Привычка выживать (СИ)

- О, ты можешь забрать этот, - смеется Энни, не видя в себе той красоты, которую видят в ней другие. – На память обо мне, - добавляет она задумчиво и склоняет голову. – Мне не нужен мой портрет на память, я всегда могу вспомнить о себе, посмотрев в зеркало, но мне будет приятно, если ты будешь помнить обо мне.

Нет, Хеймитч не смущается. Он – суровый человек, победитель второй Квартальной Бойни, он криво усмехается и осторожно сжимает девушку в объятии, которым пытается выразить все, что хочет сказать. Конечно, она все понимает. За несколько дней постоянного общения Энни, выпадающая порой из реальности, успела забыть тот страх, который почувствовала, впервые за долгое время увидев понурого, заросшего, сильно постаревшего ментора Двенадцатого Дистрикта. Но именно ее влияние сделало Хеймитча вполне обаятельным для общения, более подтянутым, не таким заросшим, как обычно, трезвым и одетым, как нормальный человек. Ради Энни он даже убрал свою комнату, хотя девушке досталась комната Пита.

- А Джоанна куда-то уехала? – спросила Энни, впервые заходя в свои будущие покои.

Хеймитч удивился, но виду не подал. С того дня, когда Джоанну забрали, в комнате ничего не изменилось – небрежно разбросанные женские вещи, неубранная постель. Будто Пит, оставшись в одиночестве, заходил сюда только, чтобы переодеться.

Втроем они быстро убрали весь бедлам. После комнаты убрали и остальную квартиру, не позволяя Энни хвататься за швабры и веники, а потом Хеймитч взял на себя нелегкую ношу похода в магазин, чтобы юной гостье, кушающей за двух, было чем поужинать. В тот день Эффи задержалась у них до самой ночи, и уехала на такси, которое прислал за ней Плутарх лично. Все равно она была бесполезна, фыркнул Хеймитч. Смотреть на то, как задумчиво эта женщина созерцает половую тряпку, было выше его сил, пусть даже он сам был известным неряхой.

Пит решил устроиться на ночлег в своей пустой студии, Эбернети не настаивал на том, чтобы потом жалеть о присутствии соседа-переродка под боком. Энни не выглядела уставшей, но уснула мгновенно, попросив оставить открытой дверь в свою комнату. Не стоит и говорить о том, что мимо двери, да и в пределах квартиры мужчины впредь передвигались на цыпочках, а если вдруг приходилось ругаться друг на друга, то голос никто не повышал, все больше прибегая к намеренно эмоциональным жестам. Хотя, если бы уж совсем честным – ругаться никому и не хотелось.

- Неужели ты так скучаешь по Джоанне? – не удержался однажды Хеймитч. Энни уже легла спать после выматывающей прогулки.

Пит не ответил. В присутствие Джоанны его мучили кошмары. Он просыпался, смотрел в потолок, и успокаивался, ощущая рядом с собой тепло человеческого тела. Дыхание спящей (или убедительно делающей вид) Джоанны, убаюкивало его. Ее близость, ее постоянные сильные толчки под ребра и в печень, то, как она закидывает на него руки и ноги, или отбирает одеяло, или занимает больше места, чем положено, - во всем этом будто была единственная цель: доказать ему, что он не один, и что одеялом нужно делиться, даже если на него одеяла уже не хватает. Пит не рассказывает всего этого, но это очевидно. Бессонница преследует его. Едва только он закрывает глаза, как кошмары втягивают его в свой кровавый хоровод, становясь еще более убедительными, еще более жестокими. Большую часть того, что он нарисовал, он нарисовал по ночам без Джоанны. И то, что он нарисовал, лучше не показывать посторонним.

- Может, ты будешь выражать себя в своей выпечке? – спрашивает Хеймитч на полном серьезе, не сумев выдержать потерянного взгляда капитолийского переродка. Пит качает головой и с улыбкой просит ментора убраться.

На самом деле, Энни тоже не любит спать в одиночестве. После двух часов беспокойного сна на новом, непривычном месте, она просит Пита побыть рядом, и сжимает его руку своей маленькой рукой, и тихим голосом рассказывает о том, как сильно ей помогает теперь миссис Эвердин, и что вдвоем они воспитают настоящего мужчину, такого же сильного и уверенного, как Финник.

- Финник будет очень гордиться сыном, - говорит Энни с улыбкой и смотрит на Пита так, будто видит в первый раз. Голос ее меняется, улыбка тает на губах, и пожатие становится цепким. – Почему он наблюдает за нами, Пит?

Пит не чувствует в ней страха. Только напряженное любопытство. Озирается по сторонам, но, разумеется, не может никого увидеть.

- Кто он, Энни? – спрашивает осторожно.

- Президент Сноу, - просто отвечает Энни и садится в постели. – Это будет нашим с тобою секретом, Пит. Хорошо? – Пит неуверенно кивает. – Я вижу его за твоей спиной, Пит. У него в руках белая роза, иногда она выпачкана в крови. За спинами всех, кого я знаю, есть призраки. Маленькая Прим рядом с миссис Эвердин. За спиной Хеймитча – целая семья. Рядом с Джоанной я видела Финника, - вдавливает слабую улыбку. – Но ему нет места среди призраков, ведь он жив. Пит?

- Это будет наш с тобой секрет, - успокаивает ее Мелларк, разглаживая спутавшиеся рыжие волосы.

На целую неделю их всех, с их демонами и болезнями, припадками, приступами и призраками, оставляют в покое. Затем разрешают навестить Джоанну Мейсон, и Пит стоически выдерживает все попытки Хеймитча заявиться в больницу вместе с топором и устроить Мейсон кровавые проводы. Единственное, что несколько снижает ее долг перед всей страной в глазах Хеймитча – так это новость о том, что Китнисс Эвердин жива. Во время прогулки, которую они втроем уже привыкли устраивать перед сном, Хеймитч хлопает себя по лбу.

- Энни вернулась сюда вместе с миссис Эвердин, так? Но саму мамочку мы не видели. Значит, она с дочерью. С живой дочерью, - глаза Эбернети сияют даже в темноте.

Пит, до этого погруженный в свои собственные мысли, касающиеся больше рассказа находящейся под действием наркотика Джоанны, слабо восхищается аналитическими способностями своего бывшего ментора. – Она вполне может помогать шить для Китнисс похоронный саван, - и отворачивается, чтобы продолжить смотреть в темноту.

Затем идиллия окончательно рушится. Следует приглашение Плутарха, их навещает мама Китнисс, которая и прежде не отличалась разговорчивостью, а сейчас вообще будто язык проглотила. Хеймитч не решается спрашивать у нее, подозревая, что расспросить можно будет лично Плутарха, находящегося в курсе происходящего. Энни остается в квартире не в одиночестве, но только эта новость может условно считаться хорошей. Нахождение в квартире Плутарха Эффи не нравится ни Питу, ни Хеймитчу, в ходе разговора вскрывается то, что Пит уже знаком лично с внучкой мертвого президента, и эта новость не нравится ни Плутарху, ни Хеймитчу. Под занавес неудачного дня объект их спора появляется лично, и Хеймитч по дороге домой устраивает для Пита допрос с пристрастием.

- О чем ты только думаешь?! - мрачно спрашивает он молчаливого переродка.

- О том, что я не знаю, как учат рисовать, - как на духу выкладывает тот и повисает неловкая пауза.

- Тогда, может, ты знаешь, что происходит? – с не меньшей мрачностью спрашивает Хеймитч, но разочаровывается, видя очевидное замешательство своего собеседника. – Тогда подумай о том, как будешь учить ее рисовать. А я подумаю о том, почему меня не пускают к Китнисс.

Миссис Эвердин впервые остается в их квартире до утра, ложится в спальне с Энни, дожидается, когда Хеймитч вместе со своими хрустящими суставами доползет до своей комнаты, и появляется на кухне, на которой Пит карандашом пытается нарисовать на салфетке шарж на Плутарха. Он не удивляется, видя эту поникшую женщину, но удивляется ее просьбе.

Миссис Эвердин просит его написать ее портрет.

Ее не смущает неподходящее освещение и ограниченное время. Ее не смущает ничто из происходящего, она присаживается на предложенный стул и смотрит на художника прямо и чуть вызывающе. Она не собирается молчать, но она не желает, чтобы ей отвечали. Пит видит все это по ее сосредоточенному лицу, по тому, как она наблюдает за ним. Он чувствует если не ненависть, то ее раздражение, и решает помалкивать и ждать, что произойдет позже. В последнее время его вынуждают действовать по одной и той же схеме. Плыть по течению и не сопротивляться.