Шизофрения

«Как!? Я!? Да как же так…» — она покраснела.

«Конечно. Вот, смотрите…» — словно боясь испачкаться, Николай Петрович ткнул пальцем в одну из надписей.

«А это — тоже мат?» — поинтересовалась она осторожно. Ей и правда было интересно. Она старательно стерла везде только два-три известных ей слова на русском и несколько на английском. Значения других начертанных на столах слов и эмоционально-окрашенных словосочетаний не поняла, потому что полноценное знакомство с русским национальным языком в детстве и отрочестве не состоялось. Так случилось, что одноклассники и жители их закрытого академического поселка на публике легко обходились без нецензурных выражений, заменяя их благозвучными литературными синонимами, а когда ей доводилось слышать мат в городе, просить пояснений у носителей народного языка и прохожих она не решалась.

Профессор с исследовательским интересом взглянул тогда на хорошенькую студентку. Такая стерильная чистота показалась невероятной.

«Шутить изволите, голубушка? Нельзя жить в обществе и быть свободной от… языка общества, — с отеческой заботой в голосе переиначил он известное высказывание. — Хотя, если задуматься, во всем написанном, — он обвел рукой крышки столов, — имеется скрытая горькая правда: стоит увидеть, какой язык используется — и станет ясно, какой мир строит и проповедует данный человек. Нет ничего более разрушительного, чем разнузданная и неконтролируемая языковая форма. Отсюда — проблема поражения сознания. Особенно детей и подростков. Так-то, голубушка», — с грустным выражением на лице профессор покинул аудиторию.

Чтобы не рисковать, она решила стереть все доселе неизвестные слова. Но прежде чем стирать, старательно переписала их в блокнот и вечером, дождавшись прихода отца с работы, усадила его напротив.

«Пап, объясни, что это означает?»

Через пару вопросов изменившийся в лице родитель выхватил из рук дочери блокнот и, пробежав глазами записи, поднял потрясенный взгляд.

«Деточка, и где же ты сегодня была?»

«В институте!» — гордо сообщила она.

«Поразительно! Как двинулось вперед вузовское образование!» — пробормотал отец, но пояснения все же дал. В некоторых особо тяжелых случаях — иносказательно, приводя красочные примеры из жизни насекомых и растений…

«Да-а… Вот они последствия экстерната в школе, — сделал он глубокомысленный вывод в конце беседы. — В твоем возрасте еще на школьные вечеринки впору бегать»…

Александра, отведя в сторону замурованную в гипс руку, осторожно перевернулась на живот и уткнулась носом в подушку. Лежать было неудобно, к тому же трудно дышать, поэтому она с нарочито громким кряхтением — а вдруг Сашечка услышит и проснется — повернулась на бок. Но равнодушный Онуфриенко не реагировал, продолжая безмятежно дрыхнуть. Она негромко застонала. Сашечка на соседней кровати пошевелился, засопел, вздохнул во сне и продолжил ночное странствование по тонким планам.

«Интересно, что ему снится? Точнее, что он видит во сне, — подумала она. — Уверена, что сновидения он считает сно-видением — способом проникновения в собственное подсознание через сохранение осознания в момент сна, и все увиденное пытается расшифровывать по утрам. Ищет знаки. И зачем я объявила Сашуле бойкот? Не смогла выйти из проснувшегося состояния «пионерского» детства. Разве он виноват, что пошел платить и оставил меня одну? На растерзание… — она осторожно перевернулась на спину и подняла загипсованную руку, которой стало тесно в гипсовом панцире, чтобы кровь отлила. — А он даже обрадовался, когда про бойкот услышал. Завопил: «Отлично! Умница! Гениальное решение! Прекрасный способ аккумулировать энергию! Не случайно говорят, что молчание — золото. Пару дней помолчишь — и классно восстановишься! Мобилизуешь внутренние целительные свойства организма и рука быстрее заживет». Восстановишься тут с ним! На перловке, — она вздохнула и погладила спеленатую руку. — А что он там говорил в кафе про возрождение души в последовательных реинкарнациях и пересечениях в предыдущих жизнях? — попыталась она мысленно восстановить цепочку разговора. „Мы окружены людьми, с которыми нас связывают наши прошлые воплощения, они могут быть нашими родственниками, мы можем состоять с ними в браке, работать, дружить, или находиться от них на некотором отдалении, ожидая, когда неотработанная карма приблизит нас друг к другу“, — кажется, так он говорил и, помнится, обещал сделать ее реинкарнационный гороскоп. Но, если мы с ним пересекались в прошлых жизнях, то я его точно убила. За перловку».

Неловко повернувшись, она громко застонала.

— Что, не спится, милая? — неожиданно совершенно не сонным голосом спросил Онуфриенко и сел на кровати. — Болит рука? Уснуть не можешь?

Она чуть не сказала, что болит, но, вспомнив об объявленном бойкоте, только всхлипнула.

— Ну, не скули. Все пройдет. Я вон тоже за кампанию не сплю. Хочешь, сказку расскажу?

От удивления Александра прикусила губу, но кивнула.

Сашечка поднялся с кровати, поверх которой лежал в купленном на базаре длинном темно-бордовом женском трикотажном халате с черными полосами и, придвинув ногой стул, уселся рядом с Александрой.

— Умница! А захочешь что сказать — жестами показывай, взглядом, или можешь писать на листочке. Ну, слушай сказочку.

Больная, устроившись поудобнее, замерла.

— В некотором царстве, в тридесятом государстве, — монотонным голосом опытного сказочника начал Онуфриенко, — жили-были…

«Пусть говорит, — решила она. — Хоть какая-то польза от него будет. Может уснуть смогу».

— …И родилось у них четверо детей. Два мальчика и две девочки. Мальчиков назвали Осирис и Сетх, а девочек — Исида и Нефтида.

«Понятно, что кроме Египта ему рассказывать не о чем, — подумала она. — В других странах ни солнца, ни жизни, ни сказок нет».

— … Осирис и Исида полюбили друг друга еще во чреве матери богини Нут. Потому, когда выросли — сразу свадебку сыграли. Пир на весь мир устроили.

«Теперь по закону жанра, Сашечка должен сообщить, что был свидетелем на церемонии бракосочетания и что-то там пил и ел», — предположила слушательница, но Сашечка не оправдал ожидания, а мысль о еде отозвалась фантомной болью в животе.

— … А Нефтида вышла замуж за рыжего Сетха. Девушки обе очень хороши собой были, к тому же умницы, и как две капли воды друг на друга похожи. Осирис с Исидой царем и царицей Египта стали, ну, а рыжий братец Сетх, как часто бывает, завидовать начал. «Мол, чем я хуже Осириса? Почему ему царство, а мне только богатство и жена, которая, к тому же, похоже, к Осирису неравнодушна?» А может он проведал что, или донес кто. Из приближенных, которым радости большей нет, чем сплетню доверительно на ушко начальнику шепнуть. Может там, конечно, и было что. Хотя в чем Осирис виноват? Мудрено ли перепутать, когда Исида и Нефтида — близнецы…

«Особенно в темноте, — почти беззвучно хмыкнула Александра, которая даже развеселилась от сказки в Сашулином исполнении.

— …И задумал тогда рыжий Сетх коварный план. Велел сделать красивый сундук по росту брата. Собрал на пир друзей-заговорщиков, пригласил в гости Осириса и в разгар пира говорит, мол, кому сундук по росту придется, тот его и заберет. Начали гости к сундуку примериваться. Да кто бы ни залезал — все размер не тот: мелковаты гости, великоват сундучок. Подошла очередь Осириса. Залез он в сундук, вытянулся во весь рост и увидели все, что сундук точно под царя сколочен. Обрадовались, конечно. Загомонили, поздравлять Осириса стали с удачей. А Сетх, недолго думая, крышку захлопнул и быстренько заколотил, чтобы братец из скромности от ценного подарка отказаться не смог. А потом под аплодисменты друзей велел сундук в Нил бросить. Так обычный сундук и превратился в царский ковчег, который теперь все саркофагом называют. И поплыл царский ковчег, как пушкинская бочка с царицей и царем Салтаном, по течению в сторону Средиземного моря и приплыл к городу Библ, который сейчас в Ливане находится. Царица же Исида, когда узнала о случившемся, загоревала очень, но на месте сидеть не стала, а переоделась в черные одежды и отправилась на поиски мужа.