Вопросы

– Яблоки возьми! – Рига протянул ей пакет с фруктами, которые нес Тане, развернулся и пошел по коридору в обратную сторону.

Илона с восхищением наблюдала за его стройной, тонкой фигурой.

Спустившись на первый этаж, Рига без стука вошел в кабинет лечащего врача.

– Что скажете?

– Состояние нормализуется.

– Что?! Какого черта ты мне лапшу на уши вешаешь? Я похож на обычного, блядь, родственника? На какого-то тупого лоха?! Если она сбежит, я вас всех порешу – без всякой истории болезни! 

– Она хочет бежать?

– Я – доктор?! – возмутился Рига. – По-твоему, я ее доктор?!

– Понял, понял! – тот вскочил из-за стола. – Мы увеличим дозы транквилизаторов. У нее депрессия. Ей надо успокоиться, расслабиться. Это пройдет. Вы не волнуйтесь так.

– Ты не меня лечи, а больных своих! А то я вашу дурку взорву к черту – у меня другие методы!

Доктор снова закивал. Заверил Ригу, что приложит максимум усилий.

С того дня Таня почувствовала сонную, непроходящую замедленность. Пропало желание не то что бежать, а вообще шевелить ногами и руками. Она лежала, смотрела в белый потолок и не думала ровным счетом ни о чем. Засыпала – и не видела снов. Просыпалась – и не чувствовала себя живой.

Однажды пришел Дим, но она не могла ничего ему ответить. Понимала его, но не знала, что можно сказать. Нужно было думать, а думать не хотелось, и Таня молчала. Он сидел долго. Тоже молчал, но никак не мог уйти.

Через неделю ее выписали. Она не обрадовалась и не огорчилась. В больничном дворе встретил Руст, усадил заботливо в машину. Покосился с тревогой в ее сторону.

– Как ты?..

– Хорошо.

– Ничего не болит?

– Нет.

– Хорошо кормили?

– Хорошо.

Поняла, что едут в «Фортуну». Куда же еще? Замелькали знакомые повороты улиц, показалось побережье вдали.

– Ну, вот. Будешь теперь загорать и купаться, – сказал Руст, и голос его почему-то дрогнул.

– Буду, – улыбнулась Таня. – Спасибо, Рустам…

         Никто не знал, чем все закончится. И меньше всех – Дим. Первым из «Фортуны» решил ехать Смол.

– Тут улеглось, я вижу, – сказал Риге. – А у меня дела в столице.

– Какие дела?

– Личные мои дела, расслабься.

– Если я расслаблюсь, меня, знаешь, как натянут?

Смол рассмеялся. Положил руку на плечо.

– Прав. Но я, серьезно, по личным делам еду. Мы намутили немного – пусть все осядет.

Обнялись с Ригой. Макс посмотрел косо, промолчал. Не шла из головы та ночь, когда они ждали Ригу. И сам чувствовал, что – помня об этом – долго не протянет. С другой стороны, Рига выжил, и все должно было остаться по-прежнему.

Руст тоже ходил как потерянный. А когда Макс дернул его в шутку, на побережье, только ощетинился:

– Не нравится мне все это.

– Вода в море не нравится?

– И вода в море тоже.

– Чего ж не бежишь?

– Подальше от моря?

– Ну.

– Пробовал. Везде одно и то же. Я и в горах был.

– И что?

– Спустился.

У всех пацанов, пришедших в сеть, был примерно один путь. И то, что они все шли этим путем, делало их похожими в чем-то друг на друга – решительными, бескомпромиссными, рисковыми, жесткими и бесстрастными людьми. Но, несмотря на все, что делало их «бригадой», это были совершенно разные люди, и причины, которые  вывели их всех на один общий криминальный путь, были различны. Макс видел, что Руст близок ему, что мучится и переживает точно так же, как он сам, что он не такой, как Смол – с его едкой и холодной расчетливостью. Но в то же время, если Рига и Дим пойдут друг против друга и начнется новый передел, то и они с Рустом тоже пойдут друг против друга, а со Смолом, едва не пристрелившим его в степи, окажутся в одной команде.

Руст словно прочитал его мысли:

– Теперь от нее все зависит…

От нее?

Таня, привыкнув к действию антидепрессантов, отказывалась реагировать на происходящее. Дим надвинул козырек кепки на самые глаза – не видеть бы ничего вокруг! Он не спас ее, не уберег, не обезопасил ее жизнь, не защитил ее психику. Если бы не Рига, она вообще была бы уже мертва.

Но Дим еще сомневался. Еще надеялся. Еще искал в ее взгляде хоть намек на прощение. А ее взгляд оставался пустым, холодным, мертвым, остекленевшим.

Рига приблизился к Тане, сидящей на скамье с книгой в руках. Тени от деревьев падали косо, и страницы, отражая солнечные лучи, слепили глаза. Таня, в широкой соломенной шляпе и длинном льняном платье, закрывающем ноги по самые щиколотки, сидела неподвижно и смотрела в раскрытую книгу. Плечи ее были худы, и выпирающие кости делали ее такой хрупкой, словно ее жизнь была ненадежно устроена, и сама она являлась какой-то временной, искусственной, непрочно собранной конструкцией. 

– Читаешь? – Рига сел рядом.

Она молчала.

– Солнце не мешает?

Ответа не было.

– Что ты читаешь?

– Когда ты едешь? – она закрыла книгу и опустила ее в траву у своих ног.

Рига растерялся.

– Не знаю еще. Я не могу оставить тебя в таком состоянии.

– Я хорошо себя чувствую.

– Мне жаль, что ты увидела то, что увидела, – произнес он.

– Я знала об этом и раньше. Знала, что и ты, и Дим убиваете, торгуете наркотиками, подкупаете закон. Просто меня это как бы не касалось. Но и меня – тоже, как всех…

– Что «тоже»?

Рига смотрел пораженно. Не находил в ее взгляде ни страха, ни сожаления – полнейшее равнодушие. И ничего больше.

– Не бывает исключений.

– Я люблю тебя, – сказал он вдруг. – Люблю больше, чем раньше. Сам удивляюсь, что такое возможно. Так люблю, что не могу жить без тебя. Ты понимаешь?

– Понимаю.

– Я жду, что ты решишь что-то, – перебил Рига.

– Ты меня спас и хочешь взять себе? Или Дим тоже меня спас?

– Я не хочу снова расставаться с тобой, – ответил он на это. – Мне нет дела до Дима.

Говорил, а сам чувствовал, как его слова падают в глубокий колодец, а эхо, которое раздается оттуда, искажает их в ее нездоровом восприятии еще больше.

Она пожала плечами.

– Делайте, что хотите. Бросайте жребий. Я ничего не хочу. Ничего не чувствую. Мое счастье в «Фортуне» закончилось.

Рига опустился к ее ногам и обнял колени.

– Клянусь, что никогда – никто – не причинит тебе боли, если ты останешься со мной.

Таня погладила рукой его вьющиеся волосы.

– Не клянись, Рига. Ты самого себя не знаешь.

А вечером ужинали втроем. Так захотел Дим. Впервые они остались все вместе – сидели за столиком в одном из залов ресторана, который освободили специально для Дима.

Таня была в темном вечернем платье, узком, с высокой горловиной, подчеркивающей ее заострившиеся черты лица. Рига – в белом льняном костюме, а Дим – как обычно – в темно-синей джинсе, выбиваясь из торжественности прощального вечера. Но торжественность все равно звенела в бокалах. И только одно оставалось непонятным – какие события предвещало это торжество.

Дим снова налил шампанского и взглянул на пузырьки, подняв бокал к свету.

– Давайте выпьем за нашу Таню…

Она улыбнулась. Тоже подняла бокал.

– За окончание передела с Дави, за спасение и за наше прощание…

– Мы прощаемся? – спросила она.

Рига отставил бокал и пристально взглянул на Дима.

– Что это значит?

– Это значит… много чего. Больше всего на свете я боялся потерять Таню, ты знаешь. Я готов был на все, чтобы не допустить этого. Я сделал все, чтобы ее не потерять. Но я ее потерял. Сам вижу, что прежнего уже нет и не будет.

Дим на миг закрыл глаза.

– Поэтому я уезжаю.

– Ты уезжаешь? – поразился Рига.

– Да.

– А… сеть?

– Сеть… и все документы, сделанные для Дави, – теперь твои. Сеть должна быть одна, ты же понимаешь.

– А…

Он хотел спросить о Тане.

– Не знаю пока, чем займусь, – сказал Дим. – Чем-то простым. Мне нужно подумать, отвлечься. Однажды я уже бежал от сети и вернулся к ней. Теперь постараюсь не возвращаться.