Просто сказка... (СИ)

Солнце между тем потихоньку катилось к закату, вечерело, а следов пребывания человека поблизости видно не было. Владимир несколько раз пытался завести разговор о ночлеге: время позднее, ужина нет, - но волк всякий раз искусно уводил разговор в сторону. Еще бы, согласно подписанному контракту, заботы об отдыхе и пропитании в его обязанности не входили.

Уже вконец стемнело, когда в отдалении близ дороги замигал огонек костра.

- Ты это, так сказать, - встрепенулся волк и завел прежнюю песню. - Поди, погляди, не охотники ли... А я пока тут постою. Ежели спокойно все - рукой махни, я ночью хорошо вижу. Давай-давай, - подтолнул он Владимира лапой, - а то без ужина останемся, - и исчез в ближних кустах...

Когда Владимир осторожно приблизился, то увидел в отблесках огня донельзя знакомую фигуру - и даже задохнулся от радости: ошибки быть не могло. Возле костра, нанизав на палки-вертела нескольких зайцев, сидел Иван-царевич, задумчиво подперев рукой щеку...

Настала, пожалуй, пора нам слово свое исполнить, да посмотреть, отчего-почему в сказках наших Ивану, будь то царевичу, или крестьянскому сыну, а то и вообще дураку, отводится такое значительное место. И откроем знакомого нам уже Шеппинга Д.О., "Иван царевич - могучий русский богатырь" (В 1852 году была нами напечатана в Москвитянине. - Д.О.)

"Тип народного богатыря Ивана царевича стоит на рубеже периода доисторического мифа и эпохи определившейся уже народной жизни. Он прямое божество дня и света древнего язычества, и в то же время в нем чувствуется православный русский богатырь Владимирского эпоса; в нем слышится отголосок древнейшей басни про Озириса, Вакха и Адониса, и в то же время он и представитель русского земства со всеми его сословными подразделениями.

Древнейшая обстановка Ивановских преданий носит на себе признаки кочевой жизни зверолова, не знакомого еще с оседлостию земледельческого быта. Иван часто нанимается в конюхи и пастухи, он разъезжает по дремучим лесам, кормится звериной охотой и сторожит табуны Бабы-Яги, но решительно нигде не является пахарем, хотя и носит часто прозвище крестьянского сына. Только в немногих сказках встречаются темные намеки на плодоводство и огородничество, как будто указывая нам этим, что плодоводство у нас явилось раньше земледелия. В особенности играют важную роль в этих рассказах яблоки, хотя и золотые, а иногда и отцовский горох, который Иван по ночам сторожит от разных чудесных журавлей, жар-птиц и других баснословных животных. Есть еще и рассказы про чудесные сады, которые герой наш иногда в одну ночь рассаживает, или где растут разные чародейные золотые и серебряные плоды.

Как только оседлость получает полную историческую свою определенность и сказка заменяется эпическою былиною, общий тип Ивана царевича распадается на множество полуисторических личностей, выражающих собою все особенности сословий и местностей русского земства. Былина передает нам народные воспоминания о нашей древнейшей истории, - воспоминания, вознесенные иногда в поэтическую область фантазии, с ее произвольной историей и географией. Но самые эти погрешности нашей поэзии против верности фактов содержат в себе много поучительного для нас, указывая на те славные периоды нашей народной жизни, которые живее других удержались в памяти русского человека; и свидетельствуя, в то же время, своими поэтическими анахронизмами, о самой жизни этих героических песен, изменениями и прибавками, сделанными в них народом под влиянием известных фактов нашей истории.

Вариантов общего предания о нем бесчисленное множество: в сахаровском списке русских сказок (изд. 1838 г.) насчитывается их до двенадцати; сказки издания степановской и евреиновской типографий почти все без исключения принадлежат к тому же разряду; и в новейших изданиях Афанасьева и Худякова большая половина рассказов также прямо или косвенно относятся к общему Ивановскому мифу, не говоря уже о множестве изустных вариантов, еще не попавших в печать. Наконец, сюда же относятся и эпические песни об Иване гостином сыне, Иване Годиновиче и Ваньке Удовкине (у Рыбникова).

Конечно, встреча в сказке имени Ивана не доказывает еще, чтобы эта сказка непременно относилась к Ивану царевичу; но нам еще ни разу не случалось, при встрече имени Ивана, не отыскать тут же и несомненные признаки разбираемого нами предания. Не всегда Иван какой-нибудь сказки одно лицо с царевичем; но, по созвучию имен, народная фантазия постоянно придает соименному герою царевича некоторые из характеристических черт последнего; почему и всякую подобную сказку мы в праве причесть к числу Ивановских былин. К ним принадлежат, с другой стороны, и те сказки, которые, по своей обстановке, прямо относятся к общему типу, хотя имя героя утратилось вовсе или заменилось другим. Так, например, сказки про Петра или Димитрия царевича, про Федора Тугарина, Фролку Сидня, Фому Беренникова, или, наконец, безымянного молодца-удальца, все, по содержанию своему, прямо относятся к Ивану царевичу, которого имя здесь, явно по ошибке, заменено именем одного из старших братьев царевича, или, быть может, даже его врага и супротивника, как указывает отчасти на то прозвище Тугариново, принадлежащее, как известно, знаменитому Змеевичу, убитому Алешей Поповичем.

Как стихийное божество света, Иван царевич сам или рождающиеся от него дети представляются при рождении пo колено ноги в золоте, по локоть руки в серебре, на лбу ясный месяц, по косицам мелки звезды, на затылке красно солнце.

Как божество плодородия и производительной силы вообще, царевич неразрывно связывается с героиней-невестой или супругой в одно андрогеническое целое, которого одна половина мужское проявление активной творческой силы света и тепла, олицетворенной в образе царевича, а другая половина женская пассивная восприимчивость земли, выраженная в лице героини рассказа. Вот почему и влажная стихия, относясь более к качествам и свойствам земной производительности, в особенности ярко отразила свое всемогущественное влияние на женскую дополнительную половину русского богатыря, от чего и постоянные метаморфозы наших сказочных героинь в уток, лебедей, а иногда даже и лягушек.

Главная характеристическая черта всех Ивановских сказаний, это проявление богатырской силы и царского предназначения героя только в известный данный момент, до которого эти свойства скрываются под видом простого крестьянского сына, дурачка и сидня, как в женской половине своей красота и мудрость царевны скрыта от нас под личиной существа пернатого или водяной гадины.

Иван один, вечно покорный сын, исполняет в точности приказы отца (или тестя); он не дремлет на стороже, и не устрашается никакими трудностями и опасностями, чтобы угодить отцу, и никогда, подобно братьям, не вернется домой с предпринятого дела, не исполнивши возложенного на него поручения. Видит он от старших братьев только злобную зависть да черную измену; не только они на него постоянно клевещут и над ним насмехаются, не только обижают его в разделе и трудов, и наград, и отцовского наследства; но, загребая жар чужими руками, они изменнически завладевают его добычами, при возвращении его на родину, и пользуются его славой и его трудами. Самого же Ивана они или разрезывают на мелкие куски и разбрасывают по сырой земле, или низвергают его в мрачное безвыходное подземелье. Но правда, правда вечно торжествует: земля сама открывает выход перед невинной жертвой, разрозненные части его тела мгновенно срастаются, и братьям его настает страшный час суда и приговора. Во всем этом лежит глубокий смысл, и очевидно, что сквозь сказочную оболочку виднеется здесь сословная былина нашего земства. Здесь все аллегория: надменное чванство братьев Ивана, недоверие к нему отца, мрак подземных и каменных палат, в которых содержится наш герой вдали от вольного Божьего света, раздробление его тела на части и раскидывание их по всей земле свято-русской... все здесь имеет свое особое значение, даже самая неизвестность, в которой оставляют нас сказки о родине Ивана, что его родина вся земля Русская, почему наш герой и носит по преимуществу название сильного русского богатыря, и Баба-Яга его встречает приветом: "Доселева русского духу слыхом не слыхивала, видом не видывала, а ныне же русский дух в очах проявляется"...