Велики амбиции, да мала амуниция

– Слава Отцу и Сыну и Святому Духу и ныне, и присно, и вовеки веков! Аминь!

– Господи помилуй, Господи помилуй, Господи помилуй!

Когда служба окончилась, Кумарина, поддерживаемая под руку Соней, вышла из храма и, остановившись на ступенях его, глубоко вздохнула.

– Что с вами, барыня? Никак дурно сделалось? – забеспокоилась Соня. – Надо извозчика скорее и домой!

– Нет, Соня, – покачала головой Анна Степановна, – я такой путь проделала не для того, чтобы теперь домой ехать…

– Так, может, лучше в другой раз?

– Никаких других разов! У меня принцип: никогда не откладывать на завтра то, что могу сделать сегодня. Головную боль я уже заработала, так что теперь уж не всё ли равно?

В этот момент на лестнице показался семинарист, которого Кумарина заметила ещё во время службы.

– Ну-ка, позови его мне, Соня, – велела она.

Соня поправила платок и направилась к семинаристу. Тот со вниманием выслушал её и, подойдя к Кумариной, почтительно поклонился.

– Чем могу служить, сударыня? – спросил он.

– Верно ли говорят, будто здесь при монастыре некий прорицатель обитает? – спросила Анна Степановна.

– Мандрыга, что ли? Есть такой. Только он не при монастыре, а за монастырём в собственном домишке живёт.

– А не окажите ли вы нам любезность проводить нас до него?

– Отчего бы и нет? – пожал плечами семинарист.

Кумарина опёрлась на его руку, и они направились вдоль монастырской стены. Соня шла за ними, неся трость, которую отдала ей барыня.

– А что, собственно, известно об этом Мандрыге? – спросила Анна Степановна своего спутника.

– Странный человек. В Москву он приехал несколько лет назад. Говорят, будто бы он испанец. Да и по виду похож. Какой религии он, доподлинно неизвестно. В храме не бывает, хотя иконы в доме содержит. Прозывается Мандри. Но у нас его все Мандрыгой кличут.

– Но он не вовсе сумасшедший?

– Да я бы сказал, что вовсе… не сумасшедший. Он похож на юродивого, но, знаете ли, по-моему тут актёрства больше… Мандрыга – человек, мыслящий вполне трезво. Я бы даже сказал, себе на уме.

– Что ж он, шарлатан, выходит дело?

– А, вот, тут не сказал бы… Он очень большие способности имеет. Человека насквозь видит. Вот, придёт к нему дурной человек, так он его на порог не впустит. А хорошего рядышком с собою посадит да по руке гладит. И, что особенно удивительно, всё-то о человеке знает. О чём он думает, что в прошлом было… У нас однажды в монастыре покража произошла. И по всему выходило, что вор – кто-то из братии. Настоятелю очень не хотелось сору из избы выносить и пошёл он к Мандрыге. Мандрыга его послушал и говорит: собери вечером всю братию, я приду и вора укажу. Вечером все за трапезою собрались. Приходит Мандрыга. Поглядел на братию и говорит: «Кто виноват, у того руки дрожат. Чарка на пол, кто чужое лапал…» И ушёл. А под конец трапезы один молодой монашек чарку разбил… Ну, настоятель к нему в келью отправился и там нашёл покражу! Представляете? И много случаев разных было. К Мандрыге со всей Москвы люди ходят. И большинство именно по случаю покражи или чего-либо в этом роде. К нему даже раз сам господин квартальный надзиратель приходил.

– Вот, барыня, я же говорила, что это то, что вам с Николаем Степановичем нужно! – воскликнула Соня.

– Всё может быть, – задумчиво ответила Кумарина.

– А что, у вас пропало что-то? – поинтересовался семинарист.

– Да не у нас… У других…

– И что же? Что-нибудь ценное?

– Совесть, – отозвалась Анна Степановна.

Наконец, впереди показался небольшой, но весьма приличный домик.

– Вот, мы и пришли, – сказал семинарист. – В первую дверь заходите смело, а во вторую постучите и не входите сразу, покуда он не пригласит.

– Спаси Христос, что проводили, – поблагодарила Кумарина и, взяв у Сони свою трость, поднялась на крыльцо дома.

Первая дверь открылась легко, и обе женщины оказались в сумрачной прихожей, заваленной каким-то хламом.

– Боязно как-то, – прошептала Соня.

Анна Степановна пожала плечами и, подойдя ко второй двери, постучала. Из-за неё раздался скрипучий голос:

– С палками в гости – к псам играть в кости. Палку брось – будешь мандрыгин гость.

Кумарина отставила палку и постучала снова.

– Гостья знатная, сударыня богатая, милости просим к Мандрыге в гости!

Анна Степановна перекрестилась и открыла дверь. Её взору предстала просто убранная горница, сплошь уставленная и увешанная иконами и зажжёнными лампадами. На полу лежал ковёр. На нём сидел странного вида человек. Был он худ и смугл. Правое плечо его поднималось много выше другого, а левая рука была сухой. Лицо прорицателя, сморщенное, было улыбчиво, а неестественно большие глаза с разными зрачками глядели пристально, даже немного пугающе. Дополняла облик Мандрыги шевелюра чёрных с проседью волос и аккуратная эспаньолка.

– Ну, проходи, моя душенька. Я тебя послушаю. Хочешь рядом садись, хочешь стой – не гневись.

Кумарина переглянулась с Соней и решительно приблизилась к Мандрыге. Тот протянул руку и ласково погладил её:

– Хороша, хороша, чиста душа. Почто пришла?

– Дело у меня к тебе, сударь мой.

– Судари во дворцах, а я черен с лица. Мадрыгой кликай.

– Можешь ты, глядя на фотокарточку, сказать от чего человек помер?

– Врёшь – от чего. Говори – от кого.

– Так можешь?

– Имени не угадаю, а поличье набросаю, а коль приведёшь, узнаю.

Анна Степановна порылась в сумочке и достала оттуда фотокарточку убитого ростовщика.

– Вот, этот человек, – сказала она. – Что о нём сказать можешь?

– Застрелили молодца, обобрали мертвеца… Через баб погиб. Бабы – враги…

– Ты хочешь сказать, что его женщина убила?

– Женщина не убьёт. Женщина смерть приведёт. Муж стрелял… Потом сбежал…

– То есть убил мужчина?

– Стрелял – убил. Жену любил… Жена – виновата. Идёт сохатый… Охотник – дичь. Подмоги не клич. Всё смешалось… А всё-то шалость… А ты разумей головою своей. Пусты твои щи. Жену ищи! Жену найдёшь, найдёшь и ложь. Где ложь и жена, там погибель одна. Убийца там. Самолично сам.

Кумарина вынула из сумочки портрет княжны Омар-бек, рисованный Вигелем, и показала его Мандрыге:

– А об этой женщине что скажешь?

– Хороша жена, да душой дурна. Тело – продажное. Мука – страшная. Верёвочка вьётся – её дождётся.

– Эта жена и виновата в убийстве?

– Её есть вина. Голова дурна… Но прежде другая… Подлянка такая… Ищи жену. Найдёшь вину. Кошелёк – солжёт. К убийце не приведёт.

– Ну, спаси Христос! – сказала Анна Степановна. – Соня, отблагодари.

Соня поставила перед Мандрыгой большой узел, в котором лежали разные вкусности:

– Это тебе, батюшка, к Рождеству гостинец. Разговеться.

– Спасибо за щедроты твои да заботы. Брату поклон – найдёт мужа он. А ты не хворай. Выправляться пора. Голове не гудеть и спине не болеть. Ногами ходи, а не в кресле сиди! Господь с тобою. Он всё устроит! – Мандрыга вновь погладил Кумарину.

Анна Степановна поклонилась ему и вышла из дому. Соня нагнала её и подала трость:

– Забыли, барыня!

– Да, и впрямь… – задумчиво сказала Кумарина. – Странно, голова, в самом деле, прошла.

– Ой, барыня, как мне страшно стало, когда он вас гладить начал лапищей своей! Вы видели, какая лапа? Прямо волчья… Как у оборотня! И сам он на оборотня похож… Ой, не зря ли мы пошли-то к нему, барыня?

– К нему настоятель монастыря за помощью обращался. Что же мы? А ведь всё же узнал: и про трость, и про голову и радикулит мой, и про брата…

– Только говорит он как-то больно чудно! – заметила Соня. – Не понять ничего… Вы что-нибудь поняли, барыня?

– Поняла, что убил мужчина. А причиной тому – женщина.

– Убил муж, а причиной – жена… Может, это в прямом смысле?

– Бог его знает, в каком. Глупые мы с тобой бабы, Соня! Так ничего и не разузнали… И расспросить-то толком не смогли! – огорчённо сказала Анна Степановна.

– Зато у вас голова прошла. Да и главное-то ведь он сказал: Николай Степанович мужа найдёт! Чего ж ещё надо? А как вы думаете, барыня, он, в самом деле, испанец?