Метаморфозы (СИ)

Он стал призывать богов в свидетели, отирать кровь с лица у жены и кричать ещё громче её:

- Что нападаете на страдальцев-путников, с такой жестокостью? Что притесняете нас? Какой надо вам наживы, за какие проступки мстите нам? Ведь не в пещерах или трущобах живёте вы, чтобы радоваться пролитию крови.

Только он это сказал, как прекратился град камней, и утихла, по команде, поднятая собаками буря. Тут один из крестьян с верхушки кипариса сказал:

- Мы разбойничали из желания свои пожитки от ваших рук защитить. Теперь же с миром и ничего не опасаясь, можете продолжать ваш путь.

И мы тронулись дальше, пострадавшие - кто от камней, кто от собак, но целым никто не остался. Пройдя некоторое расстояние, мы достигли рощи, украшенной лужайками, где нашим погонщикам захотелось остановиться, чтобы взяться за лечение своих пострадавших тел. И вот, растянувшись на земле, немного оправившись от усталости, спешат оказать ранам помощь: тот обмывает кровь водой из ручья, один к опухоли смоченные уксусом губки прикладывает, другой обвязывает бинтом раны.

Так каждый по-своему заботился о своей поправке.

Между тем с вершины холма на нас смотрел старик, который пас скот. Около него щипали траву козы. Кто-то из наших спросил его, нет ли у него для продажи молока или сыра. Но он долго качал головой и, наконец, сказал:

- И вы ещё о еде и питье или о каком-то отдыхе думаете! Неужели вы не знаете, в каком месте находитесь?

И собрал своих овечек и пошёл прочь. Эта речь и его бегство нагнали на наших пастухов страх. Пока они стараются догадаться, каким свойством обладает эта местность, и никого не находят, у кого бы спросить, приближается по дороге другой старик, высокий, обременённый годами, опираясь на палку, еле волоча ноги и обливаясь слезами. Увидев нас, он ещё сильнее заплакал и, касаясь колен молодых людей по очереди, взмолился:

- Заклинаю вас Фортуной и вашими гениями-хранителями, да доживёте вы в веселье и здоровье до моего возраста, помогите старцу дряхлому и моего малютку, преисподней похищенного, верните моим сединам! Мой внучек и спутник в этом путешествии захотел поймать воробышка, чирикавшего на заборе, и свалился в ров, заросший сверху кустарником. Его жизнь - в опасности, так как по его стонам и по тому, как он поминутно зовёт дедушку на помощь, я слышу, что он - ещё жив, но по слабости моего тела помочь не могу. Вам же, одарённым молодостью и силой, легко оказать поддержку старцу и доставить мне живым и здоровым самого младшего из моих потомков и единственного отпрыска.

Всех охватила жалость при виде того, как он молил, раздирая седины. А один из пастухов, и храбрее, и летами моложе, и телом крепче, к тому же единственный вышедший без увечья из предыдущей схватки, встал и, спросив, в каком месте упал мальчик, пошёл за стариком к кустарнику, на который он указал ему пальцем. Тем временем все отдохнули, залечили раны, нас накормили и, собрав пожитки, начали готовиться в дорогу. Сначала долго зовут по имени того юношу, наконец, обеспокоившись его отсутствием, послали человека отыскать товарища, напомнить ему, что пора - в путь, и привести с собой. Через некоторое время вернулся посланный, бледный, и дрожжа всем телом рассказал про своего товарища, что тот лежит навзничь, почти весь съеденный, а над ним - дракон, грызущий его тело, старика же и след пропал. Сравнив рассказ посланного со словами пастуха, наши вожаки поняли, что дракон и есть тот обитатель этих мест, о котором их предупреждали, и, покинув местность, пустились в бегство, погоняя нас ударами палки.

Пройдя как можно скорее значительное расстояние, мы достигли, наконец, селения, где и отдыхали всю ночь. Там произошёл случай, достойный упоминания, и о нём я хочу рассказать.

Раб, который по поручению господина ведал его хозяйством и был к тому же управляющим поместья - того, где мы остановились, - проживал здесь, женатый на рабыне из того же дома, но сгорал страстью к свободной женщине на стороне. Его жена, оскорблённая изменой, сожгла все его расчётные книги и всё, что хранилось в амбаре. Но, не чувствуя себя удовлетворённой и считая, что такой убыток - недостаточная месть за оскорбление её брачного ложа, она обратила свой гнев против собственной плоти и крови и, вдев голову в петлю, привязав малютку, давно уже рождённого ей от того мужа, к той же верёвке, бросилась с младенцем в колодец. Хозяин разгневался, узнав об этой смерти, и, схватив раба, доведшего жену до такого преступления, велел раздеть его, обмазать мёдом и привязать к фиговому дереву. А в дупле этого дерева был муравейник, кишмя кишевший насекомыми. Как только они учуяли запах мёда, шедший от тела, то, впиваясь, хоть и мелкими, но бесчисленными и беспрерывными укусами, долго терзали, так что, съев мясо и внутренности, начисто обглодали кости, и к дереву оказался привязанным сверкающий белизной скелет.

Покинув и это место нашей стоянки, мы поехали дальше и, проведя весь день в пути по равнинам, уже усталые, достигли города. Здесь пастухи решили обосноваться, рассчитывая найти убежище от преследований и привлекаемые молвой об изобилии продовольствия. Вьючным животным дали три дня на восстановление сил, чтобы наш вид был получше и нас было легче продать. Потом нас вывели на базар, и, после того как глашатай назвал цену каждого в отдельности, лошади и другие ослы были приобретены богатыми покупателями. А мимо меня, оставшегося в одиночестве, большей частью проходили с пренебрежением. Мне уже надоели все эти прикосновения покупателей, которые по зубам хотели узнать мой возраст, так что, когда кто-то пальцами уже в который раз принялся ощупывать мои дёсны, я схватил руку зубами и раздробил её. Последнее обстоятельство оттолкнуло окружавших нас людей от покупки, так как они сочли меня за дикое животное. Тогда глашатай, надорвав горло и охрипнув, принялся за прибаутки, прославляя мои достоинства:

- Долго ли нам ещё без толку выводить на продажу такого мерина, старого, ослабевшего, с разбитыми ногами, безобразного от хвори и всё же, несмотря на тупость и лень, норовистого, годного только разве что на решето для щебёнки? Даже если бы даром его кому-нибудь отдать, так корма на него жалко.

Такими причитаниями глашатай вызывал хохот у присутствующих. Но моя судьба, от которой я не смог убежать, куда бы ни бежал, и гнева которой не смог смягчить перенесёнными уже бедствиями, снова обратила на меня свои глаза и послала покупателя, подходящего для моих испытаний. Судите сами: старого развратника, плешивого, но украшенного седеющими висячими локонами, одного из тех отбросов толпы, которые, ударяя в систры и кастаньеты, нищенствуют по городам и сёлам, возя с собой изображение Сирийской богини. Воспылав жаждой купить меня, он спросил глашатая, откуда я - родом. Тот сообщил, что я родом - из Каппадокии и достаточно крепенький. Тот дальше стал справляться о моём возрасте. Оценщик сказал:

- Астролог, составлявший его гороскоп, выдавал его за пятилетнего. Впрочем, лучше всех, конечно, знает об этом он - по записям, сделанным его родителями в списках граждан. Хоть я и рискую погрешить против закона Корнелия, если продам тебе вместо раба гражданина Рима, но ты купишь верного и усердного слугу, который и в дороге, и дома может пригодиться тебе.

Но тут покупатель принялся задавать вопрос за вопросом и, наконец, осведомился, смирный ли я.

А глашатай сказал:

- Овечка - перед тобой, а не осёл, любую работу исполняет спокойно, не кусается, не лягается - ну, можно сказать, скромный человек в ослиной шкуре. Это и проверить нетрудно. Всунь лицо ему между ляжек - узнаешь, сколь великое он окажет терпение.

Так глашатай издевался над этим развратником, но тот, поняв, что над ним насмехаются, вознегодовал:

- А тебя, падаль, пусть сделают слепым, глухим и полоумным крикуном Сирийская богиня, святой Сабадий, Беллона, и Идейская мать, и Владычица Венера вместе с Адонисом за то, что столько времени пристаёшь ко мне со своими шутками! Что же ты, глупец, думаешь, будто я могу вверить богиню непокорному вьючному животному, чтобы он толчком сбросил изображение богини, а я, несчастный, принуждён был бегать с растрёпанными волосами и искать лекаря для поверженной наземь богини?