Снег на Рождество
Снег на Рождество читать книгу онлайн
В своих повестях и рассказах Александр Брежнев исследует внутренний мир русского человека. Глубокая душевность авторской позиции, наряду со своеобразным стилем, позволяет по-новому взглянуть на устоявшиеся обыденные вещи. Его проза полна национальной гордости и любви к простому народу. Незаурядные, полные оптимизма герои повестей «Снег на Рождество», «Вызов», «Встречи на «Скорой», в какой бы они нелегкой и трагичной ситуации ни находились, призывают всегда сохранять идеалы любви и добра, дружбы и милосердия. Все они борются за нравственный свет, озаряющий путь к самоочищению, к преодолению пороков и соблазнов, злобы и жестокости, лести и корыстолюбия. В душевных переживаниях и совестливости за все живое автор видит путь к спасению человека как личности. Александр Брежнев — лауреат Всесоюзной премии им. А. М. Горького.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Как после выяснилось, парень действительно, узнав о рождении сына, прилично выпив, сел на трактор и поехал в чисто поле песни петь. И до тех пор он ездил по полю и песни пел, покуда его трактор в овраг не перевернулся.
— Да замолчи ты! — закричал доктор на больного. — Ишь, ноги у него окаменели. А у меня, черт ты этакий, думаешь, ноги не каменеют, столько с тобой вожусь? Каменеют, да еще как.
Я тихонько вышел, оставив их одних. Мне жаль было и парня, мне жаль было и Марью Антоновну.
Сейчас, когда прошло много лет, я не могу сдержать улыбки. После окончания института, как и все молодые, я был с превеликим гонором, ведь в голове знания самые что ни на есть современнейшие. Да, я действительно наизусть помнил описание многих болезней в учебниках, и мало того, по памяти мог назвать номера страниц с наиболее ценными и важными выкладками их причин.
— Вы уж на меня не обижайтесь, — часто говорил я врачам, старше меня возрастом. — Но дибазол с папаверином при гипертоническом кризе давно не колют, по последним научным данным, в таких случаях помогает лишь клофелин, да и то в сочетании с седуксеном.
— Вот оно что, — вздыхали врачи. — А мы по старинке все дибазол да папаверин, — и смотрели на меня так, словно я был гений.
— Никто из нас про это сочетание не знает, а вот он знает, — растроганно бормотал и старший врач бригады.
Но вскоре на одном из вызовов моя институтская заумь за полчаса превратилась в светлую печаль. Я получил крещение.
Вызов был примерно такого содержания: «Болит горло». Я ехал на него абсолютно спокойным. Болтал с шофером о новейших достижениях медицины. Водитель с полудетским простодушием удивлялся моим выкладкам. А когда мы подъехали к вызову, он восторженно пробасил: «Да, ну ты, браток, и учен…»
Я начал осматривать горло у парня. Его мать, держа лампу над головой и направляя свет в лицо сыну, немного настороженно спросил меня:
— Вы лор-врач?
— Нет, терапевт, — пробурчал я и, чтобы ее успокоить, добавил: — Но лор-болезни, учтите, проходил. Я только в этом году институт кончил, так что знания надежные.
Но она все равно как-то неприятно вздохнула.
— Приподнимите электролампу чуть повыше.
Она приподняла. Свет в ту же минуту стал огромным, ярким. Шпателем как следует прижав парню язык, я увидел горло с миндалинами. Оно было ярко-красное. Миндалины были такие вспухшие, что походили на два куриных яйца.
— Какая температура? — спросил я пария.
— Тридцать восемь и восемь, — ответил он с трудом. И я уже замечаю, что щеки его из-за болезни тронулись желтизной.
— И который день болеешь?
— Второй день.
И тут мать его, опять неприятно вздохнув, добавляет:
— Ни есть, ни пить не может, словно кто ему кол в горло засадил.
На раздумье у меня уходит две-три секунды.
— У вашего сына паратонзиллярный абсцесс. Его срочно, понимаете, срочно надо госпитализировать. Быстренько собирайте вещички, и я повезу его в лор-отделение.
— Куда повезете?.. — переспрашивает она.
— Как куда?.. В лор-отделение, — объясняю я ей. — Это такое узкоспециализированное отделение, где лечат людей с заболеваниями уха, горла и носа.
Она быстро собирает вещи. Собрав их, с недоверием осмотрев сына, шепотом спрашивает у меня:
— Доктор, а может, и не надо?..
— Послушайте! — вдруг горячо воскликнул я. — Я тут доктор или вы?
Спокойно и уверенно вез я больного в больницу. Давно не было такого простого вызова. Да и шофер понимал меня. Удивленный моими познаниями, он то и дело с почтительностью произносил:
— Давно таких не видал…
У приемного покоя машин мало. Дежурный лор-врач стоял на улице и разговаривал с больными. Увидев его, я выскочил из «уазика» и замахал ему листком-направлением:
— Доктор, ваш больной…
Врач, очень приветливо поздоровавшись со мной, взял направление и, внимательно прочитав его, переспросил:
— Паратонзиллярный абсцесс?
— Да-да, — затараторил я и повел больного в его кабинет, где он, как специалист, должен был его осмотреть. Я же, как врач-коллега, начал открывать ему глаза: — Доктор, вы понимаете, парень весь горит, его жар так и съедает, а миндалины точно две картошины испеченные… Да вы в глаза его посмотрите. Не то что паратонзиллярный, у него, чего доброго, заглоточный абсцесс начинается, а, по последним данным, при заглоточных абсцессах гной может за каких-то два-три часа и до брюшины продвинуться.
Доктор не на шутку растерялся, помрачнел, хотел было даже закурить, но потом ворот халата расстегнул, больного усадил на стул и на голову зеркало-рефлектор натянул, дрожащими пальцами включил лампу и, сев с ним рядом, начал ему горло осматривать. Осматривал, осматривал, да как вылупит глаза на меня.
— Что случилось? — спрашиваю я.
— Ну и ловкач же ты диагнозы ставить! Паратонзиллярный абсцесс… по последним данным науки… да притом отменный… А я говорю тебе, что нет никакого паратонзиллярного абсцесса. Тут просто классическая лакунарная ангина. — И давай мне в присутствии больного выговаривать, что я, прежде чем везти больного в стационар, не осмотрел его. Я доказываю, что осмотрел. Он снял с головы рефлектор, вставил в рот сигарету и, не прикурив ее, спрашивает меня:
— Ты хоть анамнез собирал?
— Собирал… — отвечаю я.
— Так запомни… — громче прежнего произносит он. — Уже по анамнезу здесь без всякого осмотра ясно, что паратонзиллярного абсцесса здесь и близко нету… Да разве на второй день он развивается? Худо-бедно лишь на десятый-пятнадцатый день проявляется, да и то порой махонький, — и вдруг, поправив на моей голове шапочку, он уже совсем мягко добавил: — Теперь понял?
Я растерялся. А он рассмеялся.
— Да брось ты грустить, с кем не бывает…
— Простите, но, по последним данным, в литературе описывались случаи, когда… — залепетал было я.
— Меня не интересует, что в литературе бывает, — остановил он меня. — Меня интересует, что в жизни бывает. Худо-бедно, но я этих паратонзиллярных абсцессов за свою жизнь вскрыл сотни три. Так что прежде чем балаболить, думай. Понял? — И он, сунув мне направление в карман, вышел из кабинета и пошагал по коридору к выходу.
Я стоял, и мне показалось, что и стены, и потолок, и даже медприборы — все смеются надо мной, что я спутал обычную лакунарную ангину с паратонзиллярный абсцессом, и все из-за того, что не учел сроки развития последнего.
Довел я больного до машины, а чтобы перед водителем не опростоволоситься, тихонько сказал ему, что нет мест в больнице.
И повез я больного обратно. Хорошо, спокойный он был, терпеливый, молча сидел в салоне, придерживая руками чемоданчик с вещами. И только одному мне понятна была в его глазах грусть.
Мать не удивилась, что он вернулся. Спокойно, посмотрев на меня, сказала:
— А я как чувствовала, что вы его обратно привезете.
Назначив амбулаторное лечение, я принялся успокаивать парня, говорить, что всякое случается у нашего брата врача. А он стал меня успокаивать, что после поездки стало ему лучше. Так мы мирно с ним и расстались.
Лор-врач, видно, крепко знал и понимал врачебную жизнь. Он не оставил в моем листке-направлении никакой записи, тем самым обезопасив меня на «Скорой» от неприятности, которая могла выйти из-за такого большого расхождения диагноза.
Зато после этого случая я больше не хвастался своими книжными познаниями, а слушал молча советы бывалых врачей.
Как опустошенно-горько бывает на душе, когда вдруг вызывают «Скорую» на смерть. Странная, конечно, ситуация, человек умирает, а требуется «Скорая помощь», и всего лишь для того, чтобы на вызывном бланке черкнуть причину смерти — необходимая формальность. Редко как угорелый мчишься на такой вызов.
Умер старичок, тихо, мирно, не жалуясь. И кажется, в доме все померкло. Из приоткрытого окна затаенно дует ветерок. И здесь же, у окна, на черной табуретке неподвижно сидит старушка. Больше в доме никого нет. Тишина в комнатах веселится. Все утихло, лишь ходики где-то тикают, напоминая, что жизнь все же теплится.