Вопросы

– Таня! Ты не узнаешь меня?

Он отступил.

– Таня! Нужно уходить отсюда. Иначе мы погибнем.  

– Я не хочу больше жить.

Смерть, такая близкая, такая желанная, уже светилась в ее глазах.

– Я не хочу жить!

Рига, успев оценить ее состояние, понял, что спасти ее можно только силой. Возможно, психика ее пострадает от этого еще больше. Но психика, как и пальцы, – это еще не вся жизнь. Рига приблизился.

– Нет! Нет! – закричала она. – Не подходи ко мне!

– Нужно бежать, Таня!

Взорвался балкон, и крыша загорелась ярче. Клубы дыма уже валили в комнату. Тело Дави на полу оставалось неподвижным.

Таня вдруг стала бить рукой в стекло, словно не замечая решетки на окне. Стекло треснуло, но не раскололось. Рига шагнул к ней. И она снова закричала.

Он остановился, опустив руки. Вдруг мелькнула мысль – умереть здесь с ней, как хотел умереть Дави. Она, ради которой он вмешался в этот передел, не хочет признавать его победителем, не хочет видеть в нем своего спасителя, не хочет вообще его видеть. Чем не подходящий повод умереть?

Рига сел в кресло, наблюдая, как пылают шторы на окнах. Отчаяние, охватившее его, вмиг разгорелось сильнее пожара, пожирающего дом Дави. Внизу загремело, и он понял, что лестница вот-вот рухнет.

Рига сидел неподвижно, вдыхал удушливый дым и впервые в жизни чувствовал себя абсолютно беспомощным перед лицом рока.

Вдруг в дверном проеме возник еще один человек. Дим, появившись неожиданно, шагнул в комнату. Таня перевела на него безумный взгляд, покачнулась и упала на пол. Дим взял ее безвесное тело на руки и пошел к двери.   

Рига продолжал сидеть и молча смотреть ему вслед.

– Рига? – обернулся Дим с порога.

Тот молчал и не двигался. Сам понимал, что ни до этого, ни после – если только переживет этот миг, – его жизнь не покажется ему такой бессмысленной, как сейчас, в дыму этого пожара.

– Рига?

Остаться? Сдаться? Уступить Таню Диму? Уступить ему сеть? Уступить свою жизнь року?

– Иди. Сейчас все рухнет.

– А ты?

– Я покурю еще…

Дим остановился. Прислонился спиной к стене.

– Тогда останемся все вместе.

– Иди, Дим! Каждая секунда на счету!

– Я никуда не пойду.

На глазах Риги выступили слезы, смывая черноту. 

– Я не ожидал, что она так испугается, увидев меня.

– Так она и мне не рада – в обморок рухнула. А ты сейчас вообще неважно выглядишь, – кивнул Дим.

– Усталый вид?

– Круги под глазами.

Рига поднялся и пошел за Димом. К выходу они уже бежали, внизу – один за другим – грохотали взрывы, отрывая доски и дробя стены на кирпичи.

Бежали, пока здание не осталось позади на безопасном расстоянии. На повороте увидели своих ребят. Руст подхватил Таню на руки и уложил на заднее сидение авто.

Все оглянулись на пылающий вдали пожар.

– Лес может загореться, – заметил Руст.

– Ничего ему не сделается. Пусть выгорит немного, – сказал Смол.

Рига тяжело дышал, не в силах совладать со своим сердцем, сбившимся с привычного ритма.

Следующее утро в «Фортуне» было тихим. Похоже, в «Фортуну» вошла сама смерть – ее дыхание было холодным и торжественным.

– Похороны повредят «Фортуне», – Смол отозвал Дима в сторону.

Дим посмотрел так, словно не понял его.

– Погиб мой друг.

– Я знаю.

И Смол отошел.

Доктор, осмотревший Таню, не нашел ничего, что угрожало бы ее жизни. Оценить ее психического состояние он пока не мог, но Таня открыла глаза и приветливо улыбнулась.

– Вот я и дома.

У всех отлегло от сердца. Рана на руке стала заживать, врач сменил повязку: тревожных симптомов не было.

Рига, вымывшись и одевшись в черный костюм, снова казался тонким, хрупким и изящным существом, сошедшим с гравюр прошлых веков. Таинственный воин, посланец света или посланец смерти. Его каштановые волосы блестели и струились в лучах солнца.

Рустам косился на него с опаской: где-то осел в подсознании хруст лицевых костей того парня под каблуком Риги, где-то растеклась в памяти пролитая кровь и никак не высыхала. Макс тоже поеживался, подняв воротник рубахи. Всем нелегко дался этот передел. Лицо Смола словно обветрилось и застыло от напряжения. И Макса мучила мысль о том, что Смол, поддерживая Ригу, желал ему смерти, и, значит, продолжал представлять для него угрозу. Но поговорить об этом с Ригой прямо Макс не мог: вышло бы, что он копает под Смола.

Тихий день в «Фортуне» звенел изнутри напряжением. Около полудня прибыли на кладбище. Ветер рвал волосы и черные очки с лиц. Ребята стояли тесно, обступив гробы с телами погибших.

Ветер качнул Ригу вперед. Как тогда – к толпе чеченов, налетевших на «Фортуну». Только теперь говорить Риге было еще тяжелее. 

Дим, держа бледную Таню за руку, стоял рядом с гробом Глеба-Фуджи. Она смотрела куда-то в сторону, иногда – на свою раненую руку, иногда – вдаль, поверх голов ребят. На ее щеках была разлита сероватая бледность, которую не могли сорвать порывы резкого ветра.

– Мы прощаемся сегодня с нашими друзьями, с нашими братьями. Но я хочу сейчас… сказать всем, кто остался в живых. Мы выстояли. Мы выжили – только потому, что никто из нас не предал, не продал своих друзей. Мы выжили потому, что были вместе. И ребята, которые погибли, погибли за нас – за всех, кто сейчас их хоронит, за меня и за Дима, и за нашу Таню. Вы все получите хорошую награду – передел завершился в нашу пользу. Но если бы мы воевали за эту награду – неизвестно, чем бы закончилось. Если бы я мог, я отдал бы свою жизнь за Глеба, а Смол – отдал бы за меня. Это главное. И этого не купить ни за какие деньги!

Я хочу извиниться перед всеми, кого я обидел в эти дни, в этих схватках,  и особенно – перед теми, чью жизнь не сумел сберечь. Прости меня, Глеб-Фуджи, – Рига опустился на колени. – Ты встретил меня в столице, как брат. Благодаря тебе, я собрал свою бригаду. Благодаря тебе, я удержал столичную сеть. Но самое главное – благодаря тебе, я пережил разлуку с самой прекрасной девушкой на свете.

Земля тебе пухом, Глеб! Спите спокойно, пацаны. Мы позаботимся о ваших семьях и ваших близких. Ваши дети выучатся, а матери не будут просить милостыню. Это все, что в наших силах…

Рига поднял глаза к небу. Парни за его спиной шмыгали носами. И вдруг послышался хохот. 

Все оцепенели. В первый миг показалось, что это крик раненой птицы, занесенной порывом ветра на кладбище. Парни стали оглядываться.

Таня заливалась то ли смехом, то ли плачем. 

– Глеб-Фуджи? Вы его… хороните? Уже хороните?

Дим сжал ее руку, но она вырвалась, бросилась к гробам.

– Игорь?

По мере того, как она узнавала убитых, ее сознание не прояснялось, а мутнело еще больше. Она перестала смеяться, но вдруг вскрикнула, глядя на дно одной из могил.

– Убери ее! – крикнул Рига Диму.

– Дави смотрит на меня! – зарыдала вдруг Таня. – Он смотрит на меня из могилы! Ему было больно, когда он очнулся. Больнее, чем мне. А мне не нужны мои пальцы…  

Те, кто стоял ближе к Тане, попятились. Дим схватил ее за плечи, оттаскивая от могил. Она стала упираться. Подскочил Руст. Наконец, Таню усадили в машину и отправили в «Фортуну».

Ее неожиданный припадок наложил на все отпечаток холодного ужаса.

– Ее в больницу надо было – на обследование, а не сюда тащить, – заметил Макс Риге.

Рига мотнул головой. Непонятно, что хотел сказать. Наверное, что не он это решает.

К вечеру все были пьяны до такой степени, что реальность ушла за горизонт. Сгорела в том лесном пожаре.

– Хотели напиться с Глебом… потом, после всего. И вот – за упокой его души пьем, – Дим опрокинул очередную стопку.

Не было сил думать. Жизнь в «Фортуне» входила в обычную колею. К ночи приехали гости из столицы, услышав о благополучном завершении передела. И даже были рады халявному банкету – за помин души тех, кого они не знали. Дыхание опасности, еще не рассеявшееся над  «Фортуной», подзадоривало приезжих. Почему-то посторонним людям хотелось быть причастными к риску, к разборкам и кровавому переделу, но причастными – понарошку, не всерьез, ненадолго, как бы играя.