Любовь с первой строчки (СИ)

На сегодня наша задача состояла в том, чтоб отвезти черного пса по кличке Грей и другого, с остановки, по кличке Лапик - в приют. Михаил Михайлович снимает с вешалки пальто, надевает шапку.

- Вы разве не поедете с нами? - обращаюсь я к Нине.

- А можно?

- Конечно, места всем хватит.

Нина оживляется, поспешно накидывает куртку.

- Если не хватит, я и в багажнике доеду, - заявляет вполне серьезно.

Я снова удивляюсь ее миниатюрности. Она старше Михаила Михайловича лет на семь или восемь, но похожа на резвого подростка, движения ее быстрые, речь громкая, отчетливая, говорят, в юности она закончила балетную студию, а еще исполняла роли травести в детском театре.

Накинули поводок на Грея и вышли во двор. Нина очень быстро отыскала и привела "того, с остановки", беспризорника по кличке Лапик. Лапик, взъерошенный, грязный и вертлявый - походил на большую мягкую игрушку, выброшенную кем-то на помойку.

Я застелила заднее сиденье клеенкой, но собаки и не думали лезь внутрь, смирно стояли возле распахнутой дверцы, переглядывались, нервно вертели хвостами, а на команды Михаила Михайловича не реагировали, делая вид, что не понимают. Тогда Нина заскочила первая, а псы - следом за ней. Наконец, расселись, устроились, тронулись...

Все утро валил пушистый снег, и узкий, среди сугробов, путь пролегал накатанной, хрустящей льдинками, дорогой. Безлюдный город дремал, отдыхал после бурной новогодней ночи. Пустые улицы с редкими пешеходами и столь же редкими авто, казалось, принадлежали только нам. Мои пассажиры сидели тихо, слышалось лишь сопение Грея над моим ухом. Собак то и дело норовил ткнуться черным кожаным носом в мою щеку, Чулаки при этом каждый раз беспокойно просил меня не отвлекаться и внимательно смотреть вперед.

В конце Шоссе Революции дорога сужается до одной полосы и начинает петлять. Впереди возвышается украшение ближайшей округи, Ильинская церковь, не доезжая до нее, поворачиваем направо и вверх, вверх, мимо старых, раскидистых деревьев и дикого кустарника. Въезжаем на пологий холм. Останавливаемся на свободном пятачке, неподалеку от убогой одноэтажной хибары с тусклыми окнами, не отражающими ни белизны, ни синевы. Каких только загадочных уголков не встретишь на задворках родного города -- подумалось мне тогда.

Деревенскую тишину нарушает собачий лай и карканье рассевшихся по веткам, любопытных ворон. Михаил Михайлович и Нина, вместе со своими подопечными скрываются за воротами, при этом собачий лай усиливается во много раз. Спохватившись, я начинаю сожалеть, что не пошла вместе с ними, но поздно, и мне ничего не остается, как молча и терпеливо ждать возвращения писателя.

Ильинка очень хорошо описана у Михаила Михайловича в "Хароне" ("Нева" за 1997 год). В повести рассказывается, как главный герой, доктор Савич, отвозит свою любимую кошку Таракашу в приют, чтоб оставить ее под присмотром на время отпуска, а сам вместе с женой отправляется в Тиберду. По возвращении из поездки выясняется, что кошечка пропала, - ее выпускали гулять, и она убежала. Главный герой не может оправиться от стресса. Он развешивает объявления, ищет свою Таракашу везде - но безрезультатно. И когда он понимает, что кошку ему не найти, скорее всего ее загрызли собаки, - доктор Савич теряет интерес к жизни, бросает всех и вся, и с чужим паспортом едет куда глаза глядят. Заканчивается повесть трагически: главный герой, мечтавший о забвении и полной свободе, попадает в рабство. Его увозят в горы, где он погибает.

Все это я вспоминала, сидя в машине и ожидая возвращения Михаила Михайловича с Ниной. Их не было очень долго. Кажется, прошло часа полтора или два, прежде чем из ворот вышли хозяйка приюта и чета Чулаки. Михаил Михайлович торопливо направляется к машине, он без шапки, выражение его лица странное, необычное, я внимательно вглядываюсь и к ужасу своему вижу глаза полные слез и дрожащий подбородок.

- Михаил Михайлович, что случилось?!

Чулаки молча садится на заднее сиденье, похоже, он с трудом сдерживает рыдания. Сижу несколько секунд словно в оцепенении, потом резко поворачиваюсь и беру его за руку, - что еще я могу для него сделать?

Нина какое-то время беседует с хозяйкой приюта, потом они прощаются, и мы медленно съезжаем вниз с пригорка, направляясь в сторону набережной Невы. Теперь рядом со мной сидит Нина, мы всю дорогу молчим. Позже, когда останемся наедине, Нина расскажет, что в "Хароне" все описано именно так, как было на самом деле, и кошечка Таракаша пропала именно в этом приюте, но она не убежала никуда, а умерла от тоски и горя, от разлуки с хозяином почти сразу, на третий день. Михаилу Михайловичу тогда об этом не сказали, решили, пусть надеется отыскать, живет надеждой. Но вот сегодня, 1 января, по прошествии нескольких лет, писатель узнал всю правду и она его потрясла. "Я был для нее Богом и предал ее. Это мой единственный грех" - (дословно) позже скажет мне сам Чулаки.

Грей и Лапик остались в приюте. Хозяйке дали денег, чтоб она смогла их пристроить в хорошие руки. Продолжение истории я узнала от Михаила Михайловича в телефонном разговоре. В голосе писателя слышались нотки растерянности и недоумения. Оказалось, для псов нашелся хозяин, который хотел их забрать к себе на дачу, был заключен устный договор, но накануне два хвостатых приятеля сделали подкоп в вольере и удрали.

Ну что же, кто-то выбирает клетку и сытую жизнь, а кто-то свободу.

* * * * * * *

P.S. Мартовским, пасмурным, в грязных подтеках от тающего снега, днем 2010 года, - я мчалась на своей Блонди по шоссе Революции, (когда-то носившем название Пороховское шоссе). В петровское время здесь стояли пороховые мельницы. Опасное было производство, иногда порох взрывался, и люди гибли. Тогда-то мастеровые и поставили церковь в честь Ильи Пророка, который взошел на небо в огненной колеснице.

Не доехав до церкви, я решила сделать небольшой крюк, еще раз взглянуть на место приюта брошенных домашних животных, вспомнить, как мы с Чулаки, его женой и собаками приезжали сюда в первый день 2000-го года. Въехала на пригорок и остановила машину на том же пятачке. Что я увидела? Хибара, огороженная невысоким глухим забором, выглядела совершенно нежилой, полуразрушенные сараи, помойка, - вот такая картина открылась моему печальному взору. Неприкаянно бродившие на месте сломанных вольеров, бесприютные псы, смотрели на меня настороженно и с надеждой.

Когда-то этот уголок, наверное, от присутствия моего кумира, а еще от сверкающего новогоднего снега, - мне показался почти райским. Теперь здесь было холодно, неуютно. Я как будто снова услышала голос моего писателя: "Не нужно цепляться за прошлое, нужно жить настоящим и ценить настоящий момент".

Глава 6.

Весна, лето 2000.

Фан-клуб.

25 февраля Михаилу Михайловичу исполнялось 59 лет. Подумав, я решила, что поступлю так, как поступают в моей родной Вятке, по крайней мере, все наши знакомые, родственники и друзья: там не ждут приглашений, а по русской простоте душевной идут к имениннику с подарками, цветами и выпивкой. Не правда ли, незваный гость, который хоть и хуже татарина, все же не страшнее полного забвения или равнодушия близких? Так и сделала! Предварительно позвонив, сказав несколько теплых слов, но не спросив позволения, сообщила, что зайду вечером на несколько минут.

В назначенное время Чулаки открыл мне дверь, улыбнулся, поправил очки и пригласил войти, помог снять шубку, а я вручила ему подарок: новенький, скрипуче-глянцевый, цвета темной вишни портфель, со сверкающими застежками. Нина, стоявшая на пороге, всплеснула руками и удивленно ахнула: "Как ты догадалась? Я тоже хотела подарить портфель, но посмотрела на цены - и передумала".