Кубанский шлях (СИ)

"... в конце лета у нас в гусарском полку произошла дуэль между ротмистром Александром Петровичем Залесским - командиром второго эскадрона и полковником Львом Сергеевичем Труновым, - читал Андрей,- громкая была история! Не знаю, дошли ли слухи до вас?

Я сам не присутствовал, но по рассказам свидетелей дуэли, она явилась не следствием карточного долга или пьяной ссоры, как часто это бывает в любом полку, а неприязненных отношений между офицерами. Оба гусара, что называется, "не сошлись характерами" и откровенно враждовали.

Трунов как полковой командир считал, что ротмистр Залесский плохо выполняет свои служебные обязанности, и не раз объявлял об этом в приказах по полку и подчёркивал в беседах с другими офицерами.

Залесский же обвинял его в предвзятости и даже подал рапорт о том, что не станет выполнять его нелепые распоряжения.

Конечно, Трунов не ангел, бывал он и не объективен в оценках поступков офицеров, и в полку есть ещё не довольные им. В общем, вёл он себя, как и все начальники. Но и ротмистра не могу назвать идеальным.

После смотра, на который эскадрон Залесского прибыл с получасовым опозданием, Трунов приказал арестовать ротмистра и вести за эскадроном пешком. Взбешённый Залесский не подчинился, а пришёл на квартиру полкового командира вечером - для выяснения отношений.

В присутствии двух офицеров гусарского полка противники обнажили сабли. Трунов в ходе поединка разрубил Залесскому левое плечо до кости. Но никакого примирения после этого не наступило. Раненый Залесский продолжал его оскорблять. Тогда Трунов нанёс ротмистру еще один удар саблей теперь по правой руке. Секунданты с трудом разняли дуэлянтов. Началось следствие.

Сам Александр Петрович был не согласен с официальной версией. Он считает, что полковник Трунов, не только предвзято к нему относился, но и спровоцировал эту дуэль, доведя его, подчинённого, до состояния невменяемости. Всё время нахождения под стражей Залесский неоднократно писал письма в судебные органы, и даже самой императрице, пытаясь убедить их в своей невиновности.

Его как инициатора поединка, обнажившего оружие против своего командира, по определению суда, следовало "лишить живота", полковнику - "отсечь правую руку". Но наша великодушная государыня решила иначе: Залесского разжаловали в рядовые и после госпиталя отправили на Кавказ в легкоконную кавалерию, а Трунов хотя и оставлен у нас, в гусарском полку, однако лишён права самостоятельного командования. Так что отделались они сравнительно легко. Но всё равно, наши офицеры с тех пор значительно присмирели, и в полку стало спокойнее".

Барятинский закончил читать письмо, оставил его на столе, вздохнул и направился к конюшням. Тяжёлая история. Залесского он понимал: дуэль - иногда единственное средство для защиты достоинства оскорблённого человека, особенно в армейском захолустье, среди изнывающих от скуки и безделья офицеров. Андрей и сам ощущал своё право на это не совсем понятное, но притягательное действие. Но в этом случае всё как будто сдвинуто, размыта граница между поединком и вооружённой дракой. А вот как раз этого, да ещё мстительной ярости между сослуживцами и не принимала душа Андрея.

А Лизоньке не надо даже знать подробностей дуэли, ей и так было тяжело и неприятно отсутствие отца на венчании.

Андрей даже не заметил, как идя привычной дорогой, он скоро оказался на конюшнях.

И увидел своего Алмаза. Красавец! Вогнутый профиль, маленькие, широкие ноздри, грациозная шея, косо поставленные длинные плечи, красиво очерченная холка, высоко посаженный, мягкий и шелковистый хвост - всё говорило о высокой арабской породе. При виде хозяина конь радостно заржал и ткнулся ему мордой в грудь.

Вдруг из-за спины протянулась рука с круто подсоленной коркой хлеба.

Андрей обернулся и увидел Сухого, его добрый взгляд и широкую улыбку из-под усов.

- Пётр Осипович! Вы!

- Что, Ваше сиятельство, тосковали по коню?

- Тосковал, учитель, - кивнул Барятинский, и они крепко по-товарищески обнялись, - как он себя вёл?

- Отлично. Да вы сами проверить можете, хоть сейчас!

- Что ж воспользуюсь вашим советом, где у нас тут седло?

Вахмистр подал сбрую.

Андрей погладил коня по холке и надел седло. Легко вскочил на него и сделал несколько кругов шагом, потом перешёл на более резвые аллюры : рысь и галоп. К нему вернулось ощущение единого целого с животным, которое он так любил.

Сухой внимательно наблюдал за своим учеником, отмечая про себя погрешности, которые ещё были в его езде.

- Хорошо! По морозцу-то, а? - воскликнул князь, спешившись и поглаживая коня по расчёсанной гриве.

- Но всё же есть недостатки в выездке, Андрей Ильич. Надобно ещё позаниматься.

- Согласен! Только в следующий раз на урок приду с Никитой Обросимовым.

- Добро!

У вахмистра Сухого был подготовлен ещё один разговор с Барятинским. Когда они вышли из конюшни, казак, намного смущаясь, обратился к нему:

- Андрей Ильич, дозвольте просьбу выказать.

- Выказывай, - усмехнулся Андрей.

- Возьмите меня денщиком, вместо Евтеича.

Барятинский, предупреждённый Никитой, не сильно удивился этой просьбе, но спросил:

- Ты же заслуженный казак, вахмистр! И в денщики? - Не совсем так, Андрей Ильич. Я буду, конечно, выполнять все обязанности денщика, но более всего желаю попасть на передовую линию и участвовать в боях, рядом с Вами, - пояснил он.

Сухой, зная характер своего ученика, его упорство в достижении цели, был уверен, что Андрей на войне окажется непременно.

И разве мог отказать Барятинский своему учителю? На том и порешили.

4. Начало военных действий

Через неделю после объявления войны 12 октября турецкая флотилия атаковала два русских судна, стоявших около Кинбурнской крепости и вынудила их отступить в лиман. Первого октября турки пошли на штурм Кинбурна.

Генерал-аншеф Александр Васильевич Суворов, назначенный командиром кинбурнского горнизона, на который возложена была оборона Черноморского побережья, стоял на крепостной стене, наблюдая за движением противника в бинокль. Прохладный ветер с моря, бодря, обвевал лицо и шею полководца.

Подчинённые находились тут же в ожидании приказа "...товьсь к бою!".

Офицеры удивлённо глядели на Суворова, самые нетерпеливые перешёптывались:

- Почему он не начинает?

- Может, кого-то ждёт?

- Вот, они уже рядом....

- Сейчас начнут наступление.

- Чего он медлит? Сейчас бы артиллерию!

Но генерал не торопился: под его началом был всего четырёхтысячный отряд кинбурнского гарнизона. Тут нужна военная смекалка. И Суворов решил не мешать высадке турков, давая им время удостовериться в правильности их действий. И только тогда, когда неприятелю осталось до крепости шагов двести, он отдал приказ войскам. Ворота крепости распахнулись и тысячи людей, собранные в единый кулак, схлестнулись с врагом лицом к лицу.

Генерал понимал, как опасно положение наших войск: турки шли на штурм, уверенные в успехе, беспрестанно с флота они получали новые подкрепления. Понятно - пытались достичь победы количеством. Сражение стало общим, и так как обе стороны слились и началась рукопашная схватка на берегу и в море, то артиллерия вынуждена была остановить своё действие.

Количество турок и сила духа русских долгое время уравновешивались, но противник продолжал высадку на берег свежих солдат, и наступил момент, когда, казалось, храбрость российских воинов пошатнулась под натиском численного превосходства противника.

Командующий корпусом увидел, что на правом фланге началось, было, отступление. Он ждал помощи от фельдмаршала графа Румянцева, обещавшего прислать уланский полк. Только он мог спасти нынешнее положение.

Генерал не отрывал взгляда от поля боя, корректируя приказами очаги сражения.

"Уфф, кажется, выровнялись. Нет, опять отступают... Вот сейчас бы нам улан...".