В движении вечном (СИ)

Тем же стремительным шагом Игнат миновал огромную площадь и, словно взбежал на примыкавший вплотную, прямой и широкий центральный проспект. Как обычно в полуденный час пик, здесь было многолюдно, оживлено, шумно. По прямой как стрела магистрали, пронзая гудками пространство, рокотали приглушенно разогретые моторы машин; шелестя, тормозили со стуком рогатые скрипучие троллейбусы, растекалась живо навстречу, казавшаяся праздничной, людская нескончаемая река. Все! --- все вокруг казалось праздничным, переполненным радостью жизни, блистающей трепетной свежестью бабьего лета, и новые тревоги, заботы уплывали волнующим скопом в ничто, оставляя вместо себя лишь единственное, торжествующее, главное.

Тайфун, смерч, цунами, напасти стихийные, грозные благополучно прошли стороной, окончательно сгинули. И то, что так бередило, тревожило в последние месяцы, нависало убойным мечом неотступно, это уже позади.

Нет, нет, той всепоглощающей эйфории, что овладела Игнатом сразу же после получения заветного письма о зачислении и что безгранично властвовала в оставшиеся дни до отъезда, ее уже не было. Согласно законам этого Мира на смену прежним тревогам и волнениям, едва выждав за дверцей с ехидной усмешечкой толику времени, бесцеремонно явились другие, однако это были тревоги и волнения порядками ниже. И пусть себе нынешний главный вопрос: "Как одолеть математический анализ в первую сессию?" -- нависал и кошмарил без устали, но ведь многое уже и сейчас обнадеживало. И Мишка Кошелкин, по койке в общаге сосед, рыжий оболтус -- на третьем курсе! -- факт сей живой и бесспорный в самую первую очередь.

Теперь Игнат был уже не просто Игнат. Теперь он был уважаемый в поселке, завидный студент самого престижного в республике ВУЗа. То, что прежде витало в мечтах, воплотилось конкретно в счастливую реальность.

4

Маленький человечек

Скользя почти невесомо по многолюдному проспекту, Игнат вновь и вновь вспоминал сладостно минувшие выходные в родном поселке.

В субботу прямо поутру, будто в продолжение давней традиции, они, бывшие выпускники, а теперь счастливые победители собрались у центрального сквера на площади. Скинувшись наскоро по традиционному рублику, забежали на часик "туда" в тот самый, знаменитый винный подвальчик. Распивали гранеными стаканами, почти не закусывая, а потом, раскрасневшиеся в жар, говорливые шумно, неутомимо бродили по улицам, и рассказывали, рассказывали. Это были действительно те редкие, неописуемые мгновения, когда сбываются заветные мечты, когда эйфория полнейшая, а неизбежная вскоре обратная сторона медали наподобие игнатова математического кошмара еще только-только застенчиво скалила зубки.

В минувшие выходные были Михаська, Петрик, Славик Малько, были еще парни из параллельных классов, преодолевшие также успешно заветный барьер. Был с ними и Сережка Антонов, единственный из тех, кто не поступил. И это было совсем не случайно.

В детстве-юности порой так бывает. Только увидишь впервые кого-нибудь из сверстников, и тотчас же невольное уважение к нему чувствуешь, а иногда, если уж совсем искренне, так и зависть. Трудно объяснить порой, в чем тут причины, но как раз нечто подобное случилось, когда Игнат впервые встретился с Сережкой Антоновым. А случилось это только в первом классе, поскольку жили они далеко друг от друга на противоположных окраинах поселка.

"Невольное уважение и даже зависть..." Странным это могло показаться со стороны в данном случае. Ведь ростом Сережка Антонов был всегда в числе самых маленьких в классе; он даже избегал появляться, не то что бросить борцовский вызов кому-либо на определяющем авторитеты, школьном дворике. Казалось, по всем обычным критериям его нужно было отнести к наиболее безнадежным пацанчикам в классе, но вот чтобы позабавиться над ним... Такой даже и мысли не могло ни у кого возникнуть, тот же Игнат никогда не позволил бы этого в подвластном ему классе, нависая авторитетом "самого здорового" над любым из гвардейцев.

Впрочем, Сережка был бойкий, развитой, остроумный пацан. В первых классах он отлично учился, иногда по отметкам к огромной досаде Игната даже опережая последнего. Он великолепно играл в футбол, неизменно оказываясь в почетнейшей роли "матки" на пару с Игнатом среди мальчишек в поселке.

И, наконец, самое главное. У него была такая мама!

Она приехала работать в поселок сразу после института по распределению. Вскоре вышла замуж за местного парня и осталась здесь навсегда. Она была отнюдь не красавица, невысока ростом и сложена далеко не изящно, но вот голос... Голос у нее был на диво мелодичный и звучный, с необычным для здешних мест чисто русским, мягким выговором. И имя тоже у нее было красивое и звучное Дарья Николаевна.

В поселке она заведовала Домом культуры. Тогда урбанизация еще только набирала в советской стране свой необратимый, опустошительный для многих судеб ход, и должность эта была куда заметней, престижней, чем всего десяток лет спустя. Праздничные концерты следовали один за другим, и звездочкой яркой певучей на этих концертах была именно она! -- не стройняшка и не красавица, но с милозвучным, незабываемым голосом. Да, да, пацану с такой мамой просто нельзя было хоть немножко не завидовать.

Но слишком многое в этом мире совершенно невозможно объяснить одним только разумом, в особенности, когда наблюдаешь со стороны. Интеллигентная артистичная умница, любимица и уважаемая всеми в поселке Дарья Николаевна... и Васька, Васяня.

Васька, Васяня, пусть себе и не полный наркот, но "свойский" парень на Пьяном, болтающийся вокруг да около в затасканной масляной робе. Казалось бы, нонсенс даже подумать, однако это случилось, случилось и в действительности именно так.

И началось, наверное, все незаметно. Но незаметно минуло десять лет, и по происшествии этого времени интеллигентная умница, районная звездочка Дарья Николаевна превратилась незаметно в толстую, одутловатую лилово, грязную тетку, цинично насмешливую, с хрипловатым неузнаваемым голосом. И теперь для посельчан она была просто "Дашка", теперь она была просто уборщица в том самом ДК.

-- Вчера Дашунька наша опять под забором выплясывала! -- подобные новости со временем превратились в самые заурядные среди повседневной поселковой хроники.

Вот так же и Сережка. Аккуратный, ухоженный парнишка, типичный маменькин сынок с виду, круглый отличник с первого класса по пятый превратился незаметно к десятому в неряшливого, грубоватого пацана, безнадежного троечника. Курил уже давно и попивал винцо с удовольствием, но был по-прежнему остроумен и весел в компании, бренчал на гитаре в ДК, знал множество подробностей из жизни тогдашних культовых рок-кумиров, и уважение сверстников к нему осталось прежним.

В тот день всей компанией они забежали, балагуря и хохоча, еще в магазин. Взяли еще бутылок на последние деньги, не сговариваясь, знакомым песчаным проселком вышли к Неману. Взошли на мост; но это был уже не прежний старенький наплывной бревенчатый мостик, на его месте вот уже несколько лет возвышался новый, могучий, бетонный. По огражденной металлическими поручнями краевой дорожке ребята неугомонной компанией прошли далее на самую середину. Было метров двадцать вышины; широкий здесь Неман простирался блистающей голубоватой лентой на сентябрьском полуденном солнце, исчезая внезапно в ускользающей вдаль, дымчатой крутизне поворотов.

Они, победители, возвышались ликующе над любимой рекой, они говорили друг с другом, но словно и с ней, снова и снова делясь от души тем, что так искренне чувствовали, наливали по крохе в пластмассовый хрупкий стаканчик. И только один-единственный маленький человечек слушал молча.