелая болезнь, несчастный случай, сердечная недостаточность, обширный инфаркт... Смерть как Понтий Пилат, умывает руки и всегда не при чем, всегда перекладывает вину на других. Потому нельзя быть живым и невиновным. Не будь виновных -- не будет и смерти.

"Степан Степанович поспешно шагнул в вагон, а его поклонница из прежней жизни осталась на перроне..."

А на перроне беспокойно, здесь кипят страсти: митинги, протесты, рождения, смерти, взлеты, падения, кризисы и расцветы - словно бесконечный океанский шторм бушует жизнь. "Большой футбол Господень" ускоряется, а счет по-прежнему, равный.