Жеребята (СИ)

Издалека раздалось ржание коней - кто-то подъезжал к воротам.

Аэй вгляделась, приставив ладонь ко лбу - и тут же бегом помчалась вниз, по пути накидывая слетевшее покрывало и шепча: "Сохрани нас Небо! Что они затеяли!"

Это были Раогай и Сашиа. Она узнала их издалека. Девушки приехали верхом - как решилась на это робкая сестра великого жреца Всесветлого?

Аэй спешила и бежала по комнатам, натыкаясь на предметы, словно слепая.

- Сохрани нас Небо! - шептала она.

Вдруг до нее донесся голосок дочери.

- Мама всегда переживает, когда папин друг ли-шо-Миоци приезжает, - вздохнула Лэла, подойдя к Огаэ. Мальчик сидел на циновке перед статуей Царицы Неба - печальный, сгорбленный.

- Уйди, - дернул он плечом.

- А, ты молишься Царице Неба? - понимающе сказала Лэла.

Аэй была далеко от них, но голос маленькой дочери светловолосого фроуэрца был звонок, как голос ранней лесной пташки:

- Это - Великий Табунщик, когда он был маленьким, и его мама, - сказала Лэла.- Но не говори про это ли-шо-Миоци - это секрет.

Аэй, запыхавшись, шлепнула дочь пониже спины - та заревела.

- Мамушка Най! - крикнула Аэй. - Забери Лэлу - ей пора спать... Огаэ, милый, твой учитель будет доволен, если застанет тебя за чтением гимнов, а не за пустым занятием! Возьми свиток и ступай наверх.

Най увела ревущую в голос Лэлу, а Огаэ поплелся по крутой лестнице, шмыгая носом и прижимая к себе свиток.

- Най! - окликнула Аэй няньку. - Где наш гость от алтаря Всесветлого?

- Они разговаривают на мужской половине, госпожа Аэй, - ответила нянька, борясь со своей бунтующей воспитанницей.

- Хорошо, - кивнула Аэй.

Окна комнат мужской половины выходили на другую сторону. Она успокоено накинула покрывало на голову и уверенно зашагала вперед.

+++

Каэрэ почудился шорох - там, за бархатным пологом. "Мыши", - равнодушно подумал он, и вспомнил про Патпата. Перевязанная рука ныла. Он пошевелил пальцами, безразлично уставившись в бархат полога - ворсинки разбегались по нему, как маленькие волны. Каэрэ закрыл глаза. Он устал так, что даже не мог думать о смерти - мысль эта была желанной уже много бессонных ночей и дней. Смерть виделась ему желанным сном, бесконечным, без сновидений и страданий. "Приди, приди же, ты!" - с усилием произнес он, словно позвал из последних сил.

Кто-то коснулся его руки.

Каэрэ сильно вздрогнул - всем своим истощенным от страдания телом - но глаз не открыл.

- Каэрэ! - ласковый голос прозвучал над ним, и кто-то отвел его отросшие спутанные волосы со лба.

Медленно, не веря себя, открыл он глаза.

- О, Сашиа! - выдохнул он.

Она молча целовала его руки - и ту, которую укусил испуганный уж, и ту, которая сохранила аромат свежеоструганной ветки. Он, не высвобождая рук, приник губами к ее пальцам.

- О, Каэрэ!

- Я тосковал по тебе, - произнес он неожиданно для самого себя.

- Я знала, я знала, Каэрэ. Поэтому я здесь.

- Сашиа, уходи, уходи. Здесь Миоци, - вдруг, словно очнувшись, с жаром заговорил он. - Умоляю, уходи, прячься...

- Аирэи не сделает мне никакого зла, - улыбнулась Сашиа. - Не тревожься.

Каэрэ покачал головой. Она села на пятки рядом с его ложем, все так же держа его ладони в своих. Он приподнялся, словно хотел встать.

- Тебе лучше, правда, Каэрэ? - спросила она с надеждой. - Раны зажили...

- Сашиа, я об одном прошу тебя - забудь обо мне и будь счастлива... - медленно, кусая губы, вымолвил Каэрэ. - Я - конченый человек...

- Нет, Каэрэ... - вскрикнула она, но тот продолжал:

- Бог оставил меня. Бога, в которого я верил - нет. Что мне остается? Я был готов умереть за него, Сашиа. Я не умер. Со мной случилось куда более страшное.

- Великий Табунщик... - начала Сашиа со слезами.

- Мой Бог - не Великий Табунщик, - горько усмехнулся Каэрэ. - Я делал, как следовало, и я мертв.

- Но ты же - карисутэ! - вскрикнула она. - Отчего ты говоришь так?

- Нет, светлая моя, хорошая моя Сашиа. Я - не карисутэ.

- Не бойся меня, я ведь карисутэ, Каэрэ! - отчаянно выдохнула она, чертя какие-то линии на его ладони и с угасающей надеждой вглядываясь в его глаза.

Он не успел ответить.

- Сашиа! - раздался гневный окрик.

Миоци, оттолкнув Игэа и не обращая внимания на Аэй, ворвался на веранду и с размаху ударил Сашиа по лицу.

- Нет! - закричала пронзительно Раогай, спрыгивая откуда-то сверху - она пряталась под самой крышей, держась за стреху. Дочь Зарэо не рассчитала и упала на циновки за спиной Миоци.

Но прежде чем это случилось, прежде чем Игэа и Аэй, задыхаясь от бега, примчались на веранду, Каэрэ схватил оставленный Огаэ ножик и в немыслимом порыве отчаяния бросился на жреца Шу-эна. Если бы не доли мгновения и не белогорская выучка Миоци, лезвие ножа вонзилось бы ли-шо-шутиику в горло.

Белогорец молча сжал кисть Каэрэ холодной и сильной рукой - нож выпал, ударившись о дощатый пол, а в глаза Каэрэ плеснула темная морская вода, застилая солнечный свет...

Великий Табунщик

...Сумрак застилал все кругом. Где-то высоко - невозможно высоко - мерцал одинокий светильник, и Каэрэ казалось, что это - последняя звезда на небосводе, которую не скрыли тяжелые тучи. Как тихо...

Светильник-звезда покачивался от холодного ветра. Каэрэ медленно отодвинул полог, чтобы следить за тем, как она мерцает. В комнате было тепло, наверное, недавно протопили печь...

Что ж - это достойная смерть. Все складывается даже лучше, чем он мог подумать - а позор, этот позор от укуса ужа смыт. Его казнят скоро, очень скоро... наверное, когда рассветет. Сейчас около полуночи - почему-то Каэрэ очень чутко ощутил время - и жить осталось немного. Как же его казнят? Долгая и мучительная казнь? Он рассмеялся внутренним злым смехом - что ж, пусть попробуют изобрести! Чем еще его можно напугать! И много ли надо, чтобы убить его пыткой!

Но вдруг он вспомнил о главном, и по его телу пробежал озноб. Что они сделают с Сашиа? Каэрэ отчего-то подумал именно так - "они". И тогда он застонал, обхватив голову дрожащими руками, а потом в отчаянии заметался на своем ложе, жалко всхлипывая.

Он долго плакал, пока не заболело где-то под сердцем в глубине груди, и слезы его иссякли. Тогда он пополз, кусая губы до крови, по жестким циновкам - к выходу. Он полз медленно, то и дело роняя голову и утыкаясь лбом в узлы сплетенных стеблей осоки.

Каэрэ не знал, зачем он делает это. Если бы он мог бы, он бы кричал в голос - но силы покидали его.

Он добрался, изрезав руки и искусав губы, до выхода, и потянул за штору. Она легко отодвинулась в сторону - и Каэрэ увидел, что это выход не в соседнюю комнату или на веранду - это выход на лестницу к реке. Он ощупал ступени руками - они были сухими, шероховатыми и теплыми.

Каэрэ вытянул руки вперед и долго-долго лежал так. Лестница вела вниз, к подножию холма, где бежала река - в темноте ее журчание было громким и звучным. Наконец, он открыл глаза и стал смотреть вдаль - там было темно, но ему виделась дальняя степь за рекой.

"Там кочует Эна", - подумал Каэрэ и удивился своей мысли. Он стал вглядываться в темноту - и ночная таинственная степь начала вливаться внутрь его: Каэрэ видел ее, темную и покрытую туманом, далекую и пустую.

"Великий Табунщик!" - позвал он в отчаянии - не голосом, а тем сжавшимся от боли комком, которым давно уже стало его сердце. - "Спаси Сашиа!"

Да. Все кончено - навсегда. Он обратился к чужим богам. Что ж... Голова Каэрэ закружилась, он глубоко вдохнул воздух ночи, еще глубокой, но уже минувшей свои самые глухие, страшные часы.

Дальняя степь все еще виднелась внутри него - странная и мертвая, край чужих богов. Кто в ней царствует? Неизвестный Великий Табунщик, Хозяин своей весны? Но почему степь не весенняя, вовсе не весенняя...