В движении вечном (СИ)

И, уже ступив в коридор, из открытой настежь двери с изумлением услышал вослед:

-- Старая, но...не дева!

Теперь о Кругловой.

Так уж вышло, что об этой представительнице свирепой троицы мы говорим в последнюю очередь, однако называлась она факультетскими оболтусами всех времен непременно первой. И это было отнюдь не случайно. Ведь даже хронологически Анцыпина и Ходорович, если и случались студенту, то случались позже -- Круглова Людмила Петровна возникала с самого первого семестра. Она возникала с первых шагов за чертой, за порогом в новую загадочную жизненную реальность, которую еще только предстояло познать. Представала сурово первым и наисерьезнейшим испытанием в этой новой незнакомой жизненной рощице, когда вчерашний школьник, а нынче студент не успевал даже слегка оглядеться среди незнакомых "деревцев".

Как и Анцыпина, Круглова также вела практические занятия по высшей математике, но на первом курсе. Впрочем, помимо предмета преподавания, эти две представительницы свирепой троицы и типом внешности виделись весьма схожими Игнату. Необходимо подчеркнуть, что речь здесь идет именно о типе внешности, ведь лица различались заметно, да и возрастом Анцыпина была лет на двадцать постарше, но неказисты фигурой, сухощавы, желтолицы и крайне неулыбчивы были обе. В дополнение к этому, что неизменно подчеркивали с особым ехидством факультетские всезнайки, Круглова также никогда не была замужем, точно также была бездетна. Но если какую-то кроху, пускай и немаловажную о взаимоотношениях Анцыпиной с мужским полом мог открыть лишь тот самый почти анекдотический случай, то у Кругловой здесь было куда как романтичней. Странные, темные слухи ходили о ней на физфаке.

Говорили, например, что эта дамочка постоянно приближала одну из хорошеньких девчонок из числа своих студенток, приближала в такой степени, что их потом даже называли подружками. Какая здесь могла быть дружба в чистом смысле этого слова, учитывая двойную разницу в возрасте? Девчушка прямо с порога из школьного детства и взрослая дама под сорок с набором известных реалий... Явно, явно разил интерес, отсюда и слухи ползли грязноватые.

Так, на полном серьезе рассказывали, что обеих "подружек" впоследствии неоднократно наблюдали вечерами в веселых заведениях столицы и даже возле центральных гостиниц с преобладанием иностранного контингента. Более того, за эти похождения, тогда крайне малопонятные вчерашнему провинциалу Игнату Горанскому, даже прозвище имелось у подружек в определенных кругах, прозвище странное и также малопонятное:

-- Глянь, глянь! Вишь, Кругловой подружка пошла! -- указал однажды Игнату пальцем один из числа всезнаек, что есть непременно на каждом курсе. -- Слыхал, небось?.. "Ловцы жемчуга"!

Указал, прервав разговор внезапно на полуслове, и закончив приглушенным возгласом, смешливо таращась вслед проходившей мимо особе.

"Подружка" была высока ростом, приметна статью и личиком. В одежде, походке, внешности явно сквозило нечто особое, взрослое, что выделяло ее из общей студенческой массы обычных "домашних", по сути, еще мальчишек и девчонок.

"Ладно, с подружкой понятно! -- невольно подумалось тотчас Игнату. -- С ней и понятно, но у кого ж на крючок такой гнутый поднимет?"

Такой вот вопрос возник тотчас при мысленном сопоставлении внешних достоинств обеих "подружек". К тому же любая представительница женского пола под сорок вне зависимости от внешности представлялась тогда семнадцатилетнему юнцу не иначе, как полной старухой.

Вследствие этих двух обстоятельств подобные мысли возникали и после, когда Игнат в очередной раз слышал рассказы о "ловцах жемчуга". Вследствие этих же двух обстоятельств он и слушал эти рассказы с большой недоверчивостью, но вот когда однажды Мишке Кошелкину свои сомнения высказал, то рыжий пройдоха в ответ только коротенько хмыкнул, тряхнув густой жесткой чуприной:

-- В делишках таких и без водочки! А там после пятой-шестой, глядишь, и крючок василисой покажется.

И, все-таки, странными, удивитедьно странными казались тогда эти слухи вчерашнему провинциалу-мальчишке. Но вот в чем ему пришлось вскоре убедиться на собственной шкуре, так это в слухах совершенно иного рода. А говорили еще вот что.

Утверждали на полном серьезе факультетские всезнайки, что каждый год Круглова непременно избирала из числа новых студентов, причем исключительно мужского пола, несколько особенных экземпляров. Избирала, словно жертв на заклание, избирала с вполне определенной целью. И впоследствии к этой цели стремилась последовательно, жестко, безжалостно, с этой целью впоследствии только давила и гваздала, давила и гваздала. И вот роль такого "избранника" в первый студенческий год выпала именно главному герою романа.

И поделом.

Пришло время ответить за старое.

3

Бывшее и бывшие

Лишь Лебединский Андрей, тот самый всезнайка с залысинами в семнадцать годков да несколько прилежных девчонок выделялись в тринадцатой группе из общей массы бывших школьных "рационалистов". Рационалистов в подходах к учебе подобно главному герою романа, также успешных в школе, также преодолевших успешно абитуриентский барьер. Однако успешное поступление представляло собой факт ныне свершившийся, а школьное бывшее было теперь прежним и безвозвратным.

Настоящее было иным кардинально.

Теперь в отличие от школьных уроков ежедневный лекционный поток информации захлестывал с головой до подлинного умопомрачения, захлестывал с неодолимым напором. И чтобы удержаться на плаву в этих безудержно нарастающих потоках информации, нужны были соответственно и кардинально иные подходы.

* * *

Детские мечты.

Детские розовые мечты об великих открытиях, грезы о "грандиозном", жажда собою подвинуть миры.

Где, где это было теперь?

Теперь и это казалось бывшим. Казалось далеким, детским и розовым, что упорхнуло мгновенно тотчас вслед за реализовавшейся мечтой, упорхнуло растаявшей радужной дымкой.

Грянуло время больших испытаний, отодвинув далёко романтические грезы высоких стремлений. Теперь на первый план вышли жестокие реалии, когда не до высших материй, когда на кону определяющее значится лишь устоять на ногах, зацепиться и выжить в этой новой реальности, не захлебнуться в разящих потоках на первой могучей волне.

Кем, кем он будет там за абитуриентским барьером среди толпы вундеркиндов, золотых медалистов и победителей всевозможных олимпиад?

Вопрос этот восставал раз за разом еще совсем недавно в решающий выпускной год. Вопрос этот был естественным следствием прежнего завидного статуса в данной Свыше первичной жизненной миниячейке, однако статуса по меркам ячейки подлинно "мини", затерянной в провинциальной, почти деревенской глуши.

И вот желанный скачок удался.

Скачок за поворотную черту, за абитуриентский заветный барьер. Скачок в принципиально иное, а именно в столичный город, престижный ВУЗ, где вместо обычного школьного класса с обычным набором предстояло соперничать в компании избранных, преодолевших жесткое сито вступительного конкурса..

Кем, кем он здесь будет теперь?

И вот ответ предстал.

Ответ предстал с обескураживающей ясностью. Куда! -- куда там вундеркинды и победители, куда там золотые медалисты плюс Лебединский Андрей. Равняться теперь приходилось лишь исключительно на таких же, как некогда сам, бывших школьных "рационалистов".