Кубанский шлях (СИ)

К сожалению, действия Булгакова не имели успеха, а Порта, со своей стороны, требовала, чтобы русское правительство вовсе отказалось от Грузии, уступило Турции тридцать девять соляных озёр близ Кинбурна, и предоставила ей иметь своих консулов в русских городах, в особенности же в Крыму. А ещё, чтобы русским купцам запрещено было вывозить турецкие товары и иметь на своих судах турецких матросов.

Так как Порта требовала срочного ответа до двадцатого августа, то неприязненная ситуация для всех стала очевидной. Не дождавшись ответа от Булгакова, Порта предъявила новое требование - отказаться от Крыма, возвратить его Турции и уничтожить на счёт его все договоры и так далее. Булгаков, разумеется, отказался принять это требование, совершенно неприемлемое для России, и диван заключил посланника в Семибашенный замок. Обе стороны стали деятельно готовиться к боевым действиям. И вот война.

Хорошо ещё, что в прошлом году она издала указ о строительстве на Северном Кавказе линии форпостов, а командующим Кубанским корпусом назначила генерал-поручика Александра Суворова .

Она села за стол и перечитала последние строки сообщения: "Друг мой, турки предварили объявлением войны и тем переменили весь план наступательный, который через год от нас с выгодою несомненною мог бы произвестись. Флот бы наш в три раза был больше нынешнего, и армии к нам пришли прежде, нежели они двинуться могли. Но, Бог с нами, значит, и победа будет наша!

Дражайшая государыня, такожде сообщаю, что известный на Кавказе разбойник шейх Мансур, по данным наших лазутчиков, решил вступить в союз с Турцией. И уже выдвинул восемь тысяч войска в междуречье Лабы и Урупа. Надобно сим заняться. Жду твоих распоряжений, драгоценнейшая повелительница.

Жди, душа моя, победной реляции и береги себя - ты вельми нужна преданному тебе слуге, но, более всего, - государству Российскому".

Взяла чистый лист, обмакнув перо в чернильницу, задумалась. Конечно, не успели. Вот с Польшей не заключили оборонительного договора. А ведь Станислав-Август это предлагал тогда в Каневе, когда его награждала орденом Андрея Первозванного. Императрица вздохнула и обмакнула ещё раз перо:

"...Я ведаю, Гришенька, что весьма желательно было, чтобы мир еще года два протянуть можно было, - дабы крепости Херсонская и Севастопольская поспеть могли, такожде и армия, и флот приходить могли в то состояние, в котором желалось их видеть. Но что же делать, если пузырь лопнул прежде времени.

Как ты, мой свет? К моему утешению, находи себе отдохновение по трудах военных, коими ты занимаешься по своему званию, а что радеешь о государстве Российском, то всем известно. Буди здрав и бодр. Аминь".

В дверь скребнули, и в кабинете появился в криво надетом на крупную породистую голову парике секретарь коллегии иностранных дел Безбородко.

-Заходи, любезнейший Александр Андреевич, А почему не явился канцлер Остерман?

- Иван Андреевич, матушка-государыня, заболеть изволил.

- Не время ему болеть.

Неуклюже поклонившись, секретарь вытер платком вспотевший лоб и приготовился внимать государыне.

- Да ты садись, Александр Андреевич, в ногах правды нет.

Под тяжёлой внешностью этого малоросса скрывался тонкий ум, великолепная память и беззаветная преданность. Доверие, которым он пользовался у Екатерины II, было безграничным. Императрица знала, что он им не злоупотреблял, слыл честным человеком, не брал взяток, хотя возможностей было великое множество. И ценила. Начертанные его пером инструкции послам, официальные донесения и манифесты являются образцовыми.

Он присел на краешек стула, стул заскрипел.

- Пожалей мою мебель, Александр Андреевич, - улыбнувшись уголками губ, заметила императрица.

Безбородко смутился, поправил стул и сел твёрже.

- Не вовремя заболел Остерман, ох, не вовремя, - вздохнула Екатерина. Затем опустилась в мягкое кресло у стола, тряхнула слегка головою, будто сбрасывая ненужные сейчас мысли, и устремила взгляд на секретаря:

- Любезнейший Александр Андреевич, от светлейшего князя Григория Александровича Потёмкина доставили депешу. Пишет нам, что турки войну объявили.

- Я не удивлён. Этого следовало ожидать, матушка Государыня.

- Мы тоже не сидели без дела, но, как ты знаешь, не всё успели, - Екатерина ещё раз пробежала глазами письмо.

- Ведаю о сем, - глубоко вздохнул секретарь.

- Надобно тебе подготовить, как можно скорее, доклад на коллегию.

- Сделаю, матушка! - с готовностью махнул головой Безбородко, отчего парик ещё больше съехал набок.

- Ты всё распиши: сколь войска у кого, союзников.... Бумаги дипломатов у тебя есть.... Подробно напиши, как только ты можешь, - польстила она Безбородко, хотя все документы, которые он готовил, были и так безупречны.

- Слушаюсь.

- Уж постарайся, Александр Андреевич, и поспеши. Манифест об объявлении войны Османской империи нужен, новые указы... знаешь сам. Ну, ступай, ступай, голубчик.

Безбородко, пятясь и кланяясь, вышел.

Как только секретарь Коллегии покинул кабинет, Екатерина позвонила в колокольчик и в помещение вкатилась статс-дама. Императрица назначила экстренное заседание Военной коллегии на девять часов, а Коллегии иностранных дел на одиннадцать, и распорядилась известить об этом членов коллегий.

У Екатерины до поздней ночи в кабинете горели свечи.

Секретарь Безбородко не ложился вовсе, но утром проект манифеста уже переписывался начисто. Остерман вошёл в залу на минуту раньше императрицы. Вальяжно поздоровавшись с подчинёнными, он увидел на столе у своего места готовые

документы, но ознакомиться с ними не успел - появилась государыня

- Как здоровье Иван Андреевич, работать можешь?

- Матушка Екатерина Алексеевна, медикус сотворил чудо: в три дня поставил меня на ноги, - он приложил платок к носу и низко поклонился, - готов служить, Ваше величество.

- Тогда начинайте, любезный граф.

В проекте манифеста Безбородко дал исчерпывающий анализ предшествующего трактата о мире, всех уступок России и нарушениях мирных договорённостей Турцией. Остерман, впервые видевший этот документ, читал его с остановками, пытаясь создать впечатление обдуманности и многозначительности.

Члены коллегии внимательно слушали, одобрительно кивая и лишь изредка добавляя незначительные факты. Безбородко карандашом делал пометки у себя в книжке.

Заключительный абзац об объявлении войны канцлер прочитал звенящим голосом и особо выразительно.

Екатерина поднялась:

- Сегодня же прошу окончательно подготовить документ и подать мне на подпись.

Господа, такожде довожу до вашего сведения, что Военной коллегией уже составлены две армии: армия под командою фельдмаршала графа Петра Александровича Румянцева-Задунайского, которая должна будет вступить в Польшу и приблизиться к Днестру; правый фланг оной армии составляет корпус под командою генерал-аншефа графа Ивана Петровича Салтыкова, центр армии составляет корпус генерал-аншефа Эльмта, левый фланг составляет корпус генерал-аншефа Михаила Федотовича Каменского; и армия - под командою фельдмаршала светлейшего князя Григория Александровича Потемкина-Таврического, которому назначено было в наступающую кампанию атаковать Очаков.

- А Суворов Александр Васильевич? - Безбородко с удивлением посмотрел на Екатерину.

- Он ныне под Кинбурном, но и на его долю выпадут великие сражения, милейший Александр Андреевич, а теперь проекты Указов....

2. В Ростовской крепости

Уже вечерело, когда в ворота крепости Св. Дмитрия Ростовского въехала почтовая карета, которая вскоре остановилась перед парадным крыльцом дома вдовы Бутецкой. Из кареты вышел Андрей Барятинский в шубе и горностаевой шапке - мороз разгулялся не на шутку. Ямщик помог внести в гостиную вещи. Горничная выглянула из комнат, и сразу оттуда навстречу Андрею Ильичу выплыла цветущая и весёлая хозяйка. После обоюдных приветствий Екатерина Юрьевна подтвердила, что комнаты остаются за Барятинским, и он может располагаться в них по-прежнему.