Шизофрения

На этом месте Онуфриенко замолчал, очевидно, полагая, что слушательница заснула. Александра, приподняв голову, выжидательно посмотрела на сказочника. Сашечка продолжил:

— После всяческих приключений Исида все же нашла саркофаг с телом мужа: женская интуиция и любящее сердце дорогу подсказали, спрятала сундук в зарослях камыша, и заглянула к сестре Нефтиде, которая на болоте пряталась от гнева Сетха, посоветоваться, что дальше делать. А гневаться рыжему Сетху было за что. Причина была веская. Ведь все же родила Нефтида от Осириса. И не кого-нибудь, а шакалоголового Анубиса.

«Естественно, — сонно подумала Александра. — Кара. За супружескую измену и близкородственную связь».

— Пока Исида делилась радостью своей, что нашла тело мужа, Сетх, случайно охотившийся именно в этих краях, обнаружил в камышах знакомый сундук, извлек тело покойного брата и, чтобы уж наверняка с проблемой покончить, разрубил тело на четырнадцать кусков и побросал в Нил. И снова верная Исида принялась скитаться по стране, собирая останки мужа. Там, где находила кусок — ставила храм. Долго ли, коротко ли — все части тела нашла, кроме одной — самое ценной, — Сашечка сделал паузу, чтобы заинтриговать слушательницу. — Фаллос, значится, пропал. Рыбы его съели. И потому, значится, с тех самых пор древние египтяне отказались от употребления в пищу речной рыбы.

«К радости последней, — уже засыпая подумала Александра. — А рыбам откуда было знать, что эту штуковину есть нельзя? На нем же не написано, что он царственный, и к тому же фаллический символ нации».

— И рыжих египтяне тоже не любят с тех пор: рыжий человек для них — шайтан, символ коварства и темных сил.

«И не только они…» — сквозь сон подумала Александра.

— Так вот, собрала Исида все куски тела мужа, омыла вместе с Анубисом и Нефтидой святой водой, которой считалась нильская вода. Египтяне, к слову, до сих пор в Ниле не купаются, — добавил Онуфриенко, — хотя, если спросить их почему? — ответят: «Потому что у нас море неподалеку имеется». Так вот, подготовила Исида царя к воскрешению. Провела мистерию нужную — Осирис и воскрес, зачал сына Хора, но в семье не остался — ушел править в царство мертвых. Понятное дело, от живых-то одна головная боль и неприятности. Вот такая Исида оказалась — хоть и богиня, но при этом верная жена и любящая женщина. Потому ее так и любили люди и много веков сохраняли божественный культ. А уже после того родила Исида Хора, от Сетха уберегла, вырастила, а потом была у Хора жестокая битва с Сетхом, но это — отдельная история на следующий раз, — закончил повествование сказочник и, наклонившись к Александре, погладил ее по волосам…

…А она уже спала. Ей снился Онуфриенко, который плыл по реке в огромном шикарном сундуке под парусом с изображением солнца, предостерегая криками расположившихся на берегу рыболовов с удочками и неводами, что рыбу здесь ловить, а уж тем более кушать, никак нельзя! А они с берега вежливо так отвечали, что им на это его предупреждение наплевать, потому что у них «крыша» — рыбинспектор…

На душе у нее было легко и спокойно…

Проснулась Александра от запаха. Тошнотворно-знакомого. От которого сон сразу убежал и забился под шкаф. Оказалось, Сашуля опять варил перловку, напевая под нос что-то заунывное. А что бы еще он мог петь, готовя такое? Александра, едва спустив ноги с кровати, и сразу забыв о принятом обете молчания, заявила, что эту гадость есть не будет! Категорически!

— Ух, ты! — с восторгом воскликнул Онуфриенко. — Всего-то за одну ночь, и такой результат! Сколько динаминизированного нервного флюида в голосе! Поздравляю! Восстанавливаешься с фантастической скоростью. Не зря, значится, в пирамиду сходили. А как рука?

Александра, учитывая, что высказывание про «динаминизированный нервный флюид» требовало спокойного осмысления, не говоря ни слова, зыркнула на Сашечку, открыла дверцу платяного шкафа и, выбрав вещи, направилась в ванную переодеваться. Рука ныла, но уже не раздражала, как вчера. Умывшись и с трудом натянув джинсы и майку с изображением разъяренной львицы на груди, она вернулась в комнату и села к столу.

—Кофе мне приготовь, — решила воспользоваться временной нетрудоспособностью, — пожалуйста!

— Нельзя, — помотал головой Онуфриенко, помешивая варево. — Кофе никак нельзя. У тебя и так, судя по виду, давление повышается. Без всякого кофе. Иначе бы — с удовольствием.

— А дышать — можно? — на всякий случай решила уточнить она.

— Дышать можно, а кофе нельзя, — он выложил кашу из кастрюльки и устроился за столом.

— Почему?! — нахмурилась Александра, собираясь далее пояснить, что ей, как единственному врачу в этой комнате виднее, что можно, а чего нельзя применительно к ней самой.

— Потому что кофе у меня нет, — обезоруживающе улыбнулся Сашечка. — И кроме того, у меня предчувствие…

Александра напряглась, потому что до сего момента Онуфриенко оперировал только знаками.

— Предчувствие путешествия, — продолжил он. — В замечательное место под названием Эль-Минья! — радостно провозгласил провидец и загадочно улыбнулся.. — В царство Эхнатона. Поезд в двенадцать тридцать, — сообщив об этом, он посмотрел вопросительно.

Александра выдержала паузу в воспитательных целях, и лишь когда заметила беспокойство в его глазах — согласилась поехать.

— Надеюсь, твой Эхнатон не сломал ногу, как Тутанхамон, упавший с летательного аппарата? — ехидно поинтересовалась она, вспомнив Сашечкин рассказ у египтологов.— И, надеюсь, мы там не будем реконструировать и испытывать фараонский самолет? А то у меня тоже предчувствие, — посмотрела сначала на гипс на руке, а потом перевела взгляд на Сашечкину ногу. — Плохое.

Онуфриенко сначала заерзал, но потом рассмеялся и, в конце концов, доев кашу, отправился в кафе за едой для нее. Александра, воспользовавшись его отсутствием, отправила Вадику бодрую СМСку: «У меня все отлично. Сломала руку. Онуфриенко сказал, что это знак. Еду в Эль-Минью. В царство Эхнатона. На поезде. Целую».

Через пару часов, доехав на такси до площади Рамзеса, Александра стояла вместе с Онуфриенко на одном из перронов старого Каирского вокзала и с интересом поглядывала по сторонам, с наслаждением вдыхая железнодорожные запахи, которые полюбила еще в малолетстве, когда с отцом на дачных прогулках ходила к железной дороге махать ручкой проезжающим составам, а отзывчивые машинисты могучих тепловозов приветствовали ее короткими трубными гудками. С тех пор Александре полюбился густой дегтярный запах шпал, таивший аромат дальних странствий. Полюбился настолько, что уже став взрослой, она иногда покупала дегтярное мыло и клала пахучий продукт под подушку на всю ночь. Терпеливый Кузя, которого она однажды решила приобщить к собственной аромакультуре, продержался в постели всего пару часов и… на следующий день с виноватой улыбкой вручил ей огромный флакон французских духов. Такое извинение она не смогла не принять. А мыло куда-то пропало…

— О чем задумалась? — услышала она голос Онуфриенко и обернулась. Бодрый вид и азартный блеск глаз Сашечки ясно говорили, что поездка в Эль-Минью — цель всей его жизни. По крайней мере, сегодня.

— Долго нам туда ехать? — поинтересовалась она.

— Часа три, три с половиной, — ответил он, всматриваясь в дальний конец перрона. — Эль-Минья — рядом с Ахетатоном — столицей царя Ахенатона. Знаешь такого?

— Ну, кто ж не знает мужа Нефертити! — быстро сообразила она. — Все знают. Даже рядовые туристы. Хотя вчера, помнится, ты называл его Эхнатон?

— Вчера — по русской традиции, сегодня — по британской, — важно заявил Сашечка.

— А как правильно?

— Никто на самом деле точно не знает, как звучал язык древних египтян. А если скажет, что знает — соврет. Хотя и непреднамеренно. В их иероглифическом письме звуки не обозначались и фонетического алфавита не было. То, что мы слышим сегодня — вероятностная реконструкция с опорой на коптский язык. Потому — столько вариантов, особенно по гласным звукам. Но в русском — смысл древнеегипетских имен особенно затуманен из-за слитного написания разных слов. Такова наша египтологическая традиция. А научные традиции, как известно, живучи и ох как агрессивны к любым новым идеям. Научные школы — как церкви со своими апостолами, священными книгами и… коровами, — засмеялся он. — Кстати, ты еще не проголодалась? — в его голосе послышались беспокойные нотки.