футбольное поле в лесу (СИ)

Страшные силы рвутся наружу, им тесно в ребрах, они ус-тремляются вверх, но спазм в горле не пускает их, не даёт им выйти...

Сей день не вымышленный, а вполне реальный, истинный, один в ряду других. Без особого труда из газеты или календаря узнается точное число. Больше того: по внешним приметам лег-ко угадывается эпоха. В этот-то день...

(Далее следует описание события, которое опускается.)

Верить можно только в Бога.

- Почему же всей правды, скажи, почему, Ты не выскажешь даже себе самому?

- Что ты бормочешь?

- Это Семен Израилевич Липкин. "Беседа". 1942 г.

Кавычки открываются. В литературе мы знаем много примеров, когда ненависть подменяет собой гений и малые таланты кажутся большими оттого, что служат рупором определенной партии. Так и в жизни нам встречается целая масса людей, ко-торым недостает характера, чтобы остаться в одиночестве. Эти тоже стремятся примкнуть к какой-нибудь юшке, ибо так чув-ствуют себя сильнее и могут что-то собою представлять. Кавыч-ки закрываются. Гёте. Понедельник, 2 мая 1831 г.

Описание сувениров, которые продаются в специальных магазинах за специальные "тети-мети" для чужеземцев. Один из таких сувениров - макет лагеря для заключенных: ящик с песком, там ограда, вышки, бараки и так далее.

Теперь другое, сокровенное. Куб льда в лесу души. Он заводится там уже давно, в таком-то море, и в нем (в кубе) концентрируются впечатления о Путешествии, и дикая морская ры-ба - лишь частность среди прочего в этом ледяном кубе, включающем в себя всю-всю жизнь, а не только написанные или ненаписанные (или неудачно написанные) книги.

Па дне рюмки, в пыльной стеклянной выемке, сохнет моль. Ее невесомое тельце всплывает, покрывая всю поверхность вина матовым налетом пыли и пыльцы.

- Пропустите этот нехорошего могильщика, -- говорит могильщик, закопав и насыпав холм над таким-то и таким-то и пытаясь выбраться из толпы провожающих. - Пропустите этого ужасного могильщика.

Сбиваясь и как бы начиная заново, тикает капель.

Ну вот, Попруженко знает: душа готова. Деревянная шкатулка, внутри которой он сидит в кресле и ощущает содрогания чуткого пола от притоптываний дирижера, освобождает от страха. Он верит, нет границ для размышлений и нет пут, связывающих мысль и волю. Можешь вскочить, закричать. За-о-рать! Ты свободен...

Спазм, сковывающий гортань, отпускает. Дикий вопль, крик ужаса от зрелища исчезнувшей воронки, увлекающей лоцманский катер, вырывается из распахнутого рта. Треугольнички Каребы превращаются в холодные и безучастные глаза, и глоток алкоголя, не успев пролиться в гортань точилы, выбрызгивается наружу и разлетается, разносимый криком отчаяния.

Муза, не суетись.

Зал неистовствует, лишь Попруженко неподвижен в своем кресле. Он смотрит и не видит, и в глазах его слезы.

93