Любовь с первой строчки (СИ)

Узкая, крутая лестница, вьющаяся вокруг штольни лифта старинного, в виде внушительной, гранитной глыбы, здания - напоминала тесный проход внутри египетской пирамиды. Сердце мое стучало, как много лет назад, когда я еще была робкой, маленькой, слишком погрязшей в будничной семейной рутине и болезненно зависимой от непробиваемого кумира, женщиной. Ничтожная, как я смела тогда самонадеянно претендовать на внимание такого человека?!

Длинный коридор с блестящим паркетом и невнятными репродукциями на стенах. Тихо и благородно. Стараюсь ступать бесшумно. Высокая дверь комнаты, где ведется прием, приоткрыта. Вхожу без стука, не могу сдержать улыбку: "Здравствуйте!", - и не дождавшись приглашения, сажусь на стул, стоявший посередине кабинета, закинув ногу на ногу. На мне строгое, черное пальто, шарф, перчатки, а выражение лица, как мне виделось со стороны, в высшей степени невозмутимое и спокойное. Чулаки, близоруко щурясь и откровенно разглядывая меня, тихо поздоровался, и я заметила выступившие на его щеках алые пятна смущения.

Мой писатель! Он совершенно не изменился! Тот же умный, проницательно-пронзительный взгляд, то же замкнуто-отрешенное лицо человека не от мира сего. Так же строен, подтянут. Несколько незначительных приветливых фраз, и кратковременное состояние робости отхлынуло, словно и не было этих долгих лет, оборвавших и без того хрупкую связь кумира и его восторженной поклонницы. В кабинет то и дело входили сотрудники или посетители, разговор наш из ничего не значащих фраз постоянно прерывался, но я раскрепостилась совершенно и мне казалось, что душа моя после долгого странствования и поиска, наконец достигла цели, обрела дом и покой и радость.

Поток посетителей иссяк. Чулаки начал складывать бумаги, снял с вешалки кожаное пальто, которое я помнила еще с первой встречи, надел кепку. Я следила за каждым его движением, продолжая сидеть, словно в легком опьянении. Спохватившись, вскочила. После сумрака лифтовой штольни, Невский оглушил нас ослепительной суетой. На Большой Морской, среди тесно припаркованных авто, отыскали затерявшийся малиновый Гольф, и я, включив зажигание, лукаво спросила: "Не боитесь дамы за рулем?"

- Нет - как всегда кратко ответил мой кумир.

Видя в глазах писателя немой вопрос, я пояснила, что машина моя собственная, да, купила сама, и еще для мужа куплен автомобиль поскромнее, за рулем я недавно, но вождение доставляет мне несказанное удовольствие. "На дороге, особенно в пробке, как в загадочном лабиринте, постоянно разгадываешь и придумываешь, куда бы втиснуться и куда тебя вынесет поток, и если ребус решается благополучно, если выбираешься из затора одной из первых -- то ощущаешь себя победительницей". Поспешно выложила писателю все, о чем мечтала сказать за долгие годы нашего необщения. О том, как часто видела его по телевидению в политических дебатах и литературных передачах, о художественном фильме "Шутка", поставленном по мотивам его рассказов, и о том, какие звездные актеры снимались в этой картине, (сам Смоктуновский!). На вопрос о должности Председателя Комиссии по Правам Человека: "Кто выбрал?", - писатель ответил:

- Никто не выбирал, назначил мэр Яковлев.

- Он не дурак, этот Яковлев, - усмехнулась я, - знает, что вас лучше держать ближе к себе, так ему будет спокойнее.

Михаил Михайлович в свою очередь пожаловался, что работать в комиссии сложно: требуется много ездить, а выделить автомобиль для правозащитной деятельности мэр отказался. "Как это несправедливо! - подумалось мне, - Автомобиль с личным водителем за счет мэрии следовало выделять не только чиновникам, но известным и уважаемым обществом писателям, ученым, режиссерам, в первую очередь писателям, ученым и режиссерам - нашему общему народному достоянию. Это так просто понять! И тогда для Чулаки пришлось бы выделить целых два автомобиля! И как минимум одного охранника"

Напомнила Михаилу Михайловичу о его выступлении в Книжной лавке писателя на презентации "Профессора странностей", которую, к моей великой досаде, пропустила. Оказалось, презентация прошла довольно интересно и даже со скандалом. Один из читателей возмущенно изрек: "В книге все мрачно и безысходно, если верить Чулаки, мы существуем в ужасном, бесчеловечном мире, почитаешь такую литературу - и жить не хочется!" Столкнулись противоположные мнения, разгорелась шумная полемика, и писатель был весьма доволен этому обстоятельству. Я сразу представила, как разгоряченная публика пылко спорит между собой, доказывает, отстаивая свою точку зрения переходит на оскорбления, а невозмутимый писатель свысока, сторонним наблюдателем, смотрит на этот бедлам и усмехается про себя. Расстроившись, я продолжала казнить себя: как же так, я, самая восторженная и неравнодушная поклонница его творчества, как та самая Лилиан, искренне считавшая писателя пришельцем из других миров, - осталась в неведении и не смогла принять участие в диспуте?! Оставалось вздохнуть:

- Да уж, ваш "Праздник похорон" производит впечатление. Так жестко, без прикрас, не жалея читателя, его тонкого душевного склада и романтического настроя, - может писать только Чулаки. Вы этой повестью, дорогой писатель, говорите нам: "Витаете в облаках? Перестаньте! Вот она, жизнь, такая! И всех нас ждет то же самое, если не хуже!"

Мой кумир молча смотрит в сторону и только лукаво щурит глаза.

Нажрался шар человечины,

Лопнул у шара пояс

Рады разлуке вечной,

Превратились в кометы полюсы..

Шумный и суетный Невский как всегда томился в пробке. Я спохватилась.

- Где вы сейчас живете? Куда вас вас везти?

- Металлостой. Это далеко. Я добираюсь туда с Московского вокзала, - объяснил Чулаки.

Позже я узнала подробности: в коммуналке у Пяти Углов жизнь не складывалась из-за скандальных соседей. Чулаки терпел, сколько мог, терпел годы, однажды после очередного скандала терпение кончилось и он переехал к жене в однокомнатную квартиру в поселок Металлострой. В скором времени супруги были намерены поселиться здесь же, в Металлострое, но в большей по размеру квартире и уже нашли неплохой вариант обмена.

Мы договорились созвониться, и Михаил Михайлович вышел у Московского вокзала. Писатель переходил Лиговку, я смотрела ему вслед и думала: "Вот идет великий писатель, несущий в себе бездонный космос, но никто, совершенно никто об этом не догадывается и даже не обращает на него внимания"

Так, после восьмилетнего перерыва мы возобновили наше знакомство и стали изредка встречаться, в основном по моей инициативе. Примерно раз в месяц я встречала моего кумира у Союза Писателей, мы ехали по адресам, которые он называл, - это были издательства или редакции, - а затем я отвозила его домой, в Металлострой.

Поначалу Чулаки все время чудилось, он обременяет меня своими просьбами, но видя, с каким удовольствием и легкостью я вожу машину, с какой искренней радостью встречаю его, постепенно он перестал смущаться, и даже стал иногда звонить мне домой. Для меня эти встречи были настоящим праздником. Моя любовь вспыхнула с новой силой, и я уже впадала в отчаяние, если звонка не было слишком долго. Оказавшись с писателем на опасно близком от него расстоянии, я снова попадала под влияние его супермозга, суперразума, так мелкий астероид однажды затянутый в ловушку гравитационного поля гигантской планеты, остается там навсегда, без малейшей надежды на освобождение.

4. глава

Лето, осень 1999.

Деревенская Нева.

Продолжение "Зеленой Пряжки".

Металлострой - поселок городского типа, малоэтажный, тихий, прилепившийся к промышленной, с заводскими трубами зоне; напоминающий провинциальную окраину, с затерявшимися среди гигантских лип и дикого кустарника уютными двориками, с развешенным на веревках бельем, неизменными бабушками на скамейках и мальчишками, гоняющими мяч.