Моника 2 часть (ЛП)

- Ты слышал, мальчик? – уведомил председатель. – Признаешь, что тебя похитил так называемый Хуан Дьявол?

- Я был с капитаном, попросил увезти меня. По своей вине я испортил бочку с ромом, и за это меня забили бы до смерти палками. Я сбежал от страха. Не знаю, как убежал, свалился на пляже и увидел «Люцифер». Тогда капитан забрал меня внутрь, не знаю, что произошло дальше.

- Обвинение в похищении доказано полностью, – отметил Ренато.

- Я пошел с ним! – настаивал Колибри. – Просил, чтобы он забрал меня. Меня бы убили. Капитан был добр ко мне. Скажите, что я сам ушел. Скажите, капитан, почему я сбежал оттуда.

- Тишина! – взывал председатель уже в который раз. – Вам есть что сказать в свою защиту, обвиняемый?

- Ничего, сеньор председатель, – ответил Хуан, сочась иронией. – Тем более не думаю говорить в защиту мальчика. Он бы заплатил жизнью за потерянную бочку рома. Я задержал их, когда пролил содержимое сотни бочек, и не позволил зайти проходимцам на свой корабль. Мне нечего добавить в свою защиту. Пусть это делают власти Порт Морант, которые проявляют терпимость к тому, что вы слышали, в этом почти цивилизованном городе.

- Вам есть, что ответить на эти слова, сеньор обвинитель? – спросил старый председатель, повернувшись к Ренато.

- Не думаю, сеньор председатель, что с обвиняемым следует обсуждать социальную несправедливость, следует лишь доказать его ответственность за содеянное, которое он не отрицает. Он добровольно разрушил чужую собственность, забрал мальчика двенадцати лет без разрешения, против воли тех, кто зовется его родственниками, кто поддерживал его с детства, и который не знает другой семьи, кроме дома Ланкастеров.

- В доме Ланкастеров Колибри всего лишь раб, – отверг Хуан. – Да, раб, даже если закон это отменил. Нет никакой кровной связи, о которой говорят его палачи. Было около десятка мальчиков, осиротевших и брошенных родителями, спавших кучей в грязном овраге, питавшихся отбросами, как собаки, на которых не обращали внимания и заставляли работать сверх детских сил, где их били, оскорбляли. Но конечно же, меня это не должно касаться, ведь я лезу в чужие дела.

- Ты мог бы поступить иначе, – заметил Ренато. – Заявить властям.

- Очевидно, сеньор обвинитель прав, – поддержал председатель. – Факты, изложенные вами, ничтожны, вы не уполномочены превращаться в судью и вершить личное правосудие, не прибегнув сначала к законному правосудию, которое так сурово критикуете.

- Это бесполезно, сеньор председатель, – язвительно отверг Хуан. – Семья Ланкастеров – люди очень влиятельные в городе Порт Морант, они хорошо платят налоги и владеют роскошными экипажами. Нет, они не варвары, не они били этого ребенка. Поступать гнусно они не могут. Для этого у них есть надзиратели, руководители, цепные псы, которым дана полная власть управлять работниками. И если один из этих несчастных умирает, то это ничего не значит, потому что никто не пойдет узнавать, есть ли там малярия или голод, приступы или несварения желудков, которые приводят к смерти. Они кабальеро и живут, как кабальеро. Они не опустятся до жалоб на капитана шхуны, обзывать его забиякой, контрабандистом и пиратом. Они такие гордые на прекрасной Ямайке, как Ренато Д'Отремон на Мартинике! Только идиот заявит на них – потеряет время!

Огненный взгляд Хуана пронзил Ренато, словно ожидая ответа, который не последовал и не мог последовать. Ренато тяжело дышал, чувствуя, что подкашиваются ноги, а со скамеек доносятся враждебные, жестокие толки, которые вот-вот перейдут в возмущение; поднялась рука председателя:

- В ваших словах нет смысла, обвиняемый! В этом заявлении ясно сказано, что мальчик – родственник семьи Ланкастер.

- Родственник наемных рабочих Ланкастеров. Это высказывание для вида, чтобы использовать детей на самой плохой работе. Якобы они их родственники, двоюродные дяди или троюродные кузены, возможно, просто крестники. Что это может дать? Великолепное решение – заплатить одному безжалостному, кто предложил группу детей. Нужно только сказать, что они его семья, а хозяевам нечего терять. Очень удобно для Ланкастеров.

- Сеньор председатель, прошу слова по вопросу о порядке ведения заседания, – прервал Ренато. – Думаю, что суд не должен интересовать метод правления Ланкастеров на Ямайке, а также остальных сеньоров на ближайших островах и на Мартинике. Каждый управляет домом по своему усмотрению. Мы собрались здесь, чтобы доказать обвинения против Хуана Дьявола, и каждое будет доказано. Сеньор председатель, прошу отразить в протоколе, что обвинение в похищении и уничтожении имущества полностью доказано!

- Ваше требование справедливо. Отметьте в акте, сеньор секретарь, – указал председатель. Затем продолжил: – Теперь для вынесения обвинения передаю слово сеньору прокурору.

- Беру на себя эту обязанность, сеньор председатель, – вмешался Ренато. Трибуна влиятельных лиц оживилась разговорами, а затем резко смолкла. Прокурор, сделав безразличный жест, снова сел в кресло, а Ренато Д'Отремон придвинулся к ним, посматривая то на одного, то на другого присяжного, чьи намерения относительно Хуана уже угадывались:

- Я не пытаюсь выставить чудовищем обвиняемого. Прекрасно знаю, что этот человек страдал с детства, и у него разногласия с обществом. Не нужно говорить о моральном оправдании его неудачной жизни, злой судьбы; но могу попросить каждого из вас осознать свою ответственность. Я не обвиняю Хуана Дьявола из-за ярости или прихоти, не обвиняю за прошлые ошибки, лишь хочу предотвратить его будущие ошибки, оградить от зла, от которого еще можно оградить.

Его пример является вредоносным и пагубным. Если решение суда будет основываться на чувствах, завоеванных моральными соображениями милосердия, согласно услышанным правдивым рассказам, которые могут затронуть сердце любого человека, повторяю, если суд признает правоту Хуана Дьявола оправдательным приговором, то все бродяги, злодеи, недовольные и обиженные Мартиники переймут это скандальное, недружелюбное поведение, и у них появится свое понятие о справедливости, которое они будут вершить без закона и суда.

Хочу, чтобы каждый из вас понял, что я говорю в защиту нашего общества, жен, будущих детей. Мы не можем позволить, чтобы объявленное осталось не услышанным, чтобы каждый судил по своей прихоти. Жизнь Хуана Дьявола может иметь блеск приключенческого романа, где завоевывается восхищение женщин, где пробуждаются мальчишеские мечты, а это опасно. Наш долг мужчин, глав семей, управленцев цивилизованного общества – направить правосудие, судебные процедуры к человечности, к уважению закона и законных прав остальных, даже если Хуан Дьявол намерен доказать обратное. Как доктор, который лечит себя, открывая перед незнакомцами свои раны, хочу отметить, что дама из моей семьи считает естественным и обязательным встать на сторону Хуана.

Это может понять любой из присутствующих. Если наши законы плохие, то мы должны преобразовать их; если наши суды не справедливы, надо улучшить их; если привычки предосудительные, надо попытаться их изменить. Но все нужно делать в согласии с лучшими гражданами, опираясь на законы метрополии, справедливости, права и поддержки учреждений, не следуя какому-либо сентиментальному капризу первого восставшего обиженного только потому, что общество всегда держало его подальше от себя.

Прошу, господа судьи, сострадания для Хуана Дьявола, но слишком большая жалость подорвет наше общество. Его грехи может простить сердце, но его ошибки должны быть наказаны, преследуемы и предотвращены в его лице и последователях: всех мужчин на корабле и даже ребенка двенадцати лет, которого можно назвать крестником Хуана Дьявола.

В высшей степени необходимо дать понять обвиняемому и всем остальным, что человек не сильнее закона, никто не может разрушать то, что создали тысячи граждан, нельзя следовать путем личного насилия, чтобы добиться справедливости, нельзя налагать наказание по своим капризам, как в деле о разрушении бочек рома сеньоров Ланкастеров, потому что это называется не справедливостью, а местью, и суд не может это поощрять. Наоборот, нужно отгородить, покончить, отрезать всякую возможность повторения подобного через справедливое наказание, решительное и разумное для него, нарушившего все нормы, для обвиняемого Хуана Дьявола. Следовательно, прошу суд, для обвиняемого…