Вторая жизнь Дмитрия Панина (СИ)

Она росла в благополучной семье, отец и мать работали, и всё время на что-то копили: на новый ковер, на угловой диван, на цветной телевизор, на который не накопили и взяли в рассрочку.

Родители всегда старались быть не хуже других, старались, чтобы и девочки их были нормально одеты, хорошо учились, и готовы были и дальше привычно притеснять себя и скаредничать, чтобы дочери могли после школы продолжить учебу.

Всё в этом налаженном кропотливым каждодневным трудом мирке лежало на местах, по праздникам приглашали друзей, мать возилась на кухне, готовила, потом приходила с кухни усталая и довольная и говорила:

- Ну, всё, ставьте стол, жаркое в духовке, будем накрывать.

И праздники эти, с салатом оливье, с селедочкой под шубой, с водочкой в хрустальных стопочках были наградой за утомительность рабочей недели.

Если же праздника никакого не было, ни дня рождения, ни нового года, ни первомая, ни пасхи, мама всё равно могла испечь пирог, сварить холодец, и они с отцом выпивали по рюмочке, и отец потом и ещё по одной, а дочкам покупали лимонад "Саяны", или "Буратино". Мать работала в отделе кадров завода ДМЗ, а отец в цеху наладчиком.

Когда Тамара была маленькой, ей читали сказки на ночь, она, засыпая, вспоминала: "Они жили долго и счастливо и умерли в один день..." и думала, что это про её родителей.

Но к 16 годам, когда зеркало в прихожей сказало ей, что она, Тамара красивая девушка, она поняла: ей не хочется такой жизни, какая получилась у родителей, скучно так жить и невыносимо думать, что она не увидит какой-нибудь другой, яркой, необыкновенной жизни.

Мать любила слушать пластинки, и Тамара тоже слушала, были старые записи Вертинского, и слушая как лиловый негр подает манто загадочной возлюбленной поющего, ей тоже хотелось, чтобы в далеком Сингапуре ей подавали манто и пели о ней голосом Вертинского. "Ссингапуурр", одно сочетание звуков было так загадочно, так прекрасно.

Тамара похудела, стала хуже учиться, могла целыми днями проваляться на диване, слушая песни: Нану Брегвадзе, Муслина Магомаева и мечтая о любви.

После школы она поступила в педучилище - в начальных классах она любила свою молодую учительницу, и ей захотелось, чтобы дети полюбили и её тоже. Кроме того, ей страшно не хотелось долгой учебы в институте.

Закончив первый курс, в восемнадцать лет она вышла замуж за Павла Лизина, огорошив своих родных и знакомых.

8

За сутки до того, как Лизин сделал Тамаре предложение, он и не подозревал о её существовании, мало того, если бы кто-то сказал ему, что он бросит семью и женится на другой женщине, он посмеялся бы в ответ.

В тот вечер заболевшая жена настояла, чтобы он пошел в школу на родительское собрание:

- Сын уже заканчивает начальные классы, а ты его учительницу даже в лицо не знаешь, - сердилась Надежда.

В тот вечер эпидемия гриппа сразила не только Надю Лизину, но и Ларису Петровну, учительницу сына, с которой должен был познакомиться Лизин. Не имея возможности отменить собрание, она упросила Тамару провести его вместо нее.

- Прочитаешь им отметки, и в журнале, записка моя лежит, кто старался, кто нет, почему у кого тройки или четверки. Ты только прочитаешь и всё.

Тамара, прирабатывавшая в школе пионервожатой, согласилась.

И вот такое стечение случайных, в сущности, обстоятельств, привело к тому, что Лизин Павел Александрович, сидел на второй парте в ряду у окна, смотрел на Тамару и не слышал ни слова из того, что она говорила.

Электрическая лампочка довольно тускло освещала молодую девушку, которая, читая отметки, чуть покачивала головой на тонкой шее, а Лизин сидел и думал, что жизнь не может заключаться лишь в том, чтобы ходить на работу, возвращаться домой, иногда пить водку, или обнимать жену, что в этой жизни есть и что-то другое, например, эта красивая молодая женщина.

Наверняка ещё не замужем, думал он, и ведь кто-то будет обнимать эту шею, и целовать её. И ему вдруг страстно захотелось, чтобы это был он, и что дальнейшая его жизнь потеряет всякий смысл, если это будет не он.

Павел досидел до конца собрания, и когда все ушли, он остался и продолжал сидеть.

Тамара стояла и смотрела на него, она хотела запереть пустой класс и ждала, когда он уйдет.

- Пора, - сказала она ему, уже догадываясь, что сидит он здесь из-за нее.

Лизин встал и подошел к ней вплотную

- Тамара, - сказал, - милая Тамара, выходи за меня замуж.

Тамара растерялась:

- Вы шутите?

- Да какие там шутки! Вот сейчас, сидя за этой партой, я понял, что не могу без тебя жить, ни одной минутки больше не могу.

Он наклонился, заглянул в глаза, и осторожно, боясь вспугнуть, провел пальцами по её шее. Тамара отшатнулась.

- Тома, я тебя умоляю, если ты никого не любишь, выходи за меня, я сделаю всё, чтобы ты была счастлива.

- Но Вы, ведь Вы женаты?

- Уже нет. С той минуты, как увидел тебя.

И добавил.

- Я уйду из семьи во всех случаях, независимо от того, какое решение ты примешь. Я не могу лгать жене, она хорошая женщина. Она не заслужила, чтобы муж её не любил.

Тамара молчала, не поднимая глаз, прислушиваясь к той силе притяжения, которая исходила от этого красивого элегантного мужчины с седыми висками. Её руки, держащие классный журнал слегка дрожали.

Дрожали и губы, когда она продиктовала ему свой номер домашнего телефона.

Он позвонил ей, только когда стал свободным, и они подали заявление в ЗАГС. Тамара решила, что Павел и есть ее Сигапур.

Надя предрекала Павлу, что он очухается и вернется, что это кризис среднего возраста, но ошиблась, он не вернулся. Он был счастлив со своей новой женой, которая была моложе его на 22 года.

9

Есть хотелось страшно, но кальмары и салат из морской капусты в горло не лезли, а в доме, кроме консервной банки морской капусты в холодильнике и полкилограмма кальмаров в морозилке, было лишь два ломтика белого хлеба и четвертинка орловского. Дима думал о том, что только его жизнь, жизнь индивидуума начала налаживаться, как социальная жизнь в стране совершенно развалилась, и сколько ни прячь голову в песок и выключай телевизор по совету Виктора, вся эта постсоветская неразбериха тебя всё равно достанет. Не новостями по телевизору, так пустыми прилавками.

Дима вздохнул, встал, ушел из комнаты в кухню. В кухне он достал из пакета четвертинку орловского, купленного ему Полиной Андреевной, посолил, сел на стул, печально начал жевать. Он вспомнил, что у него есть полбидона подсолнечного масла, купленного при распродаже с машины, и если завтра сразу после занятий пойти на рынок, то можно купить картошки и пожарить на ужин. А на обед можно пойти в физтеховскую столовую, студентов кормят, и даже мясо дают, но порции, конечно, не те, что раньше. Размышления о завтрашнем обеде, однако, не насытили его на сегодняшний вечер.

Раздался звонок и Дима открыл дверь, не спрашивая, кто это, держа в одной руке свой своеобразный бутерброд.

Валерка переступил порог, глянул на хлеб солью в руке друга.

- Что так плохо? - спросил он. - Лошадиным лакомством питаешься?

- Да, нет, - вздохнул Дима. - Я на этой неделе успел купить на рынке пять яиц, за одно отдал столько же, сколько раньше за десяток, а на прошлой отстоял очередь и купил курицу, небольшую, правда, килограммовую, но курицу. По одной в руки давали. Правда уже все съел.

Валера прошел на кухню, глянул на отрезанный хлеб.

- А масло подсолнечное у тебя есть? - спросил он.

Дима кивнул

- Тогда сейчас я ужин приготовлю.

Валера взял сковородку, нарезал хлеб тонкими ломтиками, и обжарил их в масле.

- Водки нет?

- Нет.

- Ну ладно, так навернём.

Они подсели к столу и съели жареный хлеб прямо со сковородки, как когда-то они делали, когда жили в одной комнате в общежитии, только тогда обычно на сковородке скворчала яичница с жареной колбасой.