Сталинка (СИ)

- У того, кто твоего деда повесил, такая же на шапке была. - И указала скрюченным пальцем на звезду.

- Я же в армии служил, а то бандит был! Бандит! Мало ли с кого шапку снял?

- Ты его нашёл?

- Кого? - Растерялся Михаил.

- Бандита того.

Нет, не такой представлялась ему встреча с бабушкой. И слова матери о её строгом нраве, оставались только словами. Бабушки они есть бабушки! Он знал некоторых, бывая у друзей ещё до армии. Но сейчас своей бабушке ему ответить было нечего. И он молчал. А она, не сказав ни слова, вернулась в дом.

Михаил вошёл следом. На столе накрытые полотенцем пироги. Вазочка с сахаром.

- Садись. Чаем с пирогами напою.

И предупредила, что бы навещая соседей и родственников, в Корсаково особенно о матери не распространялся. А лучше помалкивал. Вот, мол, отслужил, приехал навестить бабушку. Сам себе голова. И всё на этом.

Принимали молодого, стройного солдата в домах Корсакова нарасхват, но одну встречу и разговор Михаил, потом не раз пересказывал друзьям.

Сидя за накрытым столом в доме материной тёзки и своей тёти Евдокии, по местному - Дуси, слушал рассказ о том, какой невероятной силой владел отец его бабушки Агафьи, то есть его прадед.

- Так вот, не поверишь, - хвасталась тётя, - чего уж там твой прадед Ефим не поделил с Фролом из крайнего дома, только подхожу к ним и вижу, Ефим красный, да сердитый, а Фрол хитро так щурится. Я в ту пору совсем малолетка, а Ефим в преклонном возрасте.

- Ладно, - слышу, говорит Фрол, - коли твоя возьмёт, отдаю тебе сбрую, что у цыгана в том году сторговал. А если правда на моей стороне, ты мне свою рыбацкую оснастку в полной экипировке.

- Ну, сам понимаешь, спор не шуточный. Слушаю и ушам своим не верю. Что за муха их укусила? И тут твой прадед срывает шапку с Фрола! Я так и ахнула! Ну, думаю, драки не избежать. А он вразвалку так подходит к углу их сруба. Сам не высок, в плечах широкий, ноги крепкие. А ладони, будто и не видели крестьянского труда. Красивые, по виду нежные. Но мы-то знали, силён, ох, силён, чёртушка! Но такого, что мне увидеть довелось, представить невозможно.

- Случилось-то что, тётушка? - не вытерпел Михаил.

- Так подошел Ефим к срубу Фрола, приподнял третий снизу венец, и сунул в щель шапку, что с головы Фрола снял.

- Ну, слышал я эти сказки. Это, понятное дело, преувеличение. Придумали местные, чтобы хвастаться, какой среди них силач жил.

- Ну не скажи! - обиделась тётя Дуся. - На мои глаза свидетелей не надо!

- Нет, я ничего против того, что Ефим силой превосходил своих соседей, не имею. Даже приятно, он же мой прадед! Но, чтоб угол сруба приподнять? Сами подумайте?

- А чего тут думать? Пошли, сам увидишь. Дом Фрол потом достроил. А шапка так там и осталась.

На окраине посёлка остановились у крайнего дома. Тётя Дуся помахала рукой напротив окна, что в улицу выходит, мол, гости к вам.

В самом деле, брёвна законопачены паклей, но на углу дома, между ними можно рассмотреть какой-то кусок совсем не похожий ни на паклю, ни на мох. Вроде бывший когда мехом, то есть меховой шапкой.

- А что же Фрол шапку не достал?

- Спробуй, достань. - Усмехнулась тётя Дуся.

На следующее утро Михаил возвращался в Красноярск. Желая щегольнуть новенькой формой и воинской выправкой, направился в гости к своему дядьке Геннадию Кузьмину.

Осень тысяча девятьсот семьдесят третьего года в Красноярске стояла на удивление сухая и тёплая. Татьяна собралась в гости к сестре Галине. Открыла входную дверь и услышала:

-Не закрывайте. Я к вам... в гости к вашим соседям.

На ступеньках стоял подтянутый русоволосый, голубоглазый парень и улыбался ровными белыми зубами.

-Вот отслужил и теперь навещаю родственников. - Одернул обтягивающий стройную фигуру китель, прикоснулся к козырьку фуражки. - Я к Кузьминым. А вы... - И опять блеснул в улыбке белоснежными зубами: - Это с вами мы по этой лестнице с того краю спускались? - кивнул на выступающие за перила края ступеней.

-Да.

А ещё через год осенью тысяча девятьсот семьдесят четвёртого года Михаил и Татьяна отпраздновали свадьбу. Следующая осень подарила Татьяне и Михаилу сына, которого папа ещё до его рождения звал "Мишечка маленький", ну, раз уж сам он Миша большой. Поэтому вопрос о выборе имени не возникал. Старшего сына Татьяны звали также как его отца - Михаилом. Первая часть пророчества слепой гадалки сбылась.

Глава 18 Двадцать лет спустя

Спокойно почитать за кухонным столом - не часто удаётся. А сегодня мать унесла младшего брата в больницу делать прививку. Отец на работе. Так что можно читать и жевать совершенно спокойно. Нет, против Лёхи Миха ничего не имел, хотя когда у тебя в тринадцать лет появляется младший брат... то это как-то немного слишком. Миха так и заявил родителям, когда они ему сообщили "радостную" весть. Но это когда было? А теперь совсем другое дело. Теперь ему почти шестнадцать, взрослый человек! Мишка читал и жевал булочку с чаем, когда за окном вдруг потемнело. Дочитал страничку, поднял глаза:

-А-а-а... это что такое? - спрашивать самого себя - бесполезное дело, когда перед кухонным окном плывут клубы чёрного дыма, а вот и красный хвост пламени метнулся. Этаж четвёртый! Крыша горит? И тут вспомнил: на балконе у них мешок сухарей насушен, ещё какие-то запасы у матери и старые покрышки от отцовской "Нивы"! А он там тополиный пух жёг! Все эти мысли промелькнули в мгновенье ока. Открыл кран холодной воды, схватил пустую кастрюлю, набрал до краёв, кинулся на балкон, потом подставил ведро, пока выплёскивал кастрюлю, наливалось ведро. Бегал как заводной. Наконец пожар потух. На балконе противно воняло жжёной резиной и горелыми сухарями, а под окном стали появляться соседи.

-Всё нормально! - крикнул сверху. - Тут пух тополиный... был.

Осталось навести порядок до прихода родителей. Вынести с балкона на мусорку обгоревшие сухари и покрышки. Но сначала убрать ведро и кастрюлю.

-О, чёрт! Теперь потоп! Самое то, после пожара!

Оставленная в раковине под открытым краном кастрюля, плотно закупорила слив, и вода текла через край на пол. А поскольку кран во время пожара он открыл на всю катушку, то теперь на полу кухни воды набралось по щиколотку.

-Ликвидируем потоп.

Мокрый и закопченный Мишка, дотащив до мусорки последнюю охапку какого-то обгоревшего на балконе тряпья, вернулся домой, осмотрелся - вроде полный порядок. Осталось самому помыться.