Любовь с первой строчки (СИ)

Моя идея не находит поддержки. Объясняют просто: у талантливых людей, как правило денег на оплату курсов нет, а бездарности после обучения будут требовать, чтоб их печатали.

Встреча окончена. Мы выходим в светлый, по-летнему теплый вечер. Впереди нас ждет разлука, маленькая, разлука, недолгая, но неотвратимая. Михаила Михайловича ждет дома жена, ждут его кошки, собака Феня, две подобранные накануне, пораненные вороны, еще ждет тот привычный уклад жизни, от которого он в его возрасте не может отказаться. Меня же, взбалмошную и безалаберную, ждут дома двое мужчин, муж и сын, и еще ждет поездка в Вятку, старенькая мама и шестидневный Крестный ход..

Мы прощаемся у пожарной башни. Целуемся, по-взрослому, как положено целоваться влюбленным.

- Не спеши, езди осторожно.

- Я люблю тебя.

Глава 18.

Лето2002.

"Вошел...

отмечен тем, в кого не верит....."

В начале июня я вернулась из Вятки. Чтоб не утомлять моего кумира рассказами о Крестном Ходе - привезла для него книгу с подробным описанием и фотографиями села Великорецкого. Чулаки, - абсолютный атеист, публикующий антирелигиозные статьи, вроде "Бог есть? Бога нет!", в которой демонстрируется блестящая эрудиция в области истории конфессий, но некорректно смешивается понятие веры и понятия религии. Спорить с ним на тему веры и высшего, созидательного разума -- было бесполезно. Все споры заканчивались фразой: "Сказано же в писании, ни единый волос без Его воли не упадет, значит весь бедлам, который мы видим вокруг -- Его рук дело".

Только однажды мне самонадеянно показалось, что писатель растерялся от моих веских аргументов. Речь зашла о наркоманах: наркомания болезнь или распущенность? Если болезнь, то почему все тюрьмы заполнены наркоманами? Если безволие и распущенность, то почему власть не борется с этим злом, а наказывает за последствия?! Михаил Михайлович возмущался:

- Ну, как можно быть такими тупыми, им столько вдалбливают в их головы, показывают примеры, акции против наркотиков устраивают, объясняют, что наркозависимость не лечится, - потому не стоит и пробовать. Ничто на них не действует. Как бараны послушно идут к своей гибели.

- Михаил Михайлович, - отвечаю я вызывающе, провоцируя на спор, - а чем вы отличаетесь от наркоманов? Вот предстанете вы перед Отцом небесным, он вас спросит, почему же вы не верили, если он книги нужные, умные на эту тему вам в руки подсовывал, с людьми верующими и любящими вас сводил, примеры жизненные показывал. Что вы ответите?

Чулаки молчит, а потом, глядя в пол неуверенно бормочет, что все не так, что "ни единый волос..." Несомненно, он верил в высший разум, иначе не написал бы таких произведений как "Харон", "Большой футбол Господень", в которых мысленно спорил с Создателем, возмущаясь несовершенством мира и указывая на несправедливость, царившую на земле.

Но и Создатель не оставлял этого незаурядного человека без своего внимания.

Об этом говорит интересный и странный эпизод, над которым мы оба долго смеялись, (сейчас жалею, что не расспросила о мелких подробностях).

Однажды в отделение Союза Писателей позвонил незнакомец и сказал, что ему необходимо встретиться с писателем Михаилом Чулаки. Осведомился о часах приема и попросил выделить ему время для беседы. Чулаки поинтересовался, по какому вопросу, и мужчина начал пространно рассказывать о написанной им рукописи, которую никто не может оценить по достоинству. А главное, о том, что ему приснился сон, и в этом сне он говорил с Богом, и Бог его направил к писателю Чулаки, убедив, что именно этот человек поймет, проникнется и, оценив его труд, поможет опубликовать сей, важный для всего человечества, трактат.

Михаил Михайлович бесстрастно выслушал звонившего, и в своем стиле, холодно, но иронично ответил: "Конечно же, я не могу не принять посетителя со столь высокой рекомендацией" (дословно). Незнакомец пришел в назначенное время и выложил на стол внушительных размеров, растрепанную папку, с неразборчиво, от руки исписанными страницами. Михаил Михайлович испугался, что все это ему предстоит прочесть и рецензировать. Открыв случайную страницу, он начал читать. А пока читал - думал, как выйти из нелепого положения и избавиться от посетителя.

- Вам следует исправить ошибки, вдвое сократить текст, откорректировать, и тогда разговор будет более конкретным. - С такими словами Чулаки захлопнул и вернул посетителю объемную папку. Незадачливый автор ушел обескураженный. Переделывать столь кропотливый труд было куда труднее, чем написать изначально. Больше Михаил Михайлович его не видел.

- О чем была рукопись? - поинтересовалась я

- Не помню. Шизоидный бред, - с усмешкой ответил писатель.

Я задумалась.

- Это неспроста. Скорее всего Бог дал вам знак: он знаком с вашими атеистическими статьями и решил подшутить над ними, уравняв их с шизоидным бредом неадекватного посетителя, - я так понимаю.

Михаил Михайлович, слушая меня, некоторое время напряженно молчал. Пауза угрожающе затягивалась, я уже пожалела о сказанном и ругала себя, ожидая молчаливого гнева, быть может такого же, как после критики "Большого футбола", но Чулаки вдруг непринужденно рассмеялся. Как это важно, вовремя рассмеяться, принять условия игры и адекватно парировать -- вот высшая мудрость. Если мы сами всю жизнь заняты играми (Он поиграл, да и бросил ее, беременную. Доигралась девка! Эти красиво играли свадьбу, а тот вовремя сыграл в ящик, и больше не будет играть на нервах родных и близких. Отечественная война, в которой русские потеряли 6 млн человек, но выиграли, оказывается была всего лишь игрой!) - то почему бы нам, сотворенным по образу и подобию, не смириться с тем, что мы есть объекты чьих-то игр?

Самое интересное в этой истории то, что автор рукописи до разговора с Богом о писателе Чулаки никогда не слышал и произведений его не читал.

Лето 2002 было очень жарким. Я много ждала от этого лета, и оно мне много обещало. С писателем мы встречались все чаще, наши отношения становились все теплее и доверительнее. А однажды мы ехали в машине, и мне показалось, что я умру, если немедленно не прикоснусь к нему. Останавливаемся на красный, и я протягиваю к писателю руку. Он берет ее, подносит к губам и целует, целует, еще и еще. Я смотрю и не верю своим глазам: где обычные отстраненность и холодность? В его лице вижу нежность, и радость, и покой - я не узнаю моего писателя. Думаю, не каждая женщина испытала такое счастливое потрясение.

В этот вечер мы прощались как обычно, но не совсем.

- До свидания.

- Не спеши, езди осторожно.

- Я люблю тебя.

- Я люблю тебя тоже.

Человек одинок, как консервная банка:

В кожу, как в жесть впаян,

Душа -- это деньги в подвалах банка

Достать попробуешь -- паника..

Нет, нельзя просить и молить Бога! Никогда и ни о чем, ибо дар небес может оказаться для вас слишком высок и неподъемен..

Через несколько дней звонок:

- Анечка, завтра мне нужно съездить на Пряжку, если ты не против.

На следующий день ближе к вечеру мчусь в Металлострой, жду писателя на главной аллее, при повороте с трассы. Мысленно представляю, как мы с Михаилом Михайловичем поедем в Коломну, в знаменитую больницу, где он когда-то работал, фантазирую, строю догадки: не иначе, сотрудники решили пригласить бывшего врача для выступления. Но оказалось, писателя ждали в музее-квартире Александра Блока, на Декабристов, 57. Здесь проходили Коломенские чтения. Чулаки должен был выступить с историческим рассказом о больнице.