футбольное поле в лесу (СИ)

Итак, с тем жиденьким крючком все ясно. От нападения он не может защитить, но благодаря ему дверь все-таки не распахивается, и в ванной образуется микроклимат влажных субтропиков. Зеркало над умывальником запотевает, и хозяин квартиры торопливо протирает его мокрой ладонью. Не успевают микроклимат установиться, а зеркало запотеть, как из таинственных недр, прикидывающихся самым обычным, можно сказать, геометрическим отражением реальности, на хозяина взглядывает то самое чудесное существо, что остается за дверью и от которого он несколькими мгновениями раньше пытается отгородиться дверью. Взгляд, принесенный в памяти из коридора в ванную, глянцево взблескивает в глубине отраженных в зеркале собственных хозяйских глаз и тем самым показывает, что зеркало содержит в себе нечто большее, чем способность к честному, пусть и обратному, отражению действительности.

Хозяин не может унять волнения. Никак не снимается тес-ная крышка с картонной коробочки с зубным порошком, и он возится с ней, пока, наконец, не забывает про охвативший его минуту назад страх, который затихает и вскоре исчезает, вовсе испаряется...

По страх есть, и ты представляешь себе хозяина квартиры, живущего в другом ритме: он анализирует, откуда этот страх бе-рется, чем рождается, и такой анализ, безусловно, влияет, оказывает воздействие на состояние души и духа, что, в свою очередь, влечет за собой изменение состояния души и как следствие откры-вает путь к другим помыслам и поступкам. В действительности же анализ отсутствует, поступки совершаются один за другим, следуя привнесенному извне плану: то удивительное существо (снежный человек) сначала отлавливается, затем привозится в научный институт, где в течение такого-то времени подвергается всестороннему изучению. Там же опытным путем складывается методика изучения в дальнейшем, которому, увы, нс суждено последовать никогда. А вот друг твоего исследователя (хозяина существа), веселый, остро мыслящий и одновременно осторожный, деликатный, действующий с оглядкой (он руководитель научных кадров), сначала приходит в восторг от находки, но внезапно меняет свое отношение к происходящему. (Имеется в виду промозглая, утонченно вонючая обстановка пивной с обкусанными гранеными стаканами, бутербродами с салом, сквозняком из-под плохо пригнанной, а может быть, просто перекосившейся от халтурной работы двери. Оба персонажа - тот, кто привозит и помещает, и тот, кто руководит научными кадрами, - не замечают жалкой обстановки, а, напротив...)

Да, смущаясь и краснея, руководитель мямлит:

- Ты вот что, дорогой...

Чернявое носатое лицо таит угрозу смерти. Но хозяин отма-хивается от этого навязчивого впечатления.

- Слушаю, слушаю...

Нет, конечно же, это лицо врага, но ты упорно считаешь его лицом друга.

- Надо бы убрать из твоей конторы... этого...

- Уберем, - с готовностью отвечаешь, ибо напиток уже проникает и согревает, уже заедается куском черного брода с са-лом, правда без бутера, или, может быть, уже засдастся куском черного бутера с салом, правда без брода. Ведь слово "бутерброд" не нашенское, и хотя известно, что оно состоит из двух слов (хлеб и масло), но вот какое ихнее слово соответствует вашему хлебу, какое маслу - неизвестно. Лицо же друга, истинного друга, ты знаешь это, воспринимается как лицо врага, то есть происходит все наоборот, и это, увы, необратимо. И то, что элю необратимо, ты понимаешь в той же пивной, когда твой истинный друг спрашивает: "И что же ты отвечаешь?"

Но это - потом... А сейчас:

- Уберем обязательно. Если требуется.

- Требуется, дорогой.

Это произносится на выдохе, после чего руководитель кадров немного кашляет - не в то горло попадает, но, в общем, проходит неплохо.

- Уберем. Кого только?

Брови в удивлении поднимаются. Не только в удивлении, но и в гневе. Пет, это нс гнев руководителя. Это отраженный гнев того, чье мнение передаст руководитель. Собственно, толь-ко сейчас вылезают ослиные уши всемогущего суфлера. Ох, об этом тоже следует поразмышлять! О том, что ничто не возни-кает само по себе, а всё уже есть, существует и проявляется од-новременно в разных местах, образуя (пропуская несколько колен) круговую поруку, безответственность и неразбериху.

Неясность повествования в неразрешимой сложности, запутанности предмета, имеющего, однако, и структуру, и развитие, и нервную силу, действующую под наркозом на подсознание.

Оставляешь размышления для будущего и заканчиваешь с разговором.

- ...Кого только?

- Этого.

И хозяина осеняет! Оказывается, он сразу понимает, кто имеется в виду под словом "этот". Еще до того, как руководитель заговаривает. Понимает еще до того, как пригубливает обкусан-ный край стакана. А может быть, это еще раньше до него доходит, когда только он отправляется туда-то и туда-то в экспедицию. Сидит в нем талант, истинный, безусловный, Богом данный, и талант этот тогда еще насыщает сознание ядом пони- мания, но хозяин, вопреки таланту, пытается побороть этот яд, ищет противоядия, но если яд таланта -- величина постоянная, то яд противоядия -- лишь временная мера.

И тут появляется страх. Как и скука, присутствует страх в твоей душе, иногда во взвешенном состоянии, иногда в осевшем, иногда еще как-то. Теперь уже та пивная поднимается, отлетает, отодвигается (как еще говорится?) в существующее не- бытие. Понятно? Для непонимающих: ведь небытие существует, иначе, куда же всё девается? Куда деваются легонькие, как пушинка, "нет" и скопище колючих, непроходимых, неправедно произнесенных "да"?

"Да" и "нет" не говорится, "черное" и "белое" нс называется.

Но... Анализа нет, отсутствует. Поступки совершаются один за другим, следуя привнесенному извне (и так далее), затем в результате равносильной приказу рекомендации существо изымается из специально для него оборудованного в институте чу-ланчика и несколько дней проводит в пространстве учрежденческого гарде-роба, где оно отменно справляется с довольно сложными обязанностями, то есть снимает с крючков номерки с дырочка- ми, вместо них вешает верхнюю одежду сотрудников и посетителей и даже пришивает оторванные петли, перевозится на ча-стную квартиру своего хозяина в городе (ибо имеется еще и дача) и в настоящее время лежит под входной дверью в прихожей, ожидая того, что должно произойти и одновременно все-ляя панический страх в хозяина, запершегося в ванной, страх, который все же вскоре выветривается, иссякает.

Взгляд того существа, взблескивающий из-под тоненькой кожицы век и проникающий из непостижимых глубин зеркала в самое сердце хозяина, угасает, и в стекле остается лишь одно, самое обыденное, отражение лица, худощавого и встревоженного, наполовину в мыльной пене, взбиваемой помазком в латунной и, следовательно, с вмятинами мисочке. Да, страх исчезает, как пар сходит с поверхности зеркала, и душу наполняет горячее волнение, всегда испытываемое при мысли о кумире, а именно он (в душе хозяина с большой буквы) стоит за этими событиями. Не руководитель, а кумир его устами говорит "нет". И это "нет" излучает (несет в себе) жар больший, чем от солнца, ибо жар этот есть восторг сердца.

Реальное "да" уступает место нереальному "нет", которое с момента произнесения (опубликования) становится реальностью, и именно это "нет" становится реальностью раньше, чем ты, хозяин, узнаёшь об этом и, значит, находишься невольно как бы в оппозиции к кумиру в течение всего срока собственного неведения, считая непреложной реальностью "да", но эта оппозиция вызывает пока что даже поддержку, одобрение. Ведь одной из своих ипостасей кумир - человек и знает, что чело-веческий разум в своем осознании действительно зависит от ор-ганов чувств, таких, например, как слуховой аппарат, пред-ставляющий из себя ушную раковину (она, кажется, так называется), какой-то там проход, какую-то там перепонку, чуть ли не барабанную, и так далее и тому подобное. Да и от времени человек находится в зависимости, и от расстояния. Опубликование "нет" растекается во времени, и это учитывает-ся и одобряется кумиром.