Кубанский шлях (СИ)
Кубанский шлях (СИ) читать книгу онлайн
Пробки - одна из главных проблем Москвы. В них теряешь время, нервы, деньги. Степан Данилович Безруков угрюмо смотрел на багажник впереди стоящей "девятки".
Начало июня, а столбик термометра подбирается к отметке +30, да ещё в машине вышел из строя кондиционер.... Злость распирала: опаздывал на лекцию - последнюю в этом семестре. А после неё консультации, экзамены.... Правда, впереди - долгожданный отпуск. Почему-то к лету у него всегда кончался запас жизненной энергии. Наверное, сказывалась напряжённая работа в учебном году: студенты, аспиранты, научные исследования, подготовка докторской диссертации.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
"Плохо, что он без правой руки, не может обязанности дьякона выполнять. Я бы за него поручился", - сожалел молодой иерей.
Накануне Николы Зимнего Кирилл совершил чин освящения храма во имя Иоанна Крестителя по традиционным канонам, и сам "излияше Благодать Божию".
Литургия длилась семь дней подряд, и семь дней подряд над станицей звенел колокол, приглашая к торжественной службе и вселяя в сердца людей уверенность и надежду.
Засобирались домой мастера, строители церкви. С ними окончательно расплатились, благодарные станичники, наградили Максима Терпугова и его товарищей многочисленными припасами, снарядили обоз с сопровождением. Артель спешила до праздников попасть домой.
А затем пошли эти праздники и церковные будни. Да такие, что отдохнуть некогда было.
На Крещение отец Кирилл организовал Крёстный ход на Иордань. Кубань, на редкость, крепко замёрзла, и казакам немало стоило труда приготовить нужную прорубь. Торжественно, с хоругвью, иконами и песнопениями церковного хора, двинулись станичники к реке. Освятив воду, отец Кирилл и сам окунулся в рождественскую купель. За ним потянулись многие молодые казаки, большинство впервые. А воды-то, воды свячёной набирали - цибарками.
Лютиков, ещё трезвый и поэтому злой, ходил между станичниками и, глядя, как громоздят на телегу бочку со святой водой Авдеев со старшим сыном Дормидонтом, язвил:
- Что, Фока, всё хозяйство будешь освящать или только баранов? Думаешь так разбогатеть? А ума не хватает пустую бочку поставить да потом воды натаскать?
Авдеевы, молча, упорно продолжали своё дело.
Одна боевая, рослая бабёнка последовала в прорубь за своим казаком, и чуть не утонула - так махала руками, что разогнала спасателей, и далась только мужу, что вызвало дружный смех станичников. И вообще, всем было весело и радостно. Но что отметил про себя Кирилл, казаки, и даже шедшие с иконами, были вооружены. Значит, возможно нападение врага!? Но, хвала Господу, во время Крёстного хода и водосвятия никто им праздничного настроения не испортил.
Священнику объяснили, что везде по границе выставлены дозоры, а по первому же сигналу участники водосвятия готовы защитить станицу. Именно поэтому они вооружены.
Почти каждый день отец Кирилл совершал таинства. Все спешили до Великого поста исповедоваться, причаститься, исполнить другие требы. Пожилые люди истосковались по церковным обрядам, к которым привыкли с детства. Молодые казаки и дети, не испытывавшие этого боголепия никогда, немного робели, но тоже постепенно приобщались к церковной жизни станицы.
Чаще всего отец Кирилл исповедовал, крестил или венчал.
Венчались все: и молодёжь, и люди в летах, которые многие годы жили невенчанные. В далёких казачьих станицах на Кубани это было в порядке вещей - не все имели возможность выехать в те селения, где был храм или хотя бы дьячок.
Пригорский считал своё служение очень нужным и весьма добросовестно, с полной самоотдачей и любовью исполнял священнические обязанности. А станичники, спустя несколько месяцев, уже не представляли своей жизни без церкви и молодого иерея. Окружавшее прихожан благолепие, его проповеди и голоса певчих наполняли души смирением и успокаивали. Как приятно было видеть молодых казаков, которых он обвенчал, они стояли рядом с жёнами, являя собой саму степенность. Как истово молились старики и зрелые казаки и казачки! И даже малыши, едва вставшие на ножки, непослушными пальчиками тоже пытались перекреститься.
"Моя паства, - принимал на себя ответственность Кирилл, - мне и ответ перед Богом держать за неё".
Быт семьи священника тоже понемногу устоялся. Благодаря помощницам, матушка Софья не столь была загружена домашними делами и помогала мужу в церковных заботах. Хотя близилось время появления их первенца, и очень хотелось молодым супругам чувствовать поддержку дорогих им людей, но, увы, тысяча вёрст отделяющая их от родных мест, казалась непреодолимой преградой......
19. Два сердца
В станице этой весной произошло и много перемен. Сыграли свадьбу в доме Терентия, и Фрол перебрался туда жить. Большое хозяйство требовало мужских рук, да и укрепление надо было в порядке содержать. Ни Терентий, ни Катерина, ни сам Фрол не видели ничего зазорного в перемене места жительства молодого мужа, но Ерошка и его прихлебатели ехидно ухмылялись и называли Фрола не иначе, как "зачуха" .
Приехал свадебный поезд из Копыла с Горпынкой. Федот летал от счастья, не пропускал ни одной церковной службы, чтобы покрасоваться рядом со статной, могучей женой, которая не спускала с него влюблённых глаз.
Неожиданно и сам Сидор прервал "обет безбрачия", женился на Марусе Бычковой. Её отец противился этому браку недолго: Сидору, конечно, далеко за тридцать, но и Маруся по станичным меркам была уже перестарок - ей шёл девятнадцатый год. Но свадьбу сгуляли славную, по всем правилам, весёлый пир продолжался целую неделю, и Маланья на этот раз осталась довольной.
Даже Рильке перебрался к одной бездетной вдове, которая потихоньку шинкарила, но пекла отменные блинчики, и уже за месяц семейной жизни дохтур вернулся к своим прежним размерам.
Степан ходил на молодёжные вечеринки, присутствовал на венчаниях, гулял на свадьбах, молился и тосковал. По Степаниде ли, по Дарье ли, он и сам толком не понимал.
Чтобы меньше думать об ушедшем и несбыточном, он завёл хозяйство: к барану, подаренному на новоселье, прибавились куры, утки и тройка свиней. Молодой казак поставил просторную конюшню, где, кроме двух коней, обживались матка и девятимесячный жеребёнок, которых он выменял у Фёдора Кобылы на жито.
Жеребёнок родился длинноногий, гораздо темнее матери, с точёной головкой и белой проталинкой на лбу. Дед поглядел на беспомощного жеребчика, прищурил выгорающий озорной глаз, подумал и назвал его Белолобкой.
С появлением Белолобки Степану стало жить как-то теплее, что ли.... Жеребёнок радостно приветствовал Степана. Осторожно взяв с его ладони ломоть хлеба и склонив голову, он доверчиво тёрся о Степаново плечо, а потом, смешно фыркнув и задрав хвост, начинал носиться по широкому двору, теша хозяина. Дед Фёдор, каждый раз приходя проведывать его, говаривал:
- Ось добрый конь тоби будэ!
Подумывал Степан и о корове. Однако наличие хозяйства хотя и было приятно для души, но требовало много времени и сил. И теперь главной его заботой стала не только казачья служба, но и заготовка кормов для скота, уход за ним. Да и женские дела по дому и в огороде приходилось выполнять самому.
Не смотря на это, молодой казак ни разу не пожалел, что не женился на Марусе, искренне радовался, глядя на то, как ладят оживший и помолодевший Сидор с дочерью Бычкова. Оба домовитые, работящие, "песельники", как окрестили их станичники. Теперь часто можно слышать из "бабыльего" дома весёлый смех, протяжные донские песни, звонкую гармонь Спиридона, который приходил ко всем кто позовёт, и развлекал их музыкой и шутками.
Степан, обживаясь в станице, не раз тоскливо поглядывал на противоположный берег Кубани, где оставил своё сердце и надежды на счастье.
В черкесском же селении мало кто верил в виновность гостя Мусы, белокурого богатыря Степана: горцы понимали, что у него не было причины убивать Бека. Между ними были настолько хорошие отношения, что уорк даже пригласил русского участвовать в охоте, - такой чести удостаивались немногие. Все аульчане были уверены, что убийца уорка - его родственник Шаид. Но пока не было доказательств участия его в преступлении, Шаид считался невиновным.
После смерти Бека и побега русских Дария замкнулась. Это заметили все. Отец, тётка, брат, невестка были уверены, что она скорбит, как положено, по наречёному, и до поры до времени не беспокоили свою любимицу.
А Дария перестала выезжать верхом, приставать к домашним с вопросами. Куда девался её озорной взгляд, шутки, звонкий смех и шалости. Она ходила, ела, шила себе бархатный корсет, вышивала бешмет, ухаживала за цветами как бездушная кукла. Или тенью бродила по двору, безразлично переводя взгляд с одного предмета на другой.
